Младенца на трон!
Шрифт:
Глава 25
Конечно, Василий никуда не уехал. Полночи он просидел в кабаке, пытаясь сообразить, как уговорить Заруцкого. Государь, посланец Божий, доверил ему дело важное, а он назад с пустыми руками вернется? Вот уж нет!
Однако в голову ничего не шло. И так, и эдак вертел Васька, но ничего не придумал. Мрачный и злой, он к полуночи вернулся на постоялый двор и, решив, что утро вечера мудренее, завалился спать.
На рассвете следующего дня Василий уже стоял на
Едва закончилась служба, как кто-то тронул его за плечо. Обернувшись, Васька увидел казака, тот кивнул на дверь и поманил его за собой.
"От атамана, гнать из крепости будут".
Но ошибся. Когда они вышли на улицу, незнакомец прошептал:
– Отойдем-ка, покудова никто не услышал.
Один за другим они пошли вокруг церкви. Василий держался настороженно и украдкой поглядывал по сторонам, пытаясь угадать, что его ждет. Но никого, казалось, тут не было, лишь вдалеке спешил какой-то инок да баба в криво повязанном платке мела двор.
Наконец незнакомец остановился под высоким дубом, тихо шелестевшим немногими бурыми листьями. Васька подошел и вопросительно уставился на казака.
– Ты, что ль, от государя будешь?
– нетерпеливо спросил тот.
– Ну, я.
– Я Николка Роговец. Хочу тебе жалобу дать, поелику тут на правду надежи нет.
– Что ж, сказывай, - кивнул Васька.
– Есть тут у нас сотник, Ермолка Пугало, со шрамом на роже. А шрам этот с того, что в разрушные годы он снасильничал девку, а та ему черепком по морде-то и вдарила. И так-то худо, а она опосля еще и удавилась.
Василий замер, сердце глухо стукнуло и, казалось, остановилось. Он сглотнул подступивший к горлу комок и хрипло спросил:
– Где это учинилось?
– В Ярославском уезде, - жарко зашептал Роговец, - мы там с ополчением стояли, аккурат на святого Матфея. Зашли втроем в избу к ней, пожрать попросили. Мы-то с приятелем опосля ушли, а Пугало остался. Потом сказывал нам во хмелю, мол, сначильничал ее да заснул, а она прям возле него на ленте своей и удавилася. Проснулся, дескать, утрась, а пред очами ноги босые качаются. Девка-то больно хорошая, жаль ее.
Ни один мускул не дрогнул на лице Василия, хотя в душе бушевала такая буря, что он едва стоял на ногах. Сквозь шум в ушах он услышал собственный голос:
– Как звали девицу?
– Настасья, кажись.
Прислонившись к мокрому стволу, верный страж государев помолчал, восстанавливая дыхание.
– А чего ж раньше не донес?
Николка пожал плечами.
– Да как-то недосуг было, разбросала нас судьбинушка, думал, сгинул Ермолка в войне-то. Ан нет, на Успенье в Воронеже свиделись, и он на меня с ножом кинулся, дабы я про него не растрепал, да в реку сбросил. Вон, гля, плечо-то доселе замотано. Слава Богу, промахнулся - в грудь, стервец, метился.
– Понятно, - кивнул Василий.
– Ладно, ступай с Богом. Сыщу я то Пугало.
– Верно, сыщешь? Ты не думай, я никого не боюсь, но все ж как-то… беспокойно.
Васька со злостью посмотрел на Роговца: доносчиков он не жаловал. Да и как знать, может, в смерти
– Не сумлевайся.
Всю ночь Пугало просидел на колченогом стуле в караульне, прикидывая, как ему поступить. Вставал, жадно пил, зачерпнув ковшом из кадушки студеную воду, и снова садился. Как оказалось, что за одно преступление его ищут на Москве, а за другое - здесь? Смерти он не боялся, но хотелось еще пожить. И потому напряженно думал, как выкрутиться. Ну вот что, что ему делать?! Бежать на юг? Или остаться и ждать, когда Роговец на него пожалуется? Но тут, он чувствовал, уже земля горит под ногами. Даже если Иван Мартынович не покарает, Николка может других подговорить. Или того хуже - перейдет Заруцкий, как предсказывал старец, под руку государеву, и что тогда? Люди Пожарского его, Ермолая, рано или поздно отыщут, к бабке не ходи. От них ни один атаман защитить не сможет. Князь высоко сидит, выше него только царь. Но у того свои заботы, с чего бы ему за всякую казачью голытьбу вступаться.
Если только не… Да! Верно! Нужно показать себя перед государем, совершить что-то такое, чтоб он благодарен был или даже по гроб жизни обязан, а о девке б и не вспомнил. И, если что, и от Пожарского захотел бы защитить.
Ага, легко сказать, но это ж надо сначала придумать, а потом суметь исполнить. И доказательствами не забыть запастись, а то чужую славу всяк присвоить горазд.
И посреди ночи ему в голову пришло простое решение. Ермолай даже рассмеялся - да, вот оно, то, что спасет его! Едва сдав караул и наплевав на заутреню, он вернулся в свою избу и заснул блаженным сном. Впервые за последние дни голова совсем не болела.
Проснувшись ближе к полудню, он сразу же направился к палатам Заруцкого, позади которых располагался двор, обнесенный деревянным частоколом. Пугало обошел терем и заметил неподалеку брошенную подводу. Он примостился под ней и стал наблюдать сквозь дыру в заборе. На улице было пусто, и его никто не заметил.
Ждать пришлось недолго. Через полчаса во дворе под яблонями появилась Марина, ведя за руку маленького Ивашку. Под покровительством Заруцкого она никого не боялась, гуляла без опаски, и Ермолай об этом знал. Отодвинув прогнившую доску, он протиснулся во двор и спрятался за стволом ближайшего дерева.
– Када ми подем в Моськву?
– услышал он голос малыша.
– Вскорости, миленький мой, совсем вскорости, - ласково ответила Марина.
"Надо же, - удивился Пугало, - словно бы иной человек. Ни холодности, ни гонора".
Голоса приближались, Ермолай осторожно выглянул. Мальчик с матерью остановились в паре саженей от него, женщина вытащила полотняный платочек и наклонилась к сыну.
– Ну-кась… Чегой-то ты такой чумазый?
Словно тигр, Пугало выпрыгнул из своего убежища и с налету воткнул саблю в живот Марины. Слабо охнув, она осела на землю, в остановившемся взгляде застыло удивление. Глаза ребенка округлились от ужаса, он попытался закричать, но Ермолай успел зажать ему рот ладонью. Клинок со свистом рассек воздух, и малыш тихо повалился на пожухшие листья, ковром устилавшие двор. Под ним медленно растекалась липкая красная лужа.