Мистик Томас Свит
Шрифт:
Сказав это, Даниэла замолчала, ей было действительно больно, каждый подобный отрезок судьбы отчетливо впивается в нашу память, перед нами был четкий выбор, но я поступил не так, как нужно, избрал не добро, а зло в мирном на первый взгляд безразличии.
Сэр Гарисон явно пожалел о том, что спросил, неудачно, но он же не знал, что всё обернется именно таким образом. Зато проявил себя по-джентельменски, попытался утешить плачущую леди, она не рыдала, но слезы катились одна за другой, рука прикоснувшиеся к девушке смягчила, согрело кровоточащее место в душе Даниэлы.
Впервые он не мог подыскать нужные слова. Только когда они возвращались в замок, после короткой экскурсии, так как город по площади невелик, да и расстроившаяся девушка вызывала в нем опасения, Вильям произнес следующую фразу.
–
– Прошу ненужно меня оправдывать. Нельзя перекладывать свою ответственность на других. А что должно было произойти? Я вам отвечу, у меня и мысли не должно было возникнуть, невзирая на ситуацию помочь. Вместо этого одна несоразмерная слабость моей натуры.
– Не стоит себя так корить.
– Нужно себя корить и постоянно указывать на свои недостатки и слабости.
– Соглашусь, но не в целом. Если как вы говорите – постоянно, то все мелкие промахи, поражения, невзгоды заполнят пространство вашей души, вытеснив что-то доброе, что в каждом человеке есть.
– Довольно личное я вам поведала и вновь всколыхнула ту горечь.
– Я благодарен, за то, что вы открылись мне, с этой новой своей стороны.
– А вы расскажите что-нибудь о себе.
– Признаюсь, мои грехи куда страшнее, но все мы грешны, и это не факт, это общая болезнь. В двух словах я уже много сказал о себе, трудно что-либо добавить. Из-за работы или по природе я расчетлив и иногда циничен, жизнь мною проживается ради нескольких целей, они просты, материальны, хотя есть еще и цели самолюбия, например, чтобы люди помнили обо мне, хотя бы несколько веков. Вам подобное не по вкусу, я знаю. Я здесь всего пару дней, а уже позабыл о той банальности и вы, безусловно, внесли свой вклад в мою изменчивость. Боюсь, стоит вернуться за рабочий стол, как жизнь потечет в обычном русле. Жаль я по натуре не авантюрист.
– Вы не такой.
– Я черств, и людям это нравится, они думают, что это признак самовыражения и подтверждения силы. Вы вправду хотите знать меня, тогда слушайте. Даниэла, вы просили меня задуматься над выбором, и, сделав не правильный, до сих пор занимаетесь самобичеванием, я же в свою очередь, считаю, хватит одного слова – прости, и вы будете прощены.
– Кому больше дается, с того и больше спросится.
– Конечно, но дело не в этом. Когда вы поведали мне отрывок из своей жизни, так живо и искренне, я изумился вами и задумался. И почему-то я уверен, что если попаду в такую ситуацию, помогу любому, кто нуждается, вспомню вас и сотворю добродетель ради вас, не для себя. Вот видите, как всё вышло. Даниэла, вы думали, что непоправимая ошибка в траурных одеяниях нависла над вами, без просвета, без надежды, но впоследствии вы показали мне не своим примером, нет, а своим отношением к сей ситуации каков верный путь. Можно даже сказать исправили во мне былые устои, скорее застои. Маленький светлячок мерцает вдали, не правда ли.
– Я рада, что вы переменились.
– Ну, вот и улыбнулись. Более того у меня возникла еще одна мысль, трудоемкая, но многообещающая. Завтра рано утром не ждите меня, если мне будет сопутствовать удача, то я смогу немного успокоить вашу душу.
– О чем именно вы говорите.
– Завтра.
Сэр Гарисон и не подозревал, что для юной леди не было завтра, было лишь сегодня, она проживала каждую секунду как последнюю, измерителем времени для нее было ее же собственное сердце, то ускоряясь, то замедляясь, тем самым контролируя ход событий. Она ловила каждый момент, потому знала, поездка запомнится ей на всю оставшуюся жизнь, поэтому стоит запомнить всё до мельчайших подробностей. Во влюбленных воспоминаниях главным, центром является любимый человек, остальное же зачастую не так важно. Особенно так четко запоминают люди, осознающие свою недостойность тех мгновений, тех обращений, взглядов, речей, недостоин происходящего, как в иконе важна каждая деталь, кажущаяся мелочью, ведь второстепенного нет.
Глава тринадцатая
“Бойтесь женщин с плодами
Господа и дамы в летах, обычно перескакивая за третий десяток, полагают, уверяют, уверены в том, что чем больше живут, чем дальше бороздят просторы мира, тем умнее и опытнее становятся, сами того не желая. Все мы слышим каждодневно благие поучения взрослых, тех словоохотливых мудрецов, не способных унять порывы учительства, более того учителя жизни. Разноплановым слогом нам преподносят опыт, основанный на ошибках и победах, на блюде, вкушайте и не бойтесь переесть, ведь повара истин так щедры. Заблуждаются, кто думает, что двадцатилетние люди умственно отсталые. Юность снабжена пороками и искушениями, но разве далее их меньше, дело не в учебе на ошибках, а ударение на свободную юность делается по поводу начала, то есть в первый раз совершается тот или иной греховный поступок, первые мысли, блудные фантазии. Говорят, когда учишь, какой либо текст, лучше запоминается начало и конец, потому то и юность так ярко выражена. А стоит ли совершать ошибки? Можно сделать вывод, что ум с возрастом возрастает, если направлен на борьбу с падением, обратная же сторона, со знаком минус. Среди девушек и юношей немало мудрецов, они уже давно знают волнительные периоды, они знают жизнь вдоль и поперек, откуда берется их опыт? Здесь лучше привести метафору, представьте костер и вы сидите возле него и не знаете, обжигает он или нет, будет ли больно или нет, два варианта развития событий, первый это когда подносим близко руку, держим несколько секунд и отдергиваем, понимаем, горячо и больно, так поступать больше не буду, второе это когда кладете руку в огонь и она загорается, покрывается ожогами, вспыхивает одежда, велика вероятность, целиком сгореть. Думаю, те юные люди лишь подносят руку, понимают злое и не обращаются к нему. Так можно поверхностно познать всё, но нужно ли?
Матушка Даниэлы не была исключением, некоторые свободные минутки от сплетен и других не менее важных дел, она тратила на понукание одной юной особы. Стоит ли скрывать, что две эти женщины различны и не похожи друг на друга словно снежинки, отсюда плавно вытекает внутренний и внешний конфликт. Будь ее дочь другой, не той скрытной и не понимающей своих родителей, вышло бы недоразумение, но ее любят, несмотря на созревшие разногласия. Но мы не белокаменные статуи, прибывающие в одном положении и расположении духа, существуют вопросы, в которых мы воспринимаем действительность иначе, чем прочие, но сердца не из мрамора. Одни чувства перекрывают другие, желания сменяются мечтами, не разобрать, что затушить, что воспламенить, хотя не все так необратимо, как звучит.
Любовь одна и поэтому она бесценна, некоторые любят рассуждать о “первой” любви, как о нечто возвышенном, но проходящем и далее будет ярче, сильнее, сквозит в этих мыслях непостоянство, шаткость неустойчивых взглядов и суждений, нечто жидкое, нестабильное, словно кровь любит, а не сердце, кровь же со временем обновляется, думаю правильнее любить сердцем однажды, навсегда. Всегда или никогда, всё или ничего, девиз неудачников, может быть, слова меньшинства, может я один, так думаю, не исключено, сооружаются рамки, отвергающие или подавляющие индивидуальность, дабы обеспечить удобный контроль. Невольно рассуждаем наедине с собой или среди ближних, куда приводят мысли, неизвестно, одно определенно, предела мысли нет.
Попробуйте хотя бы один день не думать о различных мировых проблемах, о жизни, о смерти, не философствовать, не думать о великом и вечном, и тогда заметите, как стало легко, будто выходной для души, но знайте, день будет пуст, но тих и спокоен.
Даниэла последовала бессловесному совету, оставила противоречивую часть себя, отдалась течению, легла на спину как та утопленница на картине, художник писал натурщицу в ванне, остальное нарисовало воображение, и плыла по молочной реке.
Утро выдалось пасмурным, дождевые капли стекали по стеклу, удары по клавишам крыши напоминали о непогоде всё чаще и чаще. Под покровительством теплых стен уютно. На этот раз завтракали лишь две дамы, Даниэла и ее матушка, которая в свою очередь bona mente (с добрыми намерениями) говорила дочери некоторые колкости, хитрости, уловки, женщины коварны, может потому, так ранимы, как бы то ни было, откушать после сна в тишине у нее не вышло.