Миссионер
Шрифт:
— Да, если бы сама не увидела — не поверила, — задумчиво произнесла Лида и замолчала, глядя на дорогу. На ее лице затеплилась таинственная улыбка. Губы что-то неслышно шептали.
Андрей понял, что теперь у Иришки будет братик. А может быть, и не один.
Маша
Вечером Андрей снова засел за телефон. Владимир Иванович самодовольно сообщил ему, что он «уговорил» Мамеда отпустить Машу.
— Подключил тут кое-кого повыше тех, кого он кормит, с ним провели беседу, показали пухлую папку с его делом... Словом, в итоге Мамед отступился. Не хотел нормальных денег —
— Да не надо, ей пока есть где жить.
— Андрей, с кем ты имеешь дело! Ну, ты меня прямо обижаешь. Я что, не знаю, где живет Маша с сыном, и на каких правах? Да это уже и Мамед знает. Тоже мне секрет. — Потом, не дождавшись бурной реакции от своего абонента, небрежно добавил: — И уж если честно, то я уже купил ей квартирку, в том же доме, где она сейчас... хм... скрывается. Документы ей завтра в почтовый ящик бросят. Ты, кстати, в курсе, что к ее хозяйке Елене сын приехал с севера? Так у них с твоей Машей вроде как роман. Ты не ревнуешь?
— Спасет тебя Господь, Владимир Иванович. Хороший ты мужик. Правда.
— Ну вот, наконец-то дождался. Я, может, только ради этих слов все это и сотворил. А то мне все казалось, что ты меня уж и за человека не держишь. Ха-ха! Комплексы уже по всему телу пошли.
— Прости меня.
— Ладно... гм... обращайся, ежели что. Не откажу.
Андрей набрал номер Елены. Она подняла трубку сразу, будто ожидала звонка, и сразу выпалила:
— Ну, уж спасибо тебе, Андрюша, не знаю, как и благодарить тебя!
— Что такое? Говори толком.
— Да я в твоих ребятах уж и души не чаю. Такие они хорошие. Маша тут всю квартиру вычистила, аж блестит. Ты же знаешь, я тут по болезни все запустила. Такая работящая девочка, такая услужливая, добрая.
— Елена, что же ты про сына не говоришь?
— А ты откуда знаешь?
— Вот именно, приходится узнавать от других людей.
— Да, вернулся мой сыночек... Я уж не знаю, верить мне всему этому или сон какой! Мы с ним рассорились однажды, так он обиделся и уехал аж в Мурманск. Такая глупая была... Так вот вернулся он. Простил меня, грешную. Теперь все вместе дружно заживем. Утром сегодня проснулась и не верю, что сон кончился. Уж боюсь спугнуть свою радость. Слава Богу за все, слава Богу! — всхлипнула она.
— Ну, ладно тебе, успокойся. Ты мне не позволишь с Машей поговорить?
— Ох, прости меня, старую, расплакалась я от радости. Сейчас позову, они там в другой комнате.
— Андрюша, здравствуй, — услышал он испуганный голосок Маши.
— Все хорошо, Маш, не пугайся. Все устроилось. Больше Мамед вас не тронет. Ты свободна. Можешь выходить из дому, гулять, работать на лотке.
— Как, вот так, все... — растерялась она.
— Если бы все! Твой освободитель тебе еще квартиру какую-то купил. В том же доме. Да еще сказал, что ты себе суженого нашла. Как к нему Серега относится?
— А ты и это уже знаешь? — Маша говорила совсем тихо.
— Ладно, Машенька, ты пока перевари все это, успокойся, я перезвоню позже.
Андрей положил трубку. Его губы шептали благодарственную молитву: «Слава Тебе, Господи Иисусе Христе...» Потом она вырвалась наружу, и он все громче и громче проговаривал слова, как бриллианты сверкавшие в его возгоревшемся сердце: «Даруй мне отныне, Владыка, силу твердо творить волю Твою, во спасение души моей окаянной и во славу Твою, со Безначальным Твоим Отцем и Единосущным Твоим Духом, ныне и присно и во веки веков! Аминь».
Это завершающее «аминь» прозвучало так, будто это сказал не он, а старец. Так он отвечал, когда в монастыре перед его дверью Андрей читал молитву на вхождение в маленькую келью. Старец смотрел сквозь разделяющее их пространство добрыми глазами и благословлял его на крестный путь в миру: «Иди и всюду твори волю Господню, сынок. И да будет с тобой благодать Божия и Его святой покров. Иди и ничего не бойся. Я же, грешный монах, буду мостить твой путь своей молитвой».
Телефонный звонок вернул его в действительность. Из трубки донесся до него возбужденный голос бригадира:
— Ты еще не знаешь? Икона у Егора просветилась, благоухает, и из ран Царственных мучеников кровь пульсирует. Началось это на крестном ходе, а сейчас продолжается. Можем съездить, прямо сейчас.
— А не поздно?
— Днем хозяин работает, затем делегации паломников принимает, а сейчас сам позвонил и пригласил.
Андрей позвонил брату и позвал его с собой. Тот поворчал, но любопытство одержало верх, и он согласился.
Встретились они с бригадиром под высокой аркой старого дома, позвонили в домофон и на лифте поднялись на пятый этаж. На лестничной площадке приятно пахло, будто только что здесь разлили духи. Когда Егор открыл дверь, и они вошли в прихожую, приятный запах усилился. Скинув обувь, они прошли в комнату. Здесь сидели двое гостей: седобородый священник в рясе, отец Алексий, и мужчина по имени Захар. Они тоже пришли недавно. На серванте, освещенная лампадой, стояла икона Царственных мучеников в простенькой деревянной рамке. Егор подошел к ней, бережно взял в руки, приложился к рамке и позвал гостей:
— Приложитесь пока. Чувствуете, какое благоухание!
Они по очереди: бригадир, Андрей и Юрий — перекрестились и губами, затем лбами приложились к нижнему углу иконы. Каждый после прикладывания кланялся и отходил в сторону. Икона снова вернулась на свое место.
Егор объяснил, что ему сделали копию Валаамской иконы на стареньком цветном ксероксе. Цвета еле различались, изображение было почти однотонным. На крестном ходе после прочтения акафиста Царственным мученикам цвета стали зримо ярче, появилось благоухание, и из тех мест ранений, куда попали пули и штыки убийц, сначала проступили красные пятна, а потом появились струйки крови, стекающие вниз. После крестного хода он принес икону домой, пригласил искусствоведа, и она ежедневно наблюдает за изменениями изображения и подробно описывает их.
Батюшка предложил отслужить акафисты Богородице и Царственным мученикам. Взял листы с акафистами и негромко запел. Огонек лампады вырос и затрепетал, ярче осветились и ожили лики мучеников.
Закончив молитвы, все подошли к иконе и почувствовали усиление благоухания. Едва заметные красноватые пятна заалели и пульсировали. И до того контрастные и яркие краски изображения засияли, особенно искрились золотистые нимбы вокруг голов, а камни на коронах засверкали своими гранями.
Отец Алексий, все время шептавший молитву, взволнованно произнес: