Монтайю, окситанская деревня (1294-1324)
Шрифт:
Несколькими месяцами позже, в разгар лета, в августе, Пьер Мори пас овец Раймона Пьера в местечке под названием Парс Соре, по-прежнему недалеко от Арка. В качестве подпасков с ним были те же лица, что и в прежней артели, известной нам по Оду и Сабартесу, а именно: Жан Молен, брат (или сводный брат?) бывшего хозяина Пьера Раймона Молена, и два Гийома Марти, одинаково прозывавшиеся отец и сын, родом из Монтайю. Как-то вечером, когда уже пора было отходить ко сну, повидать нашего героя на его пастбище пришли двое: Раймон Белибаст (сын Гийома Белибаста-старшего) и «совершенный» Филипп из Алейрака, родившийся в Кустоссе, который прибыл из Лиму (III, 140-142). Как мы видели, Пьер Мори давно уже знал Раймона Белибаста; он предложил двум гостям отужинать плодами земли и стада: мясом, козьим молоком, сыром, хлебом и вином. Раймон поел (III, 141). Но Филипп из Алейрака, совершенный в своем совершенстве, отказался от мяса и удовольствовался вином, которое вкушал из собственной кружки: он отверг кружки пастухов, вызывавшие у него отвращение, поскольку эти посудины были грязными от соприкосновения со ртами пастухов, в свою очередь грязными от съеденного мяса. После такой «трапезы» добрый пастырь проводил своих гостей, по их просьбе, в ночной тьме по опасным крутым тропинкам на добрые пятнадцать километров, до самой овчарни, или курраля, Белибастов, расположенной довольно далеко от их кюбьерского дома. Филипп спотыкался и падал всю дорогу из-за выбоин и ухабов; у него пропало даже желание проповедовать. Падая, он всякий раз ограничивался лишь восклицанием: Святый Дух, помоги мне!
После всех этих эпизодов, после всех сделанных визитов и приемов Пьеру Мори пришлось вскоре порвать с Арком и его жителями. В самом деле — в 1305 году Жака Отье схватила инквизиция. Еретики из Арка, составлявшие довольно многочисленные семьи округи, были охвачены страхом; с большими затратами они отправились к папе, чтобы исповедаться, а затем отречься от своих заблуждений и от ереси. Из-за боязни проесть все свое богатство в пути либо по какой-то иной причине Пьер Мори не захотел присоединиться к кающимся паломникам. Он лишь оказал им услугу, заботясь об их скоте во время отсутствия хозяев. По их возвращении он решил скрыться. Наш пастух опасался, что его приятельство с Отье, не получившее папского отпущения, могло дорого ему обойтись. Он захватил запас зерна и сукна, которое заказал соткать из своей шерсти ткачу по имени Катала, и отправился в путь. К Рождеству 1305 года Пьер был в Монтайю, праздник он провел в компании отца и братьев в отчем доме. Однако родная земля также горела у него под ногами. Даже односельчане сторонились пастуха как слишком подозрительного. Он нанялся в пастухи к некоему Бартелеми Боррелю, овцеводу из Акс-ле-Терма. Последний, впрочем, был шурином одного человека из Монтайю, которого звали Арно Бай-старший (III, 148). Бартелеми Борреля связывало с Монтайю еще и то, что его служанка Мондинетта и его пастух Мори также были родом из этой деревни…
Глава V. Большие перегоны
...Едва был заключен договор о найме, как Пьеру снова пришлось сниматься с места. Дела Бартелеми Борреля вынудили его вплотную заняться перегоном скота, на этот раз — на юг, за Пиренеи. Овцы Борреля в это время находились на пастбищах Тортосы в Каталонии; в результате Пьер Мори был отправлен новым хозяином к месту пребывания каталонского стада. Первый раз в жизни доброму пастырю довелось пересечь ту линию, где снега лежат по разные стороны, и перейти горы с севера на юг. Отныне Пиренеи для него свои: всю жизнь он будет сновать между Испанией, Французским королевством и графством Фуа.
Другой арьежец, Гийом Кортиль из Мерана, сопровождал нашего героя в качестве напарника в этом первом из множества предстоящих ему путешествий. У попутчиков не было случая поговорить о ереси. Они попросту, без лишней болтовни, окунулись в поток пастухов, переселенцев, безработных и гавашей {114} , которых приливы, а то и отливы людской миграции прибивали к иберийским землям (II, 55, 291). На Троицу 1306 года Пьер, обутый отныне в семимильные сапоги, возвращается в район Сабартеса: он готовится к летнему выпасу овец Бартелеми Борреля, с которыми он перезимовал в Каталонии, на «французском», или, точнее, принадлежащем графству Фуа склоне Пиренеев. По этому случаю Пьер продлил на год, как это обыкновенно практиковалось, договор, заключенный им в качестве пастуха с Бартелеми. Притом хозяин был правоверным католиком: и речи не могло идти о том, чтобы побеседовать на еретические темы с ним или его сыновьями. Это было серьезной переменой по сравнению с захватывающей, но опасной жизнью Мори у Раймона Пьера.
{114}
Гаваш (gavache) — насмешливое прозвище горцев и вообще чужаков в Лангедоке и Гаскони.
Пастухи. Барельеф XIII в. Собор в Шартье.
Листы 256 и 257 манускрипта Жака Фурнье дают нам некоторые детали жизни нашего пастуха у Бартелеми. По-видимому, в большом доме Боррелей Пьер Мори выполнял не только обязанности пастуха, но и был «на подхвате»: рубил дрова, помогал хозяину принимать гостей, флиртовал, но не больше, со служанкой Мондинеттой (Раймондой), которая, кстати, была «землячкой», дочерью Бернара Изарна из Монтайю. Описанная в двух словах сцена показывает нам Пьера Мори, который сводил как-то вечером Мондинетту в таверну; потом служанка увязалась за ним следом, распевая во все горло. Однако у Пьера, столь «любвеобильного» при других обстоятельствах, в тот вечер было целомудренное настроение. Он провел ночь не с Мондинеттой, на сей раз он спал с Бернаром Баем, сыном Сибиллы Бай из Акс-ле-Терма. Мы знаем, что местный обычай и недостаток кроватей принуждали мужчин делить постель честь по чести (III, 157).
Как раз в тот период Пьер часто бывал в доме Сибиллы Бай: эта дама из Акса, живущая раздельно с мужем-нотариусом, доверила как-то Мори пасти одну из своих овец. Domus Бай, с кухней на верхнем этаже, был одним из самых больших осталей. в Аксе. Дом с множеством комнат всегда был полон народу, кровати были заняты гостями, друзьями, работниками, сыновьями и заходящими по случаю «совершенными». Дом и впрямь так хорош, что Арно, сын Сибиллы, не погнушается стать соглядатаем инквизиции ради возвращения осталя, конфискованного властями, стремившимися таким образом покарать ересь его матери, — которая все равно будет отправлена на костер.
Жизнь Пьера не сводится, однако, к работе и посещениям Боррелей и Баев. При случае пастух по-прежнему мог быть достойным проводником — и «достойным простаком», как покажет его дальнейшая биография. Он сопровождал «добрых людей» до Монтайю и, говоря по совести, они не горели желанием проповедовать в дороге: слишком крутая тропа, что вела из Акс-ле-Терма в Айонский край, могла пресечь дыхание и самому болтливому «совершенному». По дороге, однако, неплохо закусывали, далеко не всегда в соответствии со строгими религиозными заповедями: был там и балык из форели, и мясо, и вино, и сыр. Катары могли хорошо проводить время, пока инквизиция еще не протянула свои щупальца на 1300 метров над уровнем моря. Прибыв в Монтайю, Пьер обнимал отца, старушку мать и пятерых братьев, радушно его встречавших. Он ночевал в родном доме и поутру отправлялся обратно, припав в знак прощания к еще лежащему в постели «доброму человеку», которого сопровождал накануне. Вернувшись в Акс-ле-Терм, Пьер заставал там своего хозяина Бартелеми, вдруг оказавшегося перед необходимостью самому охранять собственное стадо ввиду отсутствия пастуха, получавшего, тем не менее, плату за свою работу. Эти трения ускорили разрыв между работодателем и работником, произошедший после большой июньской ярмарки в Ларок д’Ольмесе.
Ларок д’Ольмес, расположенный ниже Монтайю, — это городок суконщиков. На местной ярмарке, проходившей в XIV веке 16 июня, торговали сработанным на месте сукном, а также деревом, рыбой, баранами, гончарными изделиями; здесь же сбывали доставленные из Кусерана одеяла [156] . В любом случае ярмарки представляли собой удобное место встречи для еретиков, и «совершенные» охотно этим пользовались (III, 153). В тот год сам Пьер Мори тоже спустился на ярмарку в Лароке, чтобы купить овец. По этому случаю он появился в доме своего зятя Бертрана Пикье, мужа сестры, Гийеметты Мори. Предоставивший пастуху ночлег на время его пребывания на ярмарке Бертран, коренной житель Ларок д’Ольмеса, — фюстье(плотник). Неспокойная ночь! Невзирая на то, что Пьер отдыхает в доме фюстье, последний находит повод нещадно избить свою жену Гийеметту, сестру пастуха. (Гийеметта, восемнадцатилетняя девчонка, уже сбегала незадолго до этого из супружеского дома, не ужившись с мужем [III, 148].) Несмотря на общую грубость повадок средиземноморских мужей, нашего доброго пастыря действия Бертрана Пикье огорчили. Наутро, бродя как неприкаянный и оплакивая судьбу Гийеметты, он вдруг повстречал на рыночной площади двух старых знакомых: «совершенного» Филиппа д’Алейрака и еретика Бернара Белибаста. Во время долгой прогулки вдоль реки он поверил им свои семейные проблемы. Вердикт двух катаров категоричен: Пьер должен похитить сестру, вырвать ее из ада, устроенного мужем, который мало того, что насильник, так ещё и неисправимый католик. Но любой ценой нельзя допустить, — добавляет Филипп д’Алейрак, — чтобы освобожденная от супружеских истязаний Гийеметта шлялась беспутной потаскушкой. Три сообщника, Пьер, Филипп и Бернар, договариваются определить Гийеметту на службу к какому-нибудь благочестивому человеку из еретиков. Сказано — сделано. Пьер управляется со своими делами на ярмарке. После краткого визита в Монтайю (чтобы спросить совета у своего domus?) он возвращается в Ларок, похищает сестру и сопровождает ее до Рабастенса, где вверяет находящимся в бегах из-за ереси братьям Белибастам, которые стали его большими друзьями. Сразу после этого я вернулся к моим овцам... поскольку приближалось время делать сыр. Пьеру уже не увидеть свою горячо любимую сестру: вскоре она будет схвачена инквизицией.
156
III, 148 sq; III, 153; см. также: Wolf Ph. Commerce..., carte 4, in fine; Chevalier M., p. 603-604, n° 5.
По возвращении с ярмарки к своему хозяину Пьер обнаружил место занятым: раздраженный его отлучками Бартелеми Боррель неожиданно отыскал ему замену. Не страшно. Будучи опытным пастухом, Пьер без труда находит новую работу. Он нанимается к Пьеру Андре, овцеводу из Фенуйеда (III, 159), а потом к одному из его родственников, Гийому Андре. У Гийома Пьер входит в состав большой артели из восьми или девяти пастухов (количество работников увеличивалось летом), в том числе двух хозяйских сыновей и нескольких пар братьев родом из Фуа и из Сердани. Пьер проводит у Гийома Андре три спокойных года, занятых перегонами: Од зимой, верхняя Арьеж летом и так далее. Весь этот трехлетний период идеологически равнозначен для Мори пребыванию «под паром»: спокойные, немного скучные годы, не связанные с активной альбигойской деятельностью, которой ранее была отдана щедрая дань; от него исходил запах ереси еще в Монтайю, Арке и порой даже в Акс-ле-Терме (III, 159-160).
Несмотря на такое пребывание «под паром» инквизиция (по крайней мере, официальная церковь) продолжает присматриваться к нашему пастуху. Однажды, ближе к концу его пребывания у Гийома Андре, Пьера вызывает на главную площадь Сен-Поль-де-Фенуйеда Пьер Жирар, прокурор нарбоннского архиепископа, и обвиняет (по чьему наущению, интересно было бы узнать?) во встречах с двумя еретиками, в том числе с неким Белибастом. В обвинении есть пикантный нюанс: Пьер Жирар был важным званым гостем на ужине, во время которого Пьер Мори действительно встретился с Белибастом! На воре и шапка горит; Пьер Жирар — сообщник в той же степени, что и обвинитель, а потому не стремится дать делу серьезный ход. И кроме того, у Пьера Мори находятся друзья даже в самом суде: Отон де Корболь, сеньор Сен-Поля, очень хорошо относится к нашему пастуху. Что же до местного байля, то это кум Мори, ни больше ни меньше. Далее мы увидим, что добрый пастырь, знай он грамоту, мог бы написать бестселлер под названием «Искусство становиться кумом» {115} . В этих условиях он без особых проблем фабрикует себе железное алиби и самым наглым образом заявляет судьям: В то время, когда я будто бы видел Белибаста, я был на самом деле во многих лье от указанного места — возделывал виноградник семейства Андре [157] . Имея не совсем чистую совесть, суд безмолвно проглатывает эту грубую ложь, и Пьера Мори отпускают. Замечательный пример целой системы клиентских и дружеских связей, сообщничества и кумовства, которая порой удачно парализовала инквизиторские репрессии на окситанской земле.
{115}
Здесь, видимо, намек на чрезвычайно распространенные как раз с XIV в., говоря современным языком, пособия: от «Искусства умирать» до «Искусства писать письма».
157
III, 160. Действительно, пастухи и мигранты, включая «добрых людей», могли, видимо, оставлять на несколько недель основные заботы о баранах, отдаваясь сезонным и весьма выгодным работам по перекопке виноградников (III, 165).