Мне снился сон…
Шрифт:
На соседней койке лежал без сознания корабельный врач с перевязанной головой. Уильям успел бегло осмотреть его, сказал:
– Сильная контузия, кома от болевого шока. Плохо дело…
Троих матросов он быстро перевязал – раны были лёгкими. Ещё двое оставались на палубе, и они – врач и сестра милосердия, – не сразу решили, кого первого оперировать. Оба казались в критическом состоянии. Всё-таки начали…
Капитан «Даниэля Моргана» в лазарет не заглядывал. Они видели его только когда высаживались из катера. Он пробежал тогда мимо, крикнув: «Займитесь ранеными!». Уильям
Через время – Виктория уже потеряла ему счёт, – подбежал матрос.
– Господин военврач, сэр, – козырнул он Уильяму, – вас просят подойти к аппарату связи. Флагманский крейсер вызывает.
– Через несколько минут, – кивнул головой брат. – Закончу перевязку и приду.
Он и в самом деле минут через пять обрезал бинт, кивнул сестре:
– Закрепи сама. Я сейчас вернусь.
Сполоснул руки в тазе и ушёл, швырнув от двери на стол полотенце. Виктория подумала: «Который сейчас час? Наверное, уже поздно». Глянула в иллюминатор, но тут же вспомнила: светло круглые сутки.
Позже Уильям рассказал ей о разговоре с адмиралом Гамильтоном.
– Уильям, – сказал тот, не утруждая себя официальным обращением. – Я сейчас пошлю за тобой и Викторией катер, быстро возвращайтесь.
– Но, господин адмирал, – удивился брат. – Почему? Мы ещё здесь нужны!
После небольшой паузы контр-адмирал Гамильтон ответил:
– Через полчаса мы вывесим на мачте знак «Красный треугольник с красным крестом»…
– Не понял… Это ведь значит: всем рассредоточиться… Зачем?
– Да, всему транспорту рассредоточиться и поодиночке следовать к месту назначения. Зачем, не могу тебе объяснить. Только что получил приказ из адмиралтейства, лично от первого морского лорда адмирала Паунда… Эсминцы охранения и корабли ближнего прикрытия отходят на запад, соединяются с отрядом дальнего прикрытия, возвращаются на базу… Транспорты рассредоточиваются и самостоятельно следуют в русские порты…
– Не понял! – Теперь уже в голосе Уильяма была не растерянность, как в первый раз, а возмущение и напор. – Что за бредовый приказ? Как это возможно! Мы ведь сейчас почти на траверзе мыса Нордкап! Рядом с немецкими аэродромами и базами! Они же станут расстреливать беззащитные транспорты, как в тире!
Он услышал, как адмирал вздохнул, потом сказал хрипловато:
– Приказ есть приказ… Садитесь в катер и возвращайтесь.
– Нет, – отрезал Уильям. – Здесь тяжелораненые, двое в критическом состоянии. Заняться ими некому, бросать нельзя.
– Вы можете не дойти… – И поскольку Роскоммон молчал, адмирал попросил. – Отправь сестру.
– Она не только мне сестра, она сестра милосердия. И, должен сказать, отличная помощница. Она тоже нужна здесь. – И, смягчив тон, добавил: – Господин контр-адмирал, да она и сама не оставит меня и раненых. Я знаю…
Виктория вышла на верхнюю палубу, сделала шага три и схватилась за какой-то канат. В сером тумане она видела, как уходит, удаляется флагманский крейсер
Глава 16
– Шесть десятилетий прошло, мой мальчик. Даже больше… А я до сих пор не могу понять, что же произошло тогда! Почему отдали приказ уйти всей охране? Почему бросили на растерзание эти беззащитные корабли? Сотни людей. А бесценный для воюющей страны груз? Танки, самолёты, машины, медикаменты!
Щёки леди Виктории пылали румянцем: от пылающего камина, от выпитого вина, но – больше всего, – от волнующих воспоминаний.
– Об Арктических конвоях много потом было написано исследований, высказано версий и догадок, но всё не то, не то!
– Я тоже помню, – кивнул Энтони. – Известие о выходе навстречу конвою PQ-17 немецкого линкора «Тирпиц» до смерти напугало наше адмиралтейство… Я, кстати, тоже не мог до конца понять – почему? Да, мощный военный корабль, но разве настолько грозный и непобедимый, что нужно было так позорно удирать? Там было больше немецкой шумихи и пропаганды, чем реальности. Вот же – потопила его русская подводная лодка очень даже просто.
Бабушка, которая последние минут десять своего рассказа прохаживалась по комнате, вновь села в кресло. Вздохнула.
– Я много читала этих самых исследований, научных книг. Но настоящего ответа не нашла. Узнаю ли когда-нибудь?.. Там есть какая-то тайна, которую до сих пор не раскрывают… Ну ладно. Я продолжу. Тебе интересно?
– Необыкновенно! – Воскликнул Энтони. – А ты ещё так рассказываешь: я словно бы вижу всё сам.
– Тогда слушай. Но, сначала, впусти пожалуйста, Буффи, она скребётся в дверь, просится…
Собачонка всего полминутки попрыгала, выражая радость встречи, потом улеглась на ковре, между хозяйкой и молодым хозяином, положив ушастую морду на туфель Энтони. Он погладил её, подумав грустно: «Старенькая стала…» Почему-то о бабушке он так не думал, наверное она не давала к этому повода. А особенно сейчас, когда рассказывала, вспоминая свою молодость.
…Одному из прооперированных моряков было очень плохо, он не приходил в сознание, всё время бредил. Вспоминал тот налёт немецких пикирующих бомбардировщиков, при котором и был ранен. Виктория сидела у его постели, держала, когда он пытался сесть, подносила к губам питьё. Второй раненый пришёл в себя, говорил ей:
– Они бы нас вообще разбомбили, но примчались русские «Ястребки» – я слышал, так называют их самолёты. Разогнали, можно сказать, спасли корабль. Вот только нам с Фрэнком не повезло. Но ничего, придём в Мурманск, подлечимся. Уже скоро.