Метод Сократа: Искусство задавать вопросы о мире и о себе

Фарнсворт Уорд

Самоиндуцированная апория. В этой книге метод Сократа рассматривается с точки зрения пользы для вашего образа мысли. И то, как Сократ рассуждает об апории, в полной мере соответствует такому подходу. Апория – отнюдь не ловушка, в которую он заманивает других, сам оставаясь поодаль. Он попадает в нее и сам, а затем делит свое ощущение с окружающими.

Менон, 80c

СОКРАТ. Ведь не то, что я, путая других, сам ясно во всем разбираюсь – нет: я и сам путаюсь, и других запутываю.

Хармид, 169c

СОКРАТ. Мне показалось, что Критий, услышав это и видя меня недоумевающим, под воздействием моего недоумения сам оказался в плену подобных же сомнений, как те, кто, видя перед собой зевающего человека, сами начинают зевать.

Если Сократ заражает других своей реакцией на апорию, то откуда у него взялась эта реакция изначально? Ее истоки – в испытании себя.

Растраченная впустую

апория. Речи о добрых плодах апорий обычно ведет сам Сократ, а не его собеседники. Они, как правило, не благодарят его за помощь. Правда, иногда апория приводит к дружескому согласию относительно целесообразности дальнейшего обучения [174] . Однако чаще собеседники отходят в сторону, сменяясь другими, или же вообще убегают [175] . Какой вывод следует из этого сделать? Скорее всего, апория есть хрупкая вещь, которую легко упустить [176] . Она с легкостью ускользает и забывается. Энергия, создающая апорию, потребуется еще и для того, чтобы поддержать ее на плаву и извлечь из нее пользу. И если вы видите, что Сократ отзывается об апории положительно, а его собеседник чурается ее, не пользуясь предоставляемыми ею благами, то просто напомните себе: подлинную выгоду апория приносит вовсе не оппонентам Сократа. Настоящий выгодоприобретатель здесь – читатель платоновских диалогов [177] .

174

Лахет, 194a–b.

175

Горгий, 461b, Евтифрон, 15e.

176

Szaif, Socrates and the Benefits of Puzzlement, р. 43.

177

Szaif, Socrates and the Benefits of Puzzlement, p. 42–43.

13

Сократические блага

Но зачем это все? Вот какой вопрос мы рассмотрим в новой главе. Большинство людей, интересующихся философией, если не считать профессиональных ученых, обращаются к этому предмету потому, что сталкиваются с проблемами в своей жизни или мыслях. Они ищут идеи, способные им помочь. Ни Сократ, ни Платон (если их вообще можно отделить друг от друга) поначалу не кажутся многообещающими кандидатами в помощники в подобных делах. Действительно, многие философы вообще не претендуют на то, чтобы предлагать что-то обычному человеку, – но Сократ не из их числа. Его интересует то, как жить хорошо, а также забота о душе. Более того, он считает эти проблемы универсальными. Однако сократический метод не отвечает запросам большинства людей. Он не обещает поднять настроение. Он не сулит богатства и популярности, а скорее даже наоборот. И, похоже, за прошедшие столетия он даже не сформировал коллективного единодушия в этических вопросах. Хотя человеческому разуму требуется внутренний Сократ, у него уже есть вполне сложившийся анти-Сократ, который усердно убеждает в том, что философия – пустая трата времени и лучше заняться каким-то более полезным делом. Так чего ради нам вообще думать о Сократе и его методах? Есть ли на то подлинно сократическая причина?

Сократические блага. Ответ подскажет один из самых знаменитых платоновских отрывков – аллегория пещеры. Хотя эту часть «Государства» Платон, вероятно, написал уже во второй половине своего творческого пути, она тем не менее способна расширить наше понимание сократического метода.

Аллегория начинается с изображения людей, заточенных в пещере. Каждый из них на всю жизнь прикован к одному и тому же месту, и потому смотреть может только вперед. За спинами узников горит огонь, который бросает свет на сидящих в пещере и на каменную стену перед ними. Между этим импровизированным экраном и заключенными проходят люди, которые держат в руках фигурки людей и животных. Тени от этих статуэток падают на стену перед глазами сидящих; игра теней – единственное, что они наблюдают. Сократ просит Главкона представить, каково было бы одному из узников, если бы его вдруг освободили от оков и он вышел бы из пещеры через проход в дальнем конце. Сократ начинает:

Государство, 514d–517a

– Когда с кого-нибудь из них снимут оковы, заставят его вдруг встать, повернуть шею, пройтись, взглянуть вверх – в сторону света, ему будет мучительно выполнять все это, он не в силах будет смотреть при ярком сиянии на те вещи, тень от которых он видел раньше. И как ты думаешь, что он скажет, когда ему начнут говорить, что раньше он видел пустяки, а теперь, приблизившись к бытию и обратившись к более подлинному, он мог бы обрести правильный взгляд? Да еще если станут указывать на ту или иную мелькающую перед ним вещь и задавать вопрос, что это такое, и вдобавок заставят его отвечать! Не считаешь ли ты, что это крайне его затруднит и он подумает, будто гораздо больше правды в том, что он видел раньше, чем в том, что ему показывают теперь?

– Конечно, он так подумает.

‹…›

– Тут нужна привычка, раз ему предстоит увидеть все то, что там, наверху. Начинать надо с самого легкого: сперва смотреть на тени, затем – на отражения в воде людей и различных предметов, а уж потом – на самые вещи; при этом то, что на небе, и самое небо ему легче было бы видеть не днем, а ночью, то есть смотреть на звездный свет и Луну,

а не на Солнце и его свет.

– Несомненно.

‹…›

– Обдумай еще и вот что: если бы такой человек опять спустился туда и сел бы на то же самое место, разве не были бы его глаза охвачены мраком при таком внезапном уходе от света Солнца?

– Конечно.

– А если бы ему снова пришлось состязаться с этими вечными узниками, разбирая значение тех теней? Пока его зрение не притупится и глаза не привыкнут – а на это потребовалось бы немалое время, – разве не казался бы он смешон? О нем стали бы говорить, что из своего восхождения он вернулся с испорченным зрением, а значит, не стоит даже и пытаться идти ввысь. А кто принялся бы освобождать узников, чтобы повести их ввысь, того разве они не убили бы, попадись он им в руки?

– Непременно убили бы.

Эту аллегорию интерпретируют по-разному; чаще всего в ней видят иллюстрацию платоновской теории идей [178] . Я привожу ее здесь с гораздо более скромным намерением: мне хотелось бы подчеркнуть ценность философского прогресса – вопреки только что отмеченному неуважению к нему. Выход из пещеры не удовлетворяет никакой осязаемой потребности, мучающей узников. Они не становятся веселее или благополучнее в житейском смысле. Однако мало кто из тех, кто размышляет об этой аллегории, предпочел бы оказаться на их месте и остаться в пещере, имея возможность покинуть ее. Назовем выход из пещеры сократическим благом – это нечто такое, что не имеет особой ценности в глазах тех, кто его лишен (или ему вообще приписывается отрицательная ценность), но, будучи обретенным, оно становится дорогим и ценимым.

178

См., например: Goldstein, Plato at the Googleplex, р. 382–385.

Ignoti nulla cupido. Отсутствие стремления к сократическому благу приводит к порочному кругу: как раз из-за того, что у вас его нет, вы не понимаете, зачем оно вам требуется. Вы просто не представляете, что теряете. В одном из фрагментов Сократ высказывает эту мысль предельно четко:

Пир, 204а

Ведь тем-то и скверно невежество, что человек и не прекрасный, и не совершенный, и не умный вполне доволен собой. А кто не считает, что в чем-то нуждается, тот и не желает того, в чем, по его мнению, не испытывает нужды.

Нелегко бывает убедить других, а порой и себя, в том, что подобные блага существуют и стоят вложенных усилий. В ситуации с сократическими благами элементарно отсутствуют причины, которые обычно заставляют нас желать чего бы то ни было. Изучавшие Сократа не раз возвращались к этому вопросу. Монтень, например, пишет:

Точно так же обстоит с познанием себя. Каждый думает, что в этом отношении у него все в порядке, каждый думает, что отлично сам себя понимает, но это-то и означает, что решительно никто о самом себе ничего не знает, как показал Сократ Евтидему у Ксенофонта [179] .

179

Hazlitt, ed., Essays of Montaigne, book 3, p. 390. (Рус. пер.: Монтень М. Опыты. – М.: АСТ, 2020. Книга 3. Глава XIII. С. 715. – Прим. ред.) Интересно, однако, что Монтень ссылается не на Платона, а на «Воспоминания о Сократе» Ксенофонта (4.2.24).

Ему вторит Кьеркегор:

Но кто думает о том, что этот мир, смущенный всей этой наукой, нуждается в Сократе! Естественно, если бы кто-то один, и в особенности если бы многие думали об этом, – он был бы нужен меньше. То, чего более всего не хватает в заблуждениях, – это всегда то, о чем менее всего подозревают, – это, впрочем, очевидно, ибо думать об этом – уже значило бы это обнаружить [180] .

О том же, по сути, рассуждает и Милль:

180

Kierkegaard, Sickness Unto Death, p. 149. (Рус. пер.: Кьеркегор С. Болезнь к смерти. – М.: Академический проект, 2014. С. 109. – Прим. ред.)

Польза, приносимая [логикой], состоит в том, что вы освобождаетесь от недостатка, о котором ни один человек, обладающий им, даже не догадывается. ‹…› Поэтому тех, кто не знает логики, невозможно заставить постичь ее пользу. Либо они и без нее рассуждают правильно – и если так, то она им вовсе не нужна; либо из-за незнакомства с нею рассуждают неправильно, но никогда не узнают об этом недостатке, пока не избавятся от него [181] .

Овидий по-своему выразил эту идею: по его словам, ignoti nulla cupido (неизвестного не желают) [182] . Какое бы выражение ни обретала эта идея, она говорит о наличии огромного препятствия, блокирующего путь к мудрости. Трудно мотивировать себя отправиться на поиски чего-то такого, о чем вы никогда и представления не имели и, соответственно, чего даже желать не могли.

181

Mill, Whately's Elements of Logic, p. 5.

182

Овидий. Искусство любви, 3.397.