Миг и вечность. История одной жизни и наблюдения за жизнью всего человечества. Том 3. Часть 5. За Великой Китайской стеной
Шрифт:
19 мая 1982 года, дневниковая запись:
…16 мая вместе с гостем из Москвы, М.С. Капицей, группой коллег из посольства и нашим преподавателем китайского языка Ван Цзюньи мы ездили на 125-й км к юго-востоку от Пекина в Некрополь Циндунлин (Восточные Цинские могилы).
Поездка, как и все предыдущие, оказалась чрезвычайно интересной. Первая «достопримечательность», уже при выезде из города, – щит у дороги, извещающий, что дальше иностранцы без особого разрешения ехать не имеют права. Рядом будка часового. Прямо погранпункт.
Мы имели письменное разрешение из МИД КНР, и часовой, молодой военнослужащий, ознакомившись с этим документом и проверив наши удостоверения, разрешил следовать дальше. При этом предложил сделать небольшой крюк, с тем чтобы двигаться по более «удобной» дороге. Но и она оказалась не очень удобной, узкой и, как и повсюду в китайской столице и вокруг нее, забитой велосипедистами, поведение которых было лишено всякой логики. Чем дальше убегала наша машина (рафик) от Пекина, тем больше встречалось гужевого транспорта: лошадиные и ослиные упряжки, подводы.
Что только ни везли китайцы на этих старомодных транспортных средствах! У одного – огромный ворох, целая гора жеваной бумаги, второй тащит гигантские бамбуковые шесты, торчащие на несколько метров из телеги. У третьего – несметные количества редиса с ботвой. Но еще любопытнее выглядели велосипедисты. Едет человек на этом хрупком аппарате и каким-то образом умудряется удерживать между собой и рулем цементный столб, который весит килограммов 200 и вздымается вверх на 3–4 метра. Следующий разместил на миниатюрном багажнике велосипеда тушу свиньи. Другой взгромоздил сотни веников.
Большинство же, не спеша, перевозит, лениво покручивая педалями, охапки зелени. Сейчас ее пора, стоит она копейки, и китайцы вовсю употребляют в пищу сельдерей, лук и некоторые другие виды трав. Жарят, варят и пр.
Населенные пункты стандартны, но весьма живописны. Кое-где каменные, чаще глинобитные домишки за высокими оградами из тех же материалов; невзрачные развалюхи-харчевни с романтичными названиями («Двойное счастье», «Нефритовая гора», «Красный дракон»). Государственный народный магазин – простенький, с цементным полом, с электротоварами, приемниками, дешевым фарфором, металлическими кастрюлями и без покупателей. А
Общее впечатление от дороги – интересно. Хотя природа большей частью небогатая, лесов мало. Зеленело в основном лишь то, что посажено рукой человека. Поля, кстати, выглядели ухоженно, аккуратно, и повсюду, несмотря на воскресный день, трудился народ.
Горы в районе Пекина почти лысые, прикрытые редкой, жиденькой травкой, но очень причудливой конфигурации. Изрезанные, зубчатые вершины, провалы, ущелья. Горы поражали одновременно своей экзотичностью, драматичностью, легкостью и воздушностью.
Ехали в общей сложности три часа, а могли и все четыре, так как обстановка на узких, забитых велосипедами, гужевым транспортом и людьми дорогах была нелегкая.
Как и Минские, Цинские могилы расположены в долине у подножья гор. Въезд в долину – через своеобразные природные ворота между двумя отдельно стоящими большими сопками. Цины повторяли минский стиль в архитектуре могил: те же ворота с черепичными, вздернутыми вверх, словно крона сосны, крышами, керамика, глазурь, стелы, покоящиеся на черепахах, дворы с каменными сосудами для жертвоприношений, подземными залами с останками.
Но сохранилось все, естественно, получше, хотя основные богатства, те, что оставлялись усопшему монарху для загробной жизни, давно и начисто разграблены. Очевидно и то, что в минскую эпоху строили с большим изяществом, тонкостью. У Минских могил стоишь, в общем-то, у развалин и испытываешь какое-то благоговение от красоты сооружения (а также от его древности, таинственности, придаваемой пейзажу беспорядочно торчащими из земли причудливыми деревьями и кустами, обломками старинных ваз, проросших травой).
На Цинских могилах такого чувства нет. Даже наоборот, где-то подсознательно думаешь: ну, прямо конюшня, как все несимпатично, неуютно. Дело еще в природе. На Минских могилах пейзаж подраматичней и пыли поменьше. На Цинских могилах она носится в воздухе тучами, сворачиваясь в настоящие смерчи, в мгновение ока осыпающие незащищенных людей песочным дождем. Эта пылюга в сочетании с жарой, безусловно, добавила отрицательных эмоций, хотя не перечеркнула исторический, познавательный аспект поездки. Да и само зрелище и на Цинских могилах не такое уж плохое.
Устроили пикник неподалеку от центральной аллеи, заставленной каменными животными и воинами и увенчанной с одной стороны многоярусными ажурными белоснежными воротами, а с другой – беседкой с двумя стелами на черепахах.
Не успели разгуляться, как появились два человека: старик и помоложе. Мы их зовем к столу, они улыбаются, но отказываются. Не поймем, что им надо. Спрашиваем, не нарушаем ли каких-то порядков, может быть, обедаем в неположенном месте.
– Нет-нет, – отрицательно кивает головой старик и наконец дает понять, зачем он здесь появился.
– Что это за человек? – спрашивает он, указывая перстом, типично по-китайски, прямо на нашего сопровождающего Вана.
– В чем дело? – интересуется несколько задетый Ван.
– Что ты здесь делаешь? – следует вопрос на вопрос.
– А что такое? – пытается вступиться за Вана кто-то из нас. – Какие проблемы?
– Вы иностранцы?
– Да.
– А он, не правда ли, не таков, как вы?
– Да, я китаец, – говорит Ван. А ты давай-ка иди, – добавляет он уже повелительным тоном.
Старик и его спутник отдаляются от нас метров на пять и еще долго гипнотизируют Вана. Наконец уходят, но появляется «дозорный» – велосипедист, который ловко, как умеют делать китайцы, спрыгнув с седла, присаживается на обочине и следит за развитием пиршества. Уходит он лишь после того, как мы, закончив трапезу, садимся в машину и уезжаем.
27 мая 1982 года, дневниковая запись:
…Началось первенство мира по футболу в Испании, и здесь его показывают (чего я до приезда в КНР никак не ожидал). Каждый вечер на футбол отводится один час (21:30–22:30), плюс периодически демонстрируют целиком какой-нибудь матч. Первым показали нашу встречу с Бразилией (1:2), сегодня будет транслироваться матч Испания – Югославия. В часовой же программе можно увидеть наиболее интересные фрагменты из трех состязаний, происшедших в предыдущий день.
Что удивляет. Китайцы поступили очень умно: стоимость передач покрывают… рекламодатели. Да, да – прямо как в США. Перед началом передачи на экране появляется список компаний, которые рекламируют свою продукцию, заплатив телевидению за это определенную сумму. Что это за компании? В большинстве – китайские, но есть и иностранные.
Реклама сделана на хорошем уровне, и такое впечатление, что находишься где-нибудь в Сингапуре. Рекламируются зубная паста, шампунь, дорожные машины, магнитофоны. Все это товары, изготовленные китайскими предприятиями. Непонятно, зачем им нужна реклама? Не берут их продукцию без рекламы? А будут ли с ней? Может быть, слишком дорого или качество не то?
Среди рекламируемых товаров: японские часы «Ориент», магнитофоны «Сони», фотоаппарат «Кэнон». К чему это японцам? Что у них, большой рынок в Китае и его размеры зависят от рекламы? Или цель – лишний раз угодить здешним властям и заявить о своем присутствии в КНР? Использовать факт своей рекламы в Китае для «набирания» очков дома (мы, мол, даже в «загадочном» Китае свои люди).
В рекламе показывают модно одетых китаянок с западными прическами. Происходит все это под западную музыку. Большой разрыв с действительностью, которая весьма убога.
Удивительное дело, здесь на каждом шагу продаются мыло, шампуни, туалетная бумага (и очень при этом хорошая), а от людей запах (в театре, магазинах), и главное – на улицах стоит вонь. На одной из центральных торговых артерий Пекина Цяньмэньцзе нестерпимо несет мочой. Вот тебе и сказочный Cathay, самый роскошный и цивилизованный в мире.
3 июня 1982 года, из письма Наташи родителям:
…Вокруг посольства – переходящие один в другой серые каменные заборы 2-метровой высоты, сплошные. Глухие с единственным перерывом – входом-щелью во дворик и домик за забором. Крыши-черепицы таких же серых домиков только еле-еле возвышаются над заборами, иначе говоря, жилые кварталы – это крохотные одноэтажные домики, скорее напоминающие норки.
Все это очень экзотично, но, только проходя мимо воротиков этих дворов и украдкой бросая взгляд внутрь, понимаешь, какие за этим стоят бедность и достаточно унылая одинаковость. Сейчас, когда воцарилась жара, а для пекинцев это просто тепло и хорошо на улице, по вечерам обитатели этих норок все выкатываются на свежий воздух, пристраиваясь прямо на тротуаре около своих заборчиков. Их масса. Тьма. Сидят многие из них прямо на асфальте, некоторые даже лежат – отдыхают.
Нельзя сказать, что все жилые районы в Пекине так выглядят. Есть прекрасные дома – многоэтажные башни, в них находятся или гостиницы, или что-то типа кооперативов для обеспеченных вернувшихся на родину китайцев-эмигрантов. Квартиры там, видимо, комфортабельные. Есть 4-, 5-, 6-этажные дома, где в основном живут рабочие.
Но все же основной жилой фонд Пекина – это первые дома, которые группируются в целые массивы, разделяемые узенькими (по некоторым из них даже нельзя проехать на машине, «Волга» не помещается между стенами заборов), длинными, петляющими улочками под названием «хутуны». Все эти хутуны, кроме небольшого количества тупиков, выводят тебя с одного и другого конца на проезжие улицы, т. е. в нашем смысле слова улицы, где ходит транспорт, торгуют магазины и т. д.
Как гласит предание, все эти домишки строились такими низенькими по указанию какого-то императора, который не желал, чтобы его подданные взирали на него сверху, когда слуги проносили его в паланкине (императорский трон на носилках) по хутунам. Так было тысячелетия назад, и это сохранилось до сих пор. Удивительно!!!
Я, правда, думаю, что нам в каком-то смысле повезло со временем приезда в Пекин, ибо многие хутуны сейчас активно сносятся и заменяются блочно-панельными домами и не исключено, что вскоре их не останется.
При чтении истории Китая эта мысль по аналогии приходит в голову: не раз в своей истории они придерживались чего-либо или сохраняли что-либо в течение столетий и даже тысячелетий, потом же начисто это уничтожали и разрушали. Так и Пекин неоднократно уничтожался на протяжении тысячелетий истории, строился заново по вкусу очередной династии правителей.
Но, по-моему, разрушить в наследии Древнего Китая можно только то, что носит материальную оболочку – здания, города, предметы искусства. Все же, что касается традиций, национальных обычаев, психологии и пр. – это похоже на то, что пережило века и пришло в сегодняшний день. Китайская кухня, например, практически в неизменном виде существует уже 3 тыс. лет. А китайский язык (в смысле письменности иероглифами), несмотря на свою архаичность и (как мне кажется с позиций обывателя в этой области) несоответствие потребностям сегодняшнего дня, эпохи, продолжает здравствовать.
Чем больше я смотрю вокруг, чем больше читаю об этой стране, тем крупнее вырастает в моем сознании знак вопроса. Отдельные проблески в понимании и узнавании какого-то явления не приносят никакой ясности в целом, глобальном масштабе. Если же возникает ясность в отношении чего-либо (например, что та или иная ситуация или процесс больше продолжаться не может, остро назрели изменения, сдвиги, взрывы), то на вопрос «когда?» ясности наступить не может. В Китае это может быть через 100 или даже через 1000 лет.
Мамулик, папочка! Представляю, как я вам надоела своими рассуждениями, да еще такими неконкретными. Видимо, это тоже последствия китайской «атмосферы».
Мы с Женей за эти дни сходили на баскетбольный матч США – КНР. Стадион в целом неплохой. Меня меньше всего интересовала игра, конечно, просто хотелось посмотреть, как китайцы реагируют на это, как себя ведут и т. д.
Были также в театре, на сцене которого показывали цирковые номера: акробаты разных видов, фокусники, т. е. то, что можно впихнуть в рамки тесной маленькой сцены. Театр тоже удивителен. В отличие от крылатого принципа Станиславского «театр начинается с вешалки», этот китайский театр, находящийся в самой старой части Пекина, начался с входа на улице. Вход этот напоминал щель, узкий проем между домами, и заподозрить наличие за этой щелью театра могло только наше любопытство. Что касается вешалки, то ее не оказалось вовсе. А уж когда мы вошли в зал (комментировать помещение не буду, дабы не употреблять бранных слов) и заняли по указке китаянки свои места, то у меня возникли серьезные опасения за судьбу представления, так как все зрители, сидевшие впереди, постепенно отвернулись от сцены на 180° и разглядывали нас. Ни с чем не сравнимое ощущение!!! Представление понравилось. Наряду с примитивными по сравнению с нашим цирком номерами были и диковинные для нас номера.
На следующий день (в
Я постепенно начинаю изучать китайские медицинские средства. При первой же возможности отправлю вам настойки от радикулита, поясничной боли (то, что у мамули бывает часто), думаю, что этими же средствами можно попробовать и коленку.
Очень жду завтрашней почты, хочу узнать, как дела с мамочкиной ногой.
Я ведь цветы (гвоздики) довезла до Пекина, и они у нас еще постояли на «фанзе» несколько дней, это я уж докладываю, чтобы развеселить мамика. А вообще, мамуль, пора начинать ходить в удобной обуви (ниже каблуки и т. д.), по крайней мере на каждый день.
28 апреля 1983 года, из письма Наташи родителям:
…Все время забываю написать вам новости из местных (китайских) нравов и обычаев. Уже в течение года в Китае повсеместно проводится кампания по сокращению деторождаемости. Проблема перенаселения может в недалеком будущем их полностью задушить. Посему постоянно выходят постановления, идет огромная пропагандистская работа, суть которых в двух словах: не больше одного ребенка в семье.
В то же время у китайцев издавна считается, что мужское потомство – это признак и символ счастья и т. д., все хотят иметь детей-мальчиков. Поэтому во многих деревнях новорожденных девочек стали убивать, чтобы иметь шанс в будущем обзавестись мальчиком. Это явление приобрело такой широкий размах, что китайское правительство вынуждено теперь издавать всяческие директивы и разъяснения о том, что убивать девочек нельзя, что «это запрещено конституцией». Я все это читаю, наблюдаю и не верю, что происходит наяву и в наше время.
22 сентября 1983 года, дневниковая запись:
…В Китае продолжается модернизация. На бумаге все выглядит просто здорово, в жизни картина позапутаннее, хуже. Масса экономических загвоздок: неразбериха с капвложениями, зарплатами, пропорциями. Предприятия по-прежнему не выглядят образцовыми: люди бездельничают, станки бездействуют, качество товаров низкое, себестоимость высокая.
Социальные издержки: расслоение в деревне, «ножницы» в росте доходов между городом и деревней, недовольство в школах, больницах и т. п. дифференциацией в зарплатах, новой системой оплаты.
Идеологические проблемы: многие не могут смириться с лозунгами, еще недавно считавшимися криминальными, в том числе кадровые работники. Местные власти тормозят реформы еще и потому, что боятся упустить бразды правления (ведь в реформах акцент делается на самостоятельность производителя). Недовольство вызывает рост преступности, влияние Запада на молодежь.
Проблем много. Вряд ли Китай долго продержится на столь либеральном пути. Определенное закручивание гаек в идеологии, политике, экономике, наверное, неизбежно.
10 ноября 1983 года, из письма Наташи родителям:
…Недавно услышала, что в Китае резко выросла преступность, очень много в результате этого расстрелов в качестве наказания и, оказывается, существует даже такая мера, как до казни водить по городу (не Пекину, конечно, а по провинциальным городам) преступника в качестве назидания народу.
27 декабря 1983 года, дневниковая запись:
…Вчера «отпраздновали» 90-летие со дня рождения Мао Цзэдуна. Китайские власти устроили вокруг этой даты довольно много шума. На экранах шли старые фильмы о Мао, в газетах расхваливались его труды и подвиги.
31 октября 1984 года, из письма Наташи родителям:
…Недавно прошел пленум ЦК КПК, принявший постановление по децентрализации промышленности, иными словами, теперь (вслед за сельским хозяйством) и в промышленность будут внесены элементы частнокапиталистического хозяйствования. Посмотрим, к чему это приведет…
12 ноября 1984 года, дневниковая запись:
…Вчера были долгое время в городе. Натуленька с Леной ходили по магазинам, а я болтался по улицам. Стало прохладно, дохнуло зимой, но деревья еще в золоте, под ногами листья. Конечно, это не золотая осень в московском понимании, тем не менее приятно, наша любимая пора года.
Народу в городе тучи. Одеты люди в своей массе примитивно: мятые туники, у многих они еще и грязные, нелепые тапочки. Но все больше встречаешь модников, парней и девиц в джинсах, цветастых свитерах. И такие модники сразу выглядят красивыми, привлекательными, не частью серой массы. По-прежнему поражает привычка харкаться: это делают все, от мала до велика.
Повсюду с лотков продают мандарины, яблоки, груши. На тротуары вывалены горы китайской капусты. Люди набирают ее охапками и убирают на зимовку: складывают как кирпичи у дома, на крыше, балконах. Капуста день спустя чернеет от грязи, но это никого не смущает.
Примечательно: полностью исчезли объявления о казнях преступников. Что, их не стало?
31 декабря 1984 года, дневниковая запись:
…Вчера гуляли среди развалин императорского дворца Юаньминъюань. Народу было мало, погода отличная: не холодно и голубое небо. Зашли в музей – несколько грязных комнатушек с цементными полами. Карта с «захватами царской Россией китайских земель» так и висит.
Мотались по магазинам, в том числе в новых для нас районах. Повсюду уличные ярмарки, на которых молодые спекулянты продают барахло: джинсы, пуховые пальто и куртки, шерстяные свитера.
6 января 1985 года, дневниковая запись:
…Вчера ходили в районе старой улицы Дашалар, полной народу и страшно вонючей. Какая все-таки убогость в Китае! Большинство людей живет в этих каменных сараях, в холоде, скученности, отсутствии какого-либо уюта.
20 января 1985 года, дневниковая запись:
…Сегодня вновь устроили обширную программу путешествий по городу. Начали с магазина у Гулоу (Башни Барабанов) при пошивочной фабрике. На вид магазин невзрачный, да и на прилавках вроде бы обычный хлам. Но Натали туда наведывается регулярно, ее знают и иногда потчевают великолепным товаром, доставаемым из-под прилавка или приносимым откуда-то сзади. Это вещи, изготовляемые по заказу лучших западных фирм и магазинов. На них иностранные этикетки, фирменные знаки. Бирки с западными ценами.
По словам Натули, в США к подобного класса вещам (юбки, платья, костюмы и т. п.) не подступиться, а здесь они стоят недорого. Бывают они, повторяю, нерегулярно и в малых количествах, это – брак, который иностранным контрагентам отдавать нельзя. Но брак сводится к тривиальным мелочам: то ли нитки спущены, то ли пятнышко и т. д.
После магазина двинули на обед в Межклуб по улице Дианьмэн Дундацзе. Ездим по ней часто, но не обращали особого внимания на постройки. А они, оказывается, великолепны. За стандартными серыми стенами виднеются шикарные китайские дворцы, причем в отличном состоянии, сияющие краской. Надо будет походить по этой улице. В одном месте остановились у импозантных, с архитектурными украшениями ворот. В проеме открывается вид на солидное здание в западном стиле. На воротах таблички, оповещающие, что в здании помещаются научно-исследовательские подразделения Народного университета. Не зашли, но обязательно сделаем это позже.
После обеда в Межклубе гуляли по площади Тяньаньмэнь и старому посольскому кварталу. У Мавзолея Мао Цзэдуна работает профессиональный фотограф, расставлены сувенирные лавки. Мавзолей был закрыт, но несколько десятков человек снималось на его фоне. Еще с десяток спали прямо на асфальте, прислонившись спиной к сувенирным лавкам. У одного из спящих не было даже пальто и шапки. Закаленные люди! И какие простота, непосредственность и практичность! Представить трудно, чтобы у Мавзолея Ленина орудовал фотограф, работали сувенирные лавки и спали уставшие люди! В Китае в подобных местах совершенно не ощущаешь торжественности. Что-то развлекательное, как аттракцион.
Посольская улица проходит к востоку от площади Тяньаньмэнь, чуть южнее Исторического музея. Попав на эту улицу, забываешь, что находишься в Китае. Массивные европейские особняки, ровные ряды могучих деревьев, тишина, безлюдье. Душу охватывает острая ностальгия – по навсегда ушедшему прошлому, по Москве, дому, Европе. Когда-то здесь кипела жизнь, шныряли иностранцы, а рядом был первозданный, полный загадочности Китай.
Сейчас часть территории нашего бывшего посольства занимает всекитайская прокуратура, ряд зданий заселен китайцами, другие – в ремонте, в одном, очень красивом (китайская фанза), овощной магазин. Все очень убого, обшарпано, загажено, на всем печать бедности. Вышли на перпендикулярную улицу Справедливости, тоже принадлежавшую иностранному кварталу. Может быть, по европейским меркам она ничем не примечательна, но в Пекине улица очень даже смотрится.
К вечеру спустились еще дальше на юг и поехали по проспекту Дворца спорта. Он перешел в проспект Гуанмин. Остановились у шумной толкучки прямо перед универмагом. Таких теперь в Пекине десятки, но эта показалась особенно интересной.
Здесь продавали и барахло, и овощи (помидоры, яблоки, ростки сои, картофель, в основном все обмороженное и уж по крайней мере отвратительного качества), и всякие примитивные сувениры.
Парень жарил в смеси с углем каштаны в открытой печи, трудились уличные портные, смекалистый парнишка на глазах у изумленной толпы делал печенье: в ступку засыпал муку, сверху клал по ложке двух видов варенья и ставил ступу на раскаленную походную печку. Тем временем готовил следующую ступу и, приготовив, придавливал ею сверху первую. Печенье готово! Он тут же вынимал его руками и подавал за 2 мао кому-нибудь из толпы. Подобное печенье в десятках видов залеживается в сотнях магазинов. В любом самом захудалом магазине полно такого добра, но там никто не берет. Здесь же это зрелище.
Что еще видели на толкучке? Соевый творог с бычьей кровью, побеги сахарного тростника. Горы маньтоу, семечки и арахис, кусочки сушеной рыбы в аккуратных целлофановых пакетиках (шанхайского изготовления), михуатан (сладкие трубочки из риса) и много другой всячины.
Район этот отдаленный, иностранцев, видимо, бывает мало. На нас пялили глаза, некоторые молодые торговцы тряпьем хамили особенно лихо: орали «Hello!» и издевательски хохотали.
Народу на толкучке – море, в универмаге – не меньше. Пока ждал Натали и Лену Корягину, ознакомился с серией плакатов. На одном рассказ о том, из чего складывается личность человека – наследственность от родителей. На земле, говорилось в конце плаката, нет двух одинаковых людей. Второй плакат рассказывал о детской смертности, третий – что-то о Дарвине и т. д. Любопытно. Домой мы возвращались по необычному пути, по улице Белого моста. Так и быстрее, и приятнее. Новая дорога всегда интереснее.
Начали наконец тщательно изучать Пекин. Сразу стало веселее. Везде можно найти что-нибудь заслуживающее внимания.
Глава 5. Курс на «спокойствие в Поднебесной»
Сразу после нашего прибытия в КНР в китайской внешней политике тоже стали нарастать перемены. По-настоящему они были осознаны в СССР лишь позднее. Тогда же их контуры угадывали далеко не все. Некоторые категорически не желали замечать сдвигов.
В апреле 1982 года, непосредственно перед отъездом на работу в Пекин, я выслушал инструкции заведующего I ДВО МИД СССР М.С. Капицы: «Китай – наш противник, окончательно скатился на проимпериалистические позиции, поэтому надо быть начеку, разоблачать суть китайской политики, давать отпор». Согласно доходившим до меня сведениям, в ЦК КПСС, на Старой площади, настрой отличался еще большей суровостью. Там китаисты клеймили не только проимпериалистический курс Пекина на мировой арене, но и внутренние реформы, «попахивавшие реставрацией капиталистических порядков».