Монтайю, окситанская деревня (1294-1324)
Шрифт:
В напряженной ситуации, характерной для Монтайю, борьба между семьями за удержание функций лидера и посредника предполагает, со стороны кандидатов на этот пост, настроенность на серьезную конкуренцию, «открытые и тайные стратегии нападения», «мгновенное создание и разрушение коалиций богатства и власти» [123] .
Тернистое восхождение и окончательный — или псевдоокончательный — крах дома Клергов является великолепной иллюстрацией подобного типа поведения. Борьба за власть или за доступ к власти в Монтайю не опирается ни на буржуазные ценности сбережений или аскетического труда, ни на принцип грошовой экономии или одержимость накоплением монет. Она скорее предполагает способность к нападению, к вероломству, к развалу коалиций; тому, кто захватил власть в Монтайю, она приносит сладостные, но недолговечные плоды, которые всегда могут быть отняты. Безусловно, лучше господствовать в деревне, чем быть последним подпевалой в городе или большом селении. Лучше быть первым в Монтайю, чем вторым в Памье или третьим в Тарасконе-на-Арьежи. Но в маленьком приходе Айонского края Капитолий ближе, чем где-либо, к Тарпейской скале {102} , и власть очень скоро, около 1321 года, перейдет в другие руки. Во всяком случае, на какое-то время.
123
Wolf Е. Peasants..., p. 86—88; Hirschman A. О., p. 15 et passim.
{102}
Капитолий — один из семи холмов Рима, на котором в древности располагались органы власти Римского государства в царский и республиканский периоды. Тарпейская скала — отвесный утес с западной стороны Капитолийского холма, откуда сбрасывали осужденных на смерть государственных преступников. Выражение «Капитолий близок к Тарпейской скале» означает, что носители власти всегда близки к тому, чтобы потерять ее, иногда вместе с жизнью.
Глава IV. Простые пастухи
Совокупность domus, которые до сих пор были объектом моего внимания, большей частью входит в классический мир оседлых земледельцев. Но наши исследования не могут ограничиться анализом земледельческого сообщества — само по себе оно не является единственной основой подлинной Монтайю. В пиренейской деревне числятся также ведущие тяжелую жизнь дровосеки: одновременно они же отчасти земледельцы и даже пастухи. Но ересь почти не заражает их группу, вследствие этого они мало интересуют инквизицию, а в результате мы мало что о них знаем.
Зато больше известно о пастухах. Они относительно многочисленны в деревне: мы обнаруживаем пастухов, названных таковыми поименно, в количестве двенадцати, и как минимум в восьми семьях Монтайю. Я назову, в частности, Гийома Пелисье, Гийома Бело, Гийома Гилабера, Жана Марти, Пьера и Гийома Бай, Пьера и Жана Мори, Гийома Мора и одного из Бене [124] . Среди видов деятельности, не являющихся «аграрными» в узком смысле слова, именно профессия пастуха чаще всего упоминается в Монтайю [125] .
124
Giraud, р. 64.
125
Ibid.
Сам термин «пастух» достаточно расплывчат. В селениях верхней Арьежи, таких как Монтайю или Орнолак, все в каком-то смысле являются пастухами, поскольку все в той или иной степени занимаются разведением овец. Это очень хорошо понимает байль Орнолака Гийом Остац, когда выступает перед людьми своей общины, собравшимися под вязом на площади. Чем жечь еретиков, — кричит он, — надо бы сжечь самого епископа Фурнье, потому как он требует десятину от приплода ягнят, или карнеляж (I, 208—209). Произнося эти святотатственные речи Гийом Остац попросту выступает как выразитель мнения сообщества земледельцев-овцеводов, держателей земли и domus, и одновременно собственников стад. Часто эти люди с помощью своих детей сами выполняют функции пастухов.
Пьер де Кресан. Стрижка овец. Сельский календарь. Музей Канде, Шантийи.
Однако меня в этой главе интересует вовсе не сообщество овцеводов в целом; в конце концов, я их уже видел и побывал в их domus. Теперь меня интересуют профессиональные пастухи, которые бродят по свету, группируясь во временные артели [126] ; они образуют кочевой сельский полупролетариат, не имея ни кола, ни двора, однако у них есть собственные традиции, своя гордость, свои понятия о горской вольности и судьбе. Временно или окончательно, они включаются в обширную пиренейскую миграцию, понемногу направляющуюся к нижним землям, особенно в сторону испанских территорий [127] .
126
Ввиду исхода молодых людей, многие из которых покидают деревню, чтобы надолго стать холостыми пастухами, не исключено, что в Монтайю большинство оставшихся жителей — женщины. Численное превосходство вдов, связанное с большей мужской смертностью, лишь усиливает эту тенденцию.
127
Bonnassie. T. II, p. 115.
Их жизнь протекает в подчинении существующим властям; во время своих перемещений от деревни к деревне они оказываются в системе domus, где встречают благоприятный прием: Пьер Мори, пастух из Монтайю, бродит по нынешним Оду и Каталонии и тем не менее сохраняет некоторые отношения с кланом Клергов и даже пользуется определенной защитой с их стороны (II, 176). Напротив, жизнь высокогорных пастухов очень осложняли частные войны, местных сеньоров испанского склона: мелкие знатные стервятники с Пиренеев по-прежнему готовы рвать друг друга в клочья, как и в период расцвета феодальной эпохи. Было бы полбеды, если бы бродящим в ближних горах пастухам не приходилось «платить за разбитые горшки» в ходе конфликтов между могущественными людьми. Стоит вспыхнуть такой локальной войне между Гийомом д’Энтенза, сеньором Кастельдана, и другим сеньором, о котором мы ничего не знаем кроме того, что его звали Нартес или Эн Артес — и братья Мори должны отгонять свои стада с территории Кастельдана (II, 479; III, 195).
Многие из этих легких на подъем пастухов родом из Монтайю; кое-кого из них мы знаем. Как правило, это люди под подозрением или непоседы; они пустились в путь, отправились в отгон или просто подались в бега из-за драки или ссоры. Один из них, Жан Мори, оказался замешанным в драке с другими пастухами и объясняет со всей простотой, как это происшествие укрепило его в давней любви к «бродяжничеству». Я ввязался как-то, — рассказывает он, — в драку с пастухами из Ле Разеса. В ней меня ранили. Некто Везьян, бывший в то время у Раймона Лизье из Монтайю, в ссоре вступился за меня. Я пришел жаловаться на увечья к Бернару Клергу, который был тогда в Монтайю байлем сеньора графа Фуа; я пожаловался еще и шателену Монтайю. Он же не захотел судить по справедливости за ущерб, что я потерпел по вине пастухов из Ле Разеса. По причине этой учиненной мне несправедливости я ушел из Монтайю, отправился в Пучсерду и нанялся пастухом к сеньоре Брюниссанде де Сервелло; и оставался я при Брюниссанде и ее овцах четыре года и два с половиной месяца... (II, 476). Точно так же после бурной потасовки «пустился в отгон» {103} Гийом Белибаст. Именно он был виновен — во время ссоры убил одного пастуха. Он покинул после этого богатый земельный участок и свой отцовский domus в Кюбьере. Гийом становится пастухом [128] , потом «совершенным»... Он осядет на одном месте лишь позже, в качестве пророка маленькой альбигойской колонии в Каталонии, сменив пастушеское ремесло на занятия корзинщика или изготовителя чесальных гребней.
{103}
Отгон — здесь: сезонный перегон скота.
128
О талантливом пастухе Белибасте см.: II, 177.
Несколько иным образом Бернар Бене также оказался жертвой нисходящей социальной мобильности [129] . Бернар — выходец из крепкого дома земледельцев-овцеводов, имеющих владения в Монтайю, но семья оказывается разорена инквизицией: земли domus Бене конфискованы и переданы в руки графа Фуа; фактически на них хозяйничает байль Бернар Клерг. Самым очевидным результатом этой операции было обогащение дома Клергов за счет дома Бене, когда-то связанного с Клергами косвенным свойством. Что до Бернара Бене, то он внезапно оказался отброшен в пролетарскую среду пастухов. Его материальное и моральное положение отнюдь не блестяще: когда памьеские инквизиторы начинают интересоваться его персоной, он живет разведением овец на шерсть. В самом Монтайю он оказывается зажат между двумя кланами: клан Клергов вынуждает несчастного Бене выступить перед каркассонской инквизицией с лжесвидетельством, а клан Азема, враги Клергов, добивается от него отказа от этих показаний. Бернар Клерг, следующий в этом деле инструкциям своего брата кюре, обещает Бернару Бене вернуть один из конфискованных лугов и надеется добиться сотрудничества с его стороны. Пьер Азема, использующий скорее кнут, чем пряник, отнимает у Бернара Бене драгоценных баранов, последнее оставшееся у него богатство, чтобы повлиять на него в противоположном направлении. В конечном счете Бернара Бене арестовывают. Потом ему удается скрыться из городка Ма-Сент-Антонен, где его держали в охраняемом помещении (I, 498). Сделав крюк через Сердань, он снова попался в Акс-ле-Терме: на него донесли Пьер Руссель из Акс-ле-Терма и его жена Алисанда. Эта Алисанда — не кто иная, как сестра Гайярды Бене, жены Пьера Бене, который был братом нашего Бернара. Следовательно, Бернара выдала сестра его золовки. Это не очень любезно... но вполне объяснимо: и Алисанда, и Гайярда были в разное время любовницами кюре Пьера Клерга; они изменили своим законным связям с домом Бене, чтобы стать, в нескольких смыслах слова, исполнительницами дел Клергов, — из любовниц они стали соглядатаями. Именно таким образом гарем Пьера Клерга способствовал процветанию его domus. Что касается Бернара Бене, то он неумолимо скользит вниз по склону: молодой человек из хорошей семьи, которого ожидало поначалу будущее собственника-земледельца, становится простым пастухом, игрушкой в руках разных кланов прихода. В этих условиях он более чем счастлив, вырвавшись без ущерба из цепких лап инквизиторов [130] .
129
В документах периода Старого порядка речь идет преимущественно о восходяшей социальной мобильности: благодаря ей человек поднимается в мир элит, который получает привилегированное отражение в архивах. Ввиду этого регистры Жака Фурнье представляются мне тем более ценными, что они замечают — большая редкость — нисходящую социальную мобильность.
130
I, 395, 405-406, 408 (донос Русселей).
Другой деклассированный, как и Бернар Бене, пастух опустился еще ниже — Гийом Мор. Он также выходец из почтенного domus монтайонских земледельцев, разоренного инквизицией, которой в этом способствовали, как обычно, добрые услуги дома Клергов. Отец и братья Гийома Мора арестованы. У его матери Мангарды был слишком хорошо подвешен язык, который она использовала против Клергов, неосторожно упоминая об их еретической молодости: они укоротили его в самом буквальном смысле слова [131] . Самому Гийому Мору удается избежать тюрьмы и пыток. Скрываясь, скитается он от перевала к перевалу, от горы к горе, из графства Фуа в Каталонию и обратно; им движет скорее жажда мести в сердце, чем ересь в душе. (Отсутствие у него катарского рвения можно проиллюстрировать далеко не любезными словами, с которыми он обращается к «совершенному» Гийому Белибасту: Я скорее буду требуху есть, чем держаться с вами заодно [II, 187]. В этом нет ничего удивительного: странствующий Гийом Мор хочет убить Клергов, разрушивших его domus, и ему наплевать на судьбу альбигойства, — за которое, однако, инквизиция бросила в тюрьму всю его семью). Став пастухом и будучи недоволен этим, Гийом Мор беспрерывно вспоминает ныне увядшее величие своего рода, достаточно скромное на самом деле, но расцвечиваемое все новыми красками по мере поглощения истины временем. Жизнь гуртовщика дает Гийому Мору возможность часто бывать в разных сообществах горных пастухов-сыроделов; но жизнь эта кончится для него довольно плохо — в конечном счете он попадет в ощип (даст себя схватить) в Пучсерде. Оттуда викарий короля Майорки {104} передаст его в тюрьму епископа Фурнье [132] .
131
II, 222. Это «подрезание языка» по инициативе Клергов стало возможным и «законным» благодаря полномочиям байля (представителя сеньории графства Фуа как высшей судебной инстанции), которыми обладал Бернар Клерг.
{104}
Майорка (Мальорка) — крупнейший из группы Балеарских островов в Средиземном море. Балеары в VIII в. были завоеваны арабами, в 1113—1114 гг. — Генуей, в 1229 г. — Арагоном. В 1276—1344 гг. существовало особое королевство Майорка, в которое входили все Балеарские острова, графства Руссильон и Сердань в Каталонии и сеньория Монпелье в Лангедоке; в этом королевстве правила младшая ветвь арагонского королевского дома; в 1344 г. королевство снова соединилось с Арагоном, кроме Монпелье, отошедшего к Франции; ныне Балеарские острова — административная область Испании. В описываемое время в королевстве Майорка правил Санчо I (ум. 1324, король с 1311 г.). Пучсерда — город на северо-востоке Пиренейского полуострова, в описываемое время в графстве Руссильон, ныне — в провинции Жерона испанской автономной области Каталония. Викарий — здесь: наместник короля.
132
I, 418; II, 170, 171, 173, 175, 177-190, 223; III, 87 и II, 173 (участие Клерга).
Пастухи Белибаст, Мор, Бене являются примерами социального деклассирования; выясняется, что эти случаи имеют значение, выходящее за рамки индивидуальных биографий и за рамки Монтайю. Обратимся к подобному примеру вне Монтайю, к долгой, захватывающей и жалкой биографии пастуха Бернара Марти из Жюнака (III, 253—295): родившись в богатой семье кузнеца, полностью разоренной инквизицией и ее клевретами, Бернар Марти дойдет до того, что будет пасти баранов то у одного, то у другого, то здесь, то там, и оставаться без работы чаще, чем другие.