Миг и вечность. История одной жизни и наблюдения за жизнью всего человечества. Том 3. Часть 5. За Великой Китайской стеной
Шрифт:
Собеседники, в свою очередь, пожаловались на то, что в СССР осуждают китайские реформы. Они отметили, что во время обеда, данного зам. премьера Госсовета КНР Вань Ли в честь тов. И.В. Архипова, посол СССР в КНР И.С. Щербаков сказал, что Китай идет по социалистическому пути. А вот советские журналы – «Проблемы Дальнего Востока», «Международная жизнь» – недавно обрушились с критикой на КНР, обвинили нас в реформизме и в уклоне в сторону капитализма.
Мы указали на тенденциозность реакции в Китае на выступления советской печати. В наших журналах опубликованы только те данные и положения, которые базируются на официальных заявлениях китайских руководителей и прессы. Следует учитывать и то, что статьи готовятся отдельными специалистами и отражают их индивидуальную точку зрения. Ученые имеют полное право высказывать свое мнение. Попутно напомнили, что даже в Китае есть люди, критикующие реформы за их «капиталистический душок». Неудивительно, что аналогичная реакция может возникать и за пределами КНР.
Сюэ Моухун выразил сомнение, что вопрос сводится к мнениям индивидуальных ученых. У него якобы есть сведения, что Советский Союз заставляет восточноевропейские страны печатать негативные отклики на реформы в КНР. Об этом нажиме со стороны СССР сообщают сами восточноевропейцы. Сюэ Моухун предложил такую практику прекратить и заодно повлиять на советских ученых, критикующих китайские реформы.
Мы назвали разговоры о нажиме СССР на другие соцстраны чистым вымыслом. Относительно просьбы повлиять на ученых сказали, что китайские власти почему-то никак не хотят повлиять на своих ученых и журналистов, нападающих на СССР, а как можно требовать тогда подобного от советской стороны!
Собеседники пробовали утверждать, что в Китае существует «свобода слова», но в конце концов признали наличие жесткой цензуры на все, что публикуется на страницах китайской печати, и ушли от этой темы.
Мы попросили китайских ученых прокомментировать недавний инцидент по поводу статьи «Теория и практика» в газете «Жэньминь жибао». В ней говорилось, что труды классиков марксизма-ленинизма не могут помочь решить проблемы сегодняшнего дня. Затем появилась поправка. В ней было сказано, что труды классиков марксизма-ленинизма не могут помочь решить все проблемы сегодняшнего дня. На Западе поднялся сильный шум в отношении статьи и поправки. Кое-кто расценил это как попытку влиятельных сил в руководстве КНР полностью отказаться от марксистско-ленинских идей. Что же произошло на самом деле?
Сюэ Моухун сказал, что полностью согласен со статьей, считает ее правильной и своевременной. Он охарактеризовал статью как исключительно важную, как мощный удар по внутренним противникам реформ, догматикам, цепляющимся за устаревшие постулаты. Есть, например, люди, которые говорят, что Мао Цзэдун ратовал за коллективизацию сельского хозяйства и поэтому возвращение к индивидуальному землепользованию есть ревизия в области идеологии. Имеются и недовольные изобретением Дэн Сяопина «одно государство – две социальные системы» и т. п. Статья дает отповедь ретроградам. Время идет, ситуация меняется. Ленин во многом изменил положения, выдвинутые Марксом. Мы тоже должны творчески подходить к марксизму.
Что касается поправки, то она – мелочь, не меняющая сути статьи. Поправка внесена, чтобы успокоить горячие головы на Западе, сразу приписавшие Пекину отход от марксизма. Мы остаемся марксистами, но не хотим быть догматиками.
В заключение собеседники еще раз извинились за откровенность и излишнюю резкость в оценках, подчеркнули, что они искренние сторонники улучшения советско-китайских отношений. Сюэ Моухун, указывая на Чжун Чжи, заявил, что тот вообще просоветски настроен.
Не все, однако, кадровые работники выражались так жестко, и в любом случае в целом постепенно подходы смягчались. Официальные лица стали подчеркивать, что две соседние социалистические страны должны помириться и Вашингтону не удастся этому помешать. Звучали заверения, что подход к СССР, характерный для периода «культурной революции», не повторится. Кто-то осмеливался даже намекать, что столкновения на о. Даманский имели место по вине «банды четырех», а СССР, следовательно, не виноват.
Простые же люди все чаще называли советско-китайские отношения неплохими, а то и вообще хорошими. Многие были в курсе того, что контакты между двумя странами развиваются, достигнуты договоренности о налаживании экономического сотрудничества. А вот о «трех препятствиях» в советско-китайских отношениях, о том, что Советский Союз «угрожает» КНР, большинство как будто бы и не слышало. Некоторые очень ругали вьетнамцев: Китай, мол, так им помогал, а они превратились во врагов, напали на Кампучию, третируют хуацяо. Но это недовольство Вьетнамом не связывалось с СССР. Порой заявлялось, как нам СССР повезло, что Вьетнам не наш сосед, был бы таковым, то мы намучились бы и осознали, как трудно Китаю.
В одном из разговоров в провинции Гуандун кто-то из присутствующих посетовал, что Советский Союз держит много войск на границе с КНР, но другой участник беседы, офицер-подводник, возразил, заметив, что у Китая на границе больше войск. Затем он, правда, добавил, что советская армия гораздо сильнее китайской, она великолепно вооружена. На мой вопрос, откуда это известно, офицер пояснил, что им показывают учебные фильмы о вооруженных силах СССР, США и других стран. Остальные участники разговора присоединились к мнению офицера: советская армия очень сильна.
Никто не называл Советский Союз «гегемонистской сверхдержавой», а когда мы сами напоминали об этом клише, нас уверяли, что подобный лексикон давно уж не в моде, о нем забыли после «культурной революции». Перспектива дальнейшего улучшения отношений с Москвой, однако, не вызывала бурных эмоций. Воспринималась как закономерное следствие политики «открытых дверей». Беседуя с нами, оказывая внимание и услуги, простые китайцы, словно убеждая и успокаивая самих себя, часто повторяли: теперь Китай со всеми в хороших отношениях, мы со всеми дружим, ведь у нас – политика открытых дверей. Если радость по поводу возможного сближения с СССР и выражалась, то потому, что оно сулило увеличение иностранной помощи Китаю. Такой иждивенческий подход к внешнему миру был вообще характерен: помощь оттуда рассматривалась как естественная плата за дружбу с КНР.
При любом варианте подхода к Советскому Союзу китайцы делали акцент на том, что отношения между нашими странами уже не вернутся на уровень 1950-х годов. Чиновники, ученые и журналисты раз за разом повторяли установку: Китай не допустит, чтобы его опять подмяли под себя иностранные державы, он ни на йоту не отойдет от линии на самостоятельность и независимость. Москву просили не препятствовать хорошим отношениям Пекина с Вашингтоном и Западом в целом.
Очевидно было и то, что в целом уровень интереса к нашей стране в китайском народе оставался невысоким, особенно на юге Китая. Северяне, проживающие вблизи советской границы, все-таки проявляли заботу о дальнейшем продвижении вперед отношений с северным соседом, задавали вопросы о жизни в СССР, наших достижениях. На юге подобного настроя почти не ощущалось.
Мы встречали отдельных лиц, по-настоящему влюбленных в Советский Союз, славивших его революционные традиции, восхищавшихся достижениями русской и советской культуры. Но они признавали, что ряды старых друзей СССР быстро редеют, большинство китайцев, тем более молодых, повернуто лицом к Западу, увлечено им. В загоне находилось изучение русского языка. Молодежь тянулась к английскому языку, видя в нем ключ к успеху в жизни, получению передовых знаний в области науки и техники. Это увлечение поощрялось политикой Пекина и конкретными действиями местных властей. В Шанхае, в частности, как сообщили нам представители местной интеллигенции, преподавание русского языка велось лишь в одной средней школе, но и там по настоянию мэра города его собирались ликвидировать. Преподавателю русского предложили переквалифицироваться на английский язык, иначе его переведут на подсобные работы. Невысок был интерес к научно-техническому опыту, накопленному Советским Союзом, нашим товарам.