Мир под лунами. Начало будущего

Петрова Анастасия Владимировна

Я наклонилась вперед высморкаться, не успела и чихнула. В утренней тишине звук оказался очень громким, он отразился от стены деревьев и умчался вверх и вниз по реке. Позади меня скользнула к лесу серая тень - я едва успела разглядеть толстый хвост. Крупный, с сенбернара размером волк подкрадывался ко мне со спины. Не миновать бы нам разговора, если б не этот счастливый чих!

Озираясь по сторонам, я завернула мясо в тряпку, спрятала в рюкзак. Уходя от реки, крепко сжимала в руке топор.

На пути становилось все больше речушек и прудов. То перепрыгивая через воду, то погружаясь по колено, а где и по пояс, я двигалась вперед. Много раз останавливалась, настороженно вглядываясь в сумрачный полумрак леса. Он был молчалив. Лишь однажды где-то далеко между соснами шевельнулось что-то темное. Я присмотрелась, но больше ничего в той стороне не заметила.

В этот день я начала понимать лес. Он чем-то похож на город - бесконечный, хаотично застроенный, полный опасностей и соблазнов. В домах живут птицы,

в подвалах - грызуны, а между домов крадутся волки-разбойники, с оглядкой прогуливаются олени-аристократы и вальяжно, никого не боясь, шагают по своим делам богачи медведи. Конечно, сравнение неточное. Весною медведю не до вальяжности: он голоден и рыщет в поисках хоть какой-нибудь пищи. Я едва не столкнулась с одним, выковыривающим что-то из земли, - к счастью, заметила его раньше, чем он меня, и успела вовремя свернуть. Это не медведь был - четырехметровое черное чудовище! Еще позже до меня донесся шум драки. Из глубины оврага, в который я уже начала спускаться - пересечь его было проще, чем обходить кругом, - летел собачий визг и рев разъяренного медведя. Уж не знаю, что они там не поделили. Когда слышишь такое, размышлять некогда. Я кинулась в другую сторону. Обходя овраг по кромке, наткнулась на следы удачной волчьей охоты. Здесь они догнали и повалили оленя - земля еще не впитала кровь и была изрыта бьющими в агонии копытами. Кровавый след уходил в овраг, увлажненные листья под тяжестью туши превратились в кашу.

Следы звериной охоты и позже встречались не раз. Обглоданные кости, ошметки шерсти, наполовину съеденные оленьи головы... Увидь я такое в прежней жизни, долго не смогла бы прийти в себя. Но с волками жить - по-волчьи выть. Уже не было ни отвращения, ни страха, скорее зависть. Лес приоткрывал тайные двери, показывал и красоту свою, и дикость.

Древний лес - вовсе не такой, каким его представляешь. Привычные мне лесные массивы имеют несколько ярусов: травяной ковер; папоротники, сныть, борщевик, репейник, крапива; кусты; невысокие деревья - рябины, молодые березы и осины, и высокие - взрослые березы, тополя, вязы, ели, сосны... Даже последние относительно молоды и тонки. В этом же лесу молодых деревьев мало и они почти незаметны в тени массивных великанов, неохватные стволы которых, заросшие мхом и лишайником, похожи на каменные колонны. Подлесок встречается редко, по берегам рек и озер. Кусты стелются по земле, а аналогов папоротника и крапивы то ли вовсе нет, то ли не выросли еще. На таких чистых, сухих участках мне удавалось развивать приличную скорость. Потом этот успех компенсировался долгим переходом через очередной ручей. Близость большой воды я научилась чуять издали. Появлялись деревья, схожие со знакомыми ивами и осокорями, густые кустарники, ржавые заросли высоких прошлогодних трав. Воздух становился влажным. Земля, покрытая многолетним ковром гниющих листьев, начинала пружинить под ногами, и вскоре я по щиколотку погружалась в черную, дурно пахнущую воду.

Моей маскирующей раскраске позавидовали бы спецназовцы. Уже через несколько дней я перестала следить за чистотой одежды и обуви, а на третьей неделе пути и вовсе опустилась. Комбинезона не видно было под разноцветными полосами старой и свежей грязи. Он по-прежнему не впитывал влагу. Если провести по ткани рукой, земля, остатки листьев и травы легко снимались. Но я не тратила на это время. В волосах тоже было полно мусора, и не хотелось затруднять себя ежедневным его вычесыванием. Палочки для зубов завалились куда-то в самый низ рюкзака. Об утреннем и вечернем умывании я забыла - все равно по меньше мере трижды в день была возможность плеснуть в лицо водой при переходе лужи.

Я научилась ходить почти беззвучно: ноги обзавелись собственными глазами и сами знали, куда ступать, а куда не надо. И выносливость возрастала с каждым днем. Если в начале пути к вечеру я валилась на землю без сил, чтобы проснуться утром с болью во всех мышцах и даже костях, то уже дней через десять легко проходила по пять-шесть километров без остановки. Пройти пять километров по древнему лесу - это значит: блуждать в молодых хвойниках, где деревья стоят на каждом шагу и все похожи друг на друга; скатываться на попе в крутые овраги, приземляясь в ледяную лужу, и карабкаться наверх, цепляясь за колючие кусты, а то и просто за землю, которая осыпается под пальцами; переходить вброд канавы, подымая со дна жирный ил, разгребая голыми руками склизкие водоросли, отталкивая полуразложившихся мелких животных, что упали в воду еще осенью и теперь всплыли благодаря мне. Пугаться рева неизвестных чудовищ; издалека замечать медведей и туров и вовремя уходить с их пути; спать вполглаза, в обнимку с топором, просыпаясь от любого звука; в два счета забираться на дерево, спасаясь от черного мохнатого кабана с головой носорога, который явно перепутал Испанию с Африкой и горит желанием спросить у меня дорогу. Это значит проталкивать рюкзак под упавшим деревом толщиной с Александрийскую колонну и протискиваться под ним самой, вылезая по уши в грязи. Если пролезть снизу не удается, надо вскарабкаться на ствол и пробежаться по всей его сорокаметровой длине, прикидывая, где удобней будет спрыгнуть с другой стороны, ни на что не напоровшись. Это значит тащить на себе сухое дерево, чтобы, держась за него, переплыть мутную речку, которая так и старается

утащить нас обоих с собой. Не спать по две-три ночи, тонуть в грязи, сажать занозы под ногти, убегать, догонять, пугаться, злиться, неделями не мыться... И никакой туалетной бумаги! И нет носового платка. Часто по три-четыре дня не встречается чистая вода. Я старалась не думать о том, что во мне наверняка поселилось уже несколько разных паразитов, что в любой момент я могу простудиться или сломать ногу. Я вообще старалась не думать. Упрямо, зло, то матерясь, то теряя голос от страха, я шла вперед.

В густых молодых сосняках живут большие птицы. Я назвала их глухарями, хотя они вряд ли имеют хоть какое-то отношение к настоящим глухарям. Пестрые, с хвостами веером и крупными светлыми лапами, они убеждены, что вся земля под соснами принадлежит им, и спокойно разгуливают в поисках первых червяков. Завидев опасность, они с шумом распахивают крылья, взмывают в воздух с грациозностью дивана и грузно рассаживаются по веткам, чтобы с высокомерным недовольством обсудить между собой осмелившегося им помешать невежу. Будучи уверены в своей безопасности, эти глупыши и не думали улетать, когда я вставала прямо под ними и не спеша прицеливалась. И если один из них вдруг падал с ветки вниз головой и замирал в моих руках со свернутой шеей, остальные ни на секунду не прекращали ворчливо квохтать. Глухари обеспечили меня еженевным трехразовым питанием, которое почти не требовало затрат энергии и времени.

Однажды я вышла к большому озеру. Часа в четыре пополудни нашла удобный пляж. Сев не берегу, с облегчением вздохнула. Лес очень утомил меня. Под его пологом постоянно не хватало воздуха. Здесь, на просторе, дышалось не в пример легче! День был солнечный и теплый. Я выкупалась и устроила большую стирку. Стирая, все поглядывала направо. Там начинались камыши и птиц было видимо-невидимо. Настоящий птичий базар! Кулики, утки и цапли устраивали гнезда на берегу озера. На меня они обратили ровно столько внимания, сколько заслуживает неуклюжий зверь без крыльев. А я в свою очередь получила возможность потренироваться в стрельбе по летящей цели. Ничего не вышло, только пришлось бегать за стрелами. Когда мне это надоело, я подбила одну за другой двух уток на воде у самого берега - одна, с перебитым крылом, ушла в камыши, а другую я догнала в несколько прыжков по мелководью и потом еще долго искала вторую стрелу.

В сумерках небо затянуло облаками. Наверняка ночью будет дождь. Я осталась ночевать на пляже, у самой воды. Нарубила веток, чтоб не лежать на холодном, - от озера потянуло сыростью. Спать не хотелось; я развела костерок и села спиной к нему, лицом к озеру. Уже проснулись первые насекомые - едва заметные полупрозрачные точки кружились над огнем. Недалеко от берега сильно плеснула вода, побежали широкие круги. Может, остаться здесь на денек? Соорудить удочку... Рыбалка здесь должна быть хороша, даже такая неумеха как я без добычи не останется! Я покачала головой, рассмеялась. Овчинка выделки не стоит: ради одной рыбы нельзя терять время, а если наловить много - не успею съесть прежде, чем она испортится. Легла поудобней, закинула руки за голову. Звезды подмигивали мне сквозь прорехи в тонких золотисто-серых облаках. Хоть бы утро было ясным! Хочется увидеть солнце в чистом небе, а не сквозь занавес деревьев!

И утро пришло такое чистое, такое светлое и теплое! Дождик обошел стороной; на рассвете озеро покрылось легким туманом. Первые стрекозы трепетали крылышками над маслянисто блестящим зеркалом, и рыбы то и дело плескали, разводили круги по тяжелой, не желающей шевелиться воде. Я не утерпела и искупалась еще раз. Как следует промыла волосы, вычесала из них весь мусор и долго стояла голая на песке, гладя себя по тощим бокам и любуясь тем, как солнце с каждой секундой все ярче золотит деревья на западном берегу. Птицы в камышах только-только проснулись. Нерешительно крякнула утка и умолкла, не получив ответа. Мелкие ярко-коричневые птички промчались над водной гладью. Серая толстая жаба вылезла на песок у моих ног, дрогнула пару раз белесым горлом, скакнула обратно в воду. Ветерку с дальнего берега хватило сил только на то, чтобы овеять меня слабым дыханием и тут же угаснуть. Я неспеша оделась, застегнула ботинки, заплела волосы в тугой колосок. Возвращаться в лес нисколько не хотелось, а хотелось сделать плот и отправиться в плавание, чтобы весь день видеть над собою небо! Уже и рюкзак подняла, надо идти дальше - а ноги сами подвели к воде. Если кто и видел первозданную природу - это я. Вот она, безразличная ко мне утренняя красота! Первые же капли дождя смоют мои следы, унесут в воду угли костра, и озеро никогда не вспомнит, что я была здесь, восхищалась им, мечтала остаться. Повинуясь озорному порыву, я пронзительно закричала:

– Э-э-э-ге-ге-е-е-ей!
– и радостно смотрела, как просыпается от крика древний лес, как со всех сторон поднимаются в воздух встревоженные птицы.

Мне повезло: очень скоро начался сухой, удобный лес. Можно двигаться быстро. Я бодро перепрыгивала торчащие из земли корни, издалека выбирала удобные повороты. На каждом втором шаге меч чуть ударял по левой икре. Едва слышно поскрипывал, скользя по бедру, колчан. Я улыбалась травке, высовывающей острые кончики из-под прошлогодних листьев. На деревьях набухли почки, еще неделя - и лес наконец зазеленеет! Нельзя было не радоваться этому, хотя идти тогда станет намного трудней.