Миг и вечность. История одной жизни и наблюдения за жизнью всего человечества. Том 3. Часть 5. За Великой Китайской стеной
Шрифт:
Я удивился отзыву. Ведь в политписьме упор делался как раз на усиливающихся противоречиях между КНР и США. М.С. Капица явно пытался внушить нам такое понимание событий, которое преобладало в ЦК КПСС.
Пока я раздумывал, что же и как докладывать в Москву дальше, оттуда поступил другой отзыв на политписьмо, от заведующего Первым Дальневосточным отделом МИДа И.А. Рогачева. В нем содержалась хвала за то, что посольство замечает негативные тенденции, которые все больше превалируют в отношениях между КНР и США. Предлагалось еще внимательнее следить за китайско-американскими разногласиями. По личным каналам пришло сообщение, что М.С. Капица
На протяжении 1983 года из Москвы делались некоторые жесты, вроде бы направленные на примирение с Пекином, от предложений об организации встречи министров иностранных дел до публикации в «Правде» восторженных статей о китайском художнике Сюй Бэйхуне. Главный же упор делался на призывах к китайскому руководству забыть о распрях и объединить усилия в борьбе с империализмом. В 1970-х годах Кремль уговаривал американцев «посмотреть в глаза» китайской опасности, теперь он убеждал китайцев озаботиться угрозой со стороны США и Японии.
Выглядело это забавно. Пекин продолжал твердить об угрозе, исходящей от советских ракет, а мы в ответ пугали его американскими ракетами. Китайцы требовали от нас убрать вьетнамцев из Кампучии и уйти из Афганистана, а СССР уговаривал КНР мобилизовать усилия на изгнание США с Ближнего Востока.
Наши инициативы были, конечно, шиты белыми нитками. Товарищи в аппарате ЦК КПСС прекрасно прогнозировали реакцию Пекина на упомянутые уговоры и повторяли их для того, чтобы окончательно убедить высшее руководство страны в «продажности и враждебности» маоистов. Заодно преследовалась цель в очередной раз обесчестить КНР в глазах «прогрессивной мировой общественности».
Старая площадь наседала на посла, чтобы он в депешах в Москву не забывал разоблачать «гнилую суть» китайской внешней политики и реформ. В ноябре 1983 года Генеральный секретарь ЦК КПК Ху Яобан нанес визит в Японию. Наше посольство обвинило китайского лидера в нападках на СССР и констатировало, что основой сближения между Пекином и Токио остается оголтелый антисоветизм. Нам тут же позвонили кураторы из I Дальневосточного отдела МИДа и вежливо поинтересовались: не слишком ли мы преувеличиваем антисоветскую подоплеку визита Ху Яобана в Японию?
Оказалось, что посольство СССР в Токио гораздо спокойнее оценило китайско-японские переговоры на высшем уровне. Вскоре и «Правда» опубликовала сдержанный комментарий по поводу вояжа Ху Яобана на японские острова. Но из ЦК КПСС посла И.С. Щербакова напутствовали: все правильно! Так держать! По поводу статьи в «Правде» было разъяснено, что она – дело рук заведующего Отделом внешнеполитической информации ЦК КПСС Замятина, скатившегося, мол, на «капитулянтские» позиции.
Не успел посол успокоиться, как поступил новый реприманд из МИДа. В частном письме мидовские кураторы отметили: китайские дипломаты развили в СССР высокую активность, а вы ведете-де затворническую жизнь, сторонитесь китайцев. Жалуясь мне по поводу этого письма, И.С. Щербаков в сердцах воскликнул:
– И чего мне с ними, с китайцами, встречаться, о чем с ними говорить? Говорить-то не о чем!
Не понравился в I Дальневосточном отделе и годовой отчет посольства. В документе содержалась, в частности, критика китайских реформ. Мидовцы в письмах посольским друзьям заметили: так в Москве уже никто не оценивает ситуацию в КНР.
Наступил 1984 год. Посольство готовило визит в Китай И.В. Архипова, первого заместителя Председателя Совета Министров СССР. Событие предстояло неординарное. Не только потому, что впервые за долгие годы КНР посещал государственный деятель столь высокого ранга. И.В. Архипов к тому же работал в 1950-е годы в Китае главным советником от нашей страны, китайские власти относились к нему с подчеркнутым уважением, называли старым другом. Визит должен был символизировать если не прорыв, то по крайней мере очередную веху на пути к нормализации советско-китайских отношений.
Приезд И.В. Архипова был запланирован на май, а накануне китайцы принимали лидеров западного мира: в марте японского премьера Я. Накасонэ, в апреле президента США Р. Рейгана. Главный китаист в ЦК КПСС О.Б. Рахманин прислал послу неофициальную «указиловку» ярче высветить антисоветскую подоплеку контактов китайского руководства с лидерами мирового империализма. Открыть, мол, глаза «голубям» в Москве на истинное положение вещей.
Я к тому времени уже набил руку на написании заказных телеграмм. На первых порах анализировал визиты иностранных лидеров так, как их подавали китайские СМИ и как подсказывала собственная логика. Мой непосредственный начальник, советник-посланник Г.В. Киреев, поправлял: «Гляди в корень, как бы китайцы не затушевали суть происходящего, на самом деле главной темой их переговоров с Западом всегда является СССР. Так прямо и надо писать в депешах в Центр!».
Что я и сделал в телеграмме по итогам визита Я. Накасонэ в КНР. О.Б. Рахманин в целом остался анализом удовлетворен, но просил о пребывании Р. Рейгана в «Срединной империи» высказаться еще похлеще. Я, однако, решил сохранить хоть какую-то объективность и в проекте телеграммы отметил, что лидеры КНР дистанцировались от внешней политики США. В результате получил от посла нагоняй.
– Ты что понаписал? – строго спросил И.С. Щербаков.
– Но ведь так оно и было. – Пробовал возражать я. – Китайцы вели себя достойно, не допускали антисоветских выпадов!
Посол пришел в еще большее раздражение:
– Я и без тебя знаю, что так оно и было. Но ЦК партии требует писать по-другому.
В моем присутствии посол лично переписывал телеграмму, вставляя в нее фразы о «постыдном пресмыкательстве китайских лидеров перед вояжером», «о новом витке сговора между Пекином и Вашингтоном».
Вскоре было составлено и политписьмо о визите Р. Рейгана в КНР. На Старой площади оно очень понравилось. Дифирамбы буквально посыпались на наши головы. А писал я это письмо на скорую руку, тяп-ляп. Зато учел начальственное мнение о «сохраняющемся сговоре» Пекина с Вашингтоном. Посол в этой связи прокомментировал: «Вот что значит писать политическим, а не дипломатическим языком!». Он имел в виду, что надо сообщать то, что хотят услышать в Центре.
Размягченный хвалой, я выступил с похожими тезисами на партсобрании посольства. Пекин, мол, по ряду веских причин несколько отодвигается от Запада, но его политика остается великодержавной и внеклассовой, в наш лагерь китайцы возвращаться не собираются, КНР – геополитический соперник СССР. А потому надо оставаться с китайцами начеку. Народ аплодировал, кое-кто горячо хвалил. Но затем доброхоты донесли мне, что ряд дипломатов за спиной осмеивают мое выступление как пропагандистское, годное для «колхозной аудитории», но никак не для квалифицированных экспертов. Я очень расстроился, о чем и пожаловался послу: делаете-де из меня посмешище!