Мир всем
Шрифт:
— Антонина, на, застели стол газетами.
В мои руки легла пачка старых газет, и я послушно стала расправлять листы на шершавой деревянной поверхности со следами неумелых действий рубанком. Стол наполнялся, как скатерть-самобранка: варёная картошка, квашеная капуста, пшённая каша с жареным луком, рыбак всея барака Егорыч гордо водрузил на середину объёмную миску варёных карасей. От них вкусно пахло лаврушкой и перчиком. Кто-то расщедрился на тарелку солёных огурцов, на сковородке пузырился омлет из яичного порошка. Черноглазая Алёна с косой вокруг головы вынесла тарелку
— А ну, ребятня, поторопись за щепками! Победителя поцелую.
— Я тогда тоже за щепками, — вызвался в помощники рыбак Егорыч. Жена легонько отвесила ему щелбан, и они оба захохотали. Обещанный патефон с хрипотцой выпевал томное:
Сияла ночь, луной был полон сад. Сидели мы с тобой в гостиной без огней.То одна, то другая из соседок на минутку заскакивала в дом и выходила оттуда принаряженная и взволнованная.
Виновников торжества я позвала, когда все соседи уже расселись по своим местам. Степан по-прежнему держал Лену за руку, а она сияла глазами и улыбалась так, словно парила в воздухе. На потёртом кителе Степана ярким огоньком выделялась звезда Героя Советского Союза.
Первую рюмку все выпили стоя, молча, не чокаясь. Знали, за что и за кого.
— Мои не дожили, а меня зачем-то Бог оставил, — почти беззвучно прошептала соседка Макарова, которую все называли тётя Паша. Её смуглое лицо казалось выдолбленным из коры дерева. В бараке знали, что тёте Паше пришли похоронки на трёх сыновей и мужа.
Она повернула голову, и я встретила её взгляд, полный неизбывного горя.
— Ну, как говорится, со свиданьицем! — провозгласил второй тост Егорыч на правах старейшины. — Чтоб жить вам долго, не болеть и не ссориться. Ссора в семье — распоследнее дело. Вот мы с моей Катериной…
Жена дёрнула его за полу пиджака, принуждая сесть на место, и он послушно хлопнулся на скамейку.
Звенели тарелки, стучали ложки, разговоры становились громче и веселее. Тётя Паша подпёрла щёку рукой и неожиданно чистым и сильным голосом вывела:
— Из-за острова на стрежень…
— …На простор речной волны, — подхватили песню женские голоса, сливаясь в общий хор.
Гармонист Фёдор перекинул через плечо ремень гармони, и его пальцы пробежали по перламутровым кнопкам ряда.
— Выплывают расписные Стеньки Разина челны.
Я не пела вместе со всеми — совершенно не умею петь, да и стесняюсь, сама не знаю почему. Но песня подхватывала, качала, вела за собой, растворяя звуки в прохладном воздухе.
— А теперь танцы! — вскочила кудрявая пышечка Валюша, секретарша из Стройтреста. — Я готова танцевать с утра до ночи.
— В семнадцать лет и я был готов, — тряхнул головой Егорыч, — а теперь лучше с удочками да на речку.
Года Егорыча подкатывали к семидесяти. Весь год он носил стёганую телогрейку без рукавов, надетую поверх рубахи, и широкие штаны, заправленные в короткие валенки. Ватник он надевал лишь на рыбалку вместе с кепкой-малокозыркой и резиновыми сапогами.
— Да ну вас, Андрей Егорович, — надула губки Валюша и попросила гармониста: — Фёдор, сыграй вальс. Знаешь, этот, из фильма «Волга-Волга»?
— Знаю, чего ж не знать? — растянул мехи Фёдор. — Только с кем танцевать будешь? Мужиков-то раз два и обчёлся. Одни вдовы.
На моё плечо легла чья-то рука:
— Разрешите вас пригласить?
— Марк?
Резко обернувшись, я утонула в сером мареве его глаз.
— Раньше я терпеть не мог танцевать, — сообщил Марк, когда мы пошли на третий круг. После вальса Фёдор сыграл «Катюшу». а сейчас томно и тягуче звучало «Аргентинское танго».
Рука Марка обжигающе касалась моей руки, а глаза приближались так опасно и близко, что мне хотелось зажмуриться, чтобы он не угадал, как мне нравится танцевать именно с ним и ни с кем другим. От пиджака Марка еле уловимо пахло лекарствами, и мне нравился их запах, потому что нравился сам Марк. Он шепнул:
— Не зря я спешил к тебе с работы. Мог бы пропустить веселье.
— Только из-за этого?
— Нет, конечно. — Он остановился и резко развернул меня в танце. — Мне не терпелось узнать, какая телеграмма пришла для Лены. — Он кинул быстрый взгляд в сторону Лены со Степаном и улыбнулся. — Молодец Степан, настоящий мужик! Я бы тоже так сделал.
— Как?
Я постаралась обмануть Марка безразличным тоном, хотя на самом деле замерла в ожидании ответа. Не знаю, что я мечтала услышать, но Марк ответил вполне нейтрально:
— Постарался бы добраться сам лично.
Музыка закончилась, и гармонист Фёдор слепо зашарил рукой по столу в поисках закуски.
— Возьми хлеба с сальцем. — Жена протянула ему бутерброд и объявила: — Заводите патефон, дайте человеку поесть спокойно.
Под шумное веселье я не заметила, как Лена и Степан ушли, и потянула Марка за рукав:
— Пойдём, заскочим на минуточку к нам. Поздороваешься со Степаном. Он про тебя спрашивал.
Все обитатели барака праздновали на улице, и в длинном коридоре стояла непривычная тишина. Марк щёлкнул ногтем по корыту, висевшему на стене. Глухой звук напомнил отдалённый пистолетный выстрел. Я нахмурила брови:
— Прекрати хулиганить. — И чтобы не застать Лену и Степана врасплох, громко предупредила: — Лена, мы с Марком идём вас навестить.
Сняв рубаху, Степан сидел на табуретке посреди комнаты, а Лена разматывала бинты на его груди. В нескольких местах на бинтах алели пятна свежей крови.
— Э, нет! Нет! Нет! — бросился к ним Марк. — Что за самодеятельность? Доверьте это дело профессионалу. — Мягкими прикосновениями Марк ловко принялся разматывать бинты, и они кровавой лентой сползали на пол. — Тебе ещё лечиться и лечиться!
— Сам знаю. — Степан поёжился. — В госпитале такой же эскулап, как и ты, ни за что не хотел отпускать. Но я его уговорил.
— Пистолетом грозил?
Степан хмыкнул.
— Он кого хочешь уговорит, — подтвердила Лена.
Марк кивнул: