Монтайю, окситанская деревня (1294-1324)
Шрифт:
Организация в пространстве пастушеской экономики нам известна и непосредственно из некоторых текстов того времени, и опосредованно, благодаря «регрессивной» истории, в частности недавним работам М. Шевалье {123} , посвященным пиренейскому животноводству.
Согласно этим работам, отгонное скотоводство вступает в конфликт то с правами крупных сельских сообществ, то с правами сеньоров, сумевших утвердить свою власть над той или иной частью высокогорных пастбищ в иберийской или пиренейской зоне. Этот дуализм общинной и сеньориальной власти существовал уже во время странствий наших пастухов из Монтайю.
{123}
«Регрессивная» история — метод исторического и этнографического исследования, когда прошлое реконструируется, исходя из настоящего: из нынешнего ландшафта, сегодняшних хозяйственных приемов, обычаев и т. п. Марсель Шевалье — современный французский историк и этнолог, специалист по истории Пиренеев.
Пьер Мори, например, на перевале Флике (в районе Таррагоны) выгоняет своих овец пастись на обширное пастбище, контролируемое епископом Лериды, запретившем выпас на нем (III, 170). Двенадцать подчиненных возмущенного вторжением епископа спешно поднимаются от Бисбаля де Фальсе, чтобы конфисковать овец Пьера. Тот выпутывается из переделки, веля испечь огромную лепешку, которой во время устроенного по такому случаю ужина насыщает двенадцать епископских сбиров вместе со своими присоединившимися к пиршеству
{124}
Госпитальеры —старейший из духовно-рыцарских орденов, члены которых помимо обычных монашеских обетов бедности, целомудрия и послушания принимали еще обет борьбы с неверными, становясь монахами-воинами. Он был основан в 1070 или 1080 г. в Иерусалиме под названием «Госпитальная братия святого Иоанна» (отсюда еще одно из названий ордена — иоанниты). Первоначально в ордене были монахи, заботившиеся о больных паломниках, и рыцари, охранявшие их. В 1099 г., во время Первого крестового похода, рыцари отделились от монахов и приняли название «Орден рыцарей госпиталя св. Иоанна Иерусалимского». Ок. 1120 г. для иоаннитов стали обязательны четыре обета воинов-монахов, то есть орден превратился в духовно-рыцарский в полном смысле слова. В 1291 г. после изгнания крестоносцев со Святой Земли госпитальеры обосновались в городе Лимасол на Кипре, а в 1309 г. отвоевали у Византии остров Родос и сделали его орденским государством; тогда же стали именовать себя Родосскими рыцарями. В 1523 г. турки выбили их с Родоса. В 1530 г. госпитальеры заняли остров Мальту и с этого времени стали именоваться Мальтийским орденом. Госпитальеры в нач. XIV в. имели обширные владения во Франции, ибо в 1312 г. им были передано имущество разгромленного ордена тамплиеров (см. прим. 7 к гл. XIX).
169
III, 179. См. также случай аббатства Бульбонне: оно владеет стадом в 2000 голов овец рунной породы в горах Викдессоса около 1310—1315 гг.: Carrigou А. Etudes historiques..., 1846. О роли монастырей и религиозных орденов со времени Реконкисты в организации иберийских и пиренейских перегонов, см.: Pastor de Togneri R., 1973, p. 150 — 154.
Наряду с дворянской, церковной или госпитальерской сеньорией, правом контроля за овцеводством обладают и сельские или городские сообщества; это право относится в большей мере к земельным владениям, чем к самим стадам. Пьер Мори, — рассказывает Гийом Мор, — два лета пас овец на перевале Паль, в переделах земли Бага, а другим летом — на перевале Кади, в пределах земли Жоза [170] . Упоминание о пределах земель достаточно ясно указывает на то, что каталонские общины Бага и Жоза контролируют сезонные перегоны пиренейских пастухов на своих общинных пастбищах. Эти пастбища ограничивались извне: их границы совпадали с границами общинной земли. С другой стороны, они ограничивались и изнутри запретами на выпас, охранявшими огороды и кустарниковые культуры, непосредственно окружающие приходские жилища. Жанна Бефай (из Монтайю), проживавшая в Бесейте, помогла Пьеру и Арно Мору вывести стадо из деревни (из Бесейта), присматривая за тем, чтобы стадо не впаслось в сады и виноградники названной деревни (II, 390). Другое заметное ограничение: раздел между выпасами, будь они общинные или нет, и пашней. Важнейшей задачей приходских сторожей, которые в Монтайю, как и в других местах, следят за межами, было препятствовать стадам вытаптывать поля или, как говорили, травить на корню урожай (II, 505). Риск потравы очень велик, поскольку рядом с домами, пахотными наделами и виноградниками существуют зоны, по крайней мере, в некоторых местах, куда уже не забредают дикие звери; это дает пастухам возможность расслабиться и оставить на какое-то время своих овец, в результате чего скот может выйти за пределы выгона и потоптать хлеба. Гийом Белибаст и Пьер Мори, когда пасли своих овец, могли уйти куда вздумается, потому что на лугах (меж засеянных полей), где они находились, пастухи не боятся волков, которые туда не забираются. Единственная напасть — «потрава», коли пастухи могут ночью пустить свои стада пастись на пажити и уйти куда вздумается до самой зари (II, 182).
170
II, 183. Речь идет о горных районах и о местечках, расположенных вблизи Барселоны и Жероны.
Некоторые выпасы, наиболее близкие или наиболее тучные, оказались в частной собственности местных овцеводов, как это, например, было в Монтайю. Другие принадлежали общине (зачастую — под «верховной собственностью» какого-нибудь сеньора). На каких основаниях пастбища предоставлялись отгонным пастухам? Мы по этому поводу можем лишь строить догадки; во всяком случае, распределение участков для выпаса по жребию могло играть какую-то роль, в частности для пастухов из Монтайю, пасших своих или чужих овец на территории Арка, в районе Ода (III, 140). В других местах, на каталонских склонах, нашим арьежским пастухам под хмельком, бывало, навязывали условия похлеще. Выпас отгонных овец был практически под запретом, и нужно было стать местным жителем, женившись на девице из селения, чтобы получить право пасти овечье стадо на общинной земле. Именно таким образом, после первоначально неудачной попытки, женился Жан Мори из Монтайю; впрочем, требования сезонного перегона не стали препятствием для скромного триумфа любви, совсем наоборот. Когда Жан Мори был в Кастельдане [171] , тамошние байли наказали ему взять жену из местных или же убираться, чтобы его овцы не паслись на окрестных пажитях.
171
II, 487 Кастельдан расположен в районе Лериды.
Жан Мори же не сумел отыскать в Кастельдане женщину, согласную стать его женой. Тогда он отправился в Хункозу [172] и жил там в доме Эсперты Сервель и Матпаны, её дочки. Через кюре Хункозы он обговорил свою женитьбу на этой Матане, которая ему понравилась.
Будучи ревнивым сторожем пастбищных земель, сельская община, напротив, играет самую незначительную роль в самом овцеводстве. В XIX веке общинные и межобщинные стада овец — рамадос [ramados] — наводняют верховья Арьежи [173] . В XIV веке — ничего похожего. В этих краях и среди отгонных пастухов, которые родом из этих мест, мы встречаем лишь индивидуальную организацию выпаса либо ассоциации частных лиц, тех самых, что в Новое время будут носить название орри [orrys]. Общинный дух вовсе не является наследием уж не знаю каких первобытных времен, а развивается в верхней Арьежи между XIV и XVIII веками в связи с растущей ролью деревенского сообщества как самостоятельного субъекта взаимодействия с государством и как фискальной и политической единицы
172
Хункоза — местечко недалеко от Таррагоны.
173
Chevalier М. Op. cit., р. 399.
В Монтайю, Айонском крае, Сабартесе общинных стад в овцеводстве в 1300—1325 годах не существует. Зато в смежной отрасли, в разведении коров, общинное владение присутствует и сохранит свое значение вплоть до XIX века (так, около 1850 года существуют большие общинные и межобщинные коровники, или бакадос [bacados], в районе Тараскона и Монсегюра [174] ). В самой Монтайю коровы и быки, за исключением ограниченного количества пахотного скота, не играют в 1320 году существенной роли, и проблема общинного бакадо не возникает. Но немного дальше к югу, в деревне Аску, которая вплоть до XX века останется одним из бастионов коллективного разведения коров, все говорит о том, что общинные традиции восходят к XIV, а то и к XIII векам. Как-то в воскресенье, в мае месяце (1322), — рассказывает Раймон Сикр из Аску, — я выгнал свою телку к горе, что называют Гаварсель, недалеко от Аску; а когда увидел, что пошел снег, я вернул телку в стадо обш,их коров деревни Аску, а сам вернулся в деревню (II, 362).
174
Ibid., р. 389.
Итак, влияние деревенской общины на жизнь пастухов остается реальным, но ограниченным. На самом деле, подлинной социальной ячейкой пастухов, независимой от порядков деревни, является кабана [cabane]. Мы видели, что с самой юности Пьер Мори на земле Арка, в местечке под названием Ла Рабассоль, выполнял обязанности «кабанного» в период летнего выпаса: он отвечал за изготовление сыра и за артель из восьми пастухов [175] . В протоколах Фурнье есть и другие тексты, относящиеся к системе кабан, в которые регулярно входят пастухи родом из Монтайю: Гийом Бай, например, отмечает существование пастушеской кабаны на пиренейском перевале Рьюко, расположенном между Андоррой и Оспиталетом (речь, быть может, идет о современном ущелье Анвалира, недалеко от перевала Меран [III, 519]). Тем летом, — рассказывает Гийом Бай, — два пастуха из Сердани и Гийом Мор из Монтайю устроили кабану [176] на перевале Рьюко. Арно Мор, брат Гийома Мора, был кабанным (артельщиком) и делал сыр (II, 381).
175
III, 135. По поводу пиренейской кабаны см. также: Tucoo-Chala Р р. 233. Можно считать, что в районе Монтайю-Прад, где не существует изолированных ферм, кабаны в каком-то отношении занимают место «рассеянного жилья» (но временного); по поводу нескольких «кабан для животных» в Айонском Праде, принадлежащих двум местным земледельцам-овцеводам, см.: II, 172.
176
«Устроить кабану» не означает постройки жилья: подвижные пастушеские артели занимали свободные кабаны.
После летней кабаны (на высокогорных пиренейских лугах) — кабана зимняя (в Каталонии). Следующей зимой, — рассказывает Гийом Мор, — я отправился с моим братом и с нашими стадами зимовать на равнину Пенискола... И у нас было уже столько овец, что мы могли устроить свою собственную кабану (II, 186). Отметим, что зимняя, или великопостная, кабана устроена с минимальным комфортом: здесь есть угол-кухня, угол для одежды (II, 181) и место для сна. Здесь можно принимать друзей. Именно в этой кабане на Пенисколе братья Мор будут принимать пришедших к ним Пьера Мори и его кузена Арно: смакуя подробности, четыре пастуха будут беседовать о недавней поимке кюре Пьера Клерга Жаком Фурнье. В кабане готовят производные от молока продукты, но, помимо сыродельни, это еще и перекресток пастушеских миграций, и биржа новостей из неблизкой родной деревни (II, 477). Моры, перед тем как устроить кабану в Каталонии, провели предыдущие сезоны в верхней Арьежи и в Арагоне. Что касается Пьера Мори, то его странствия на протяжении двух предшествовавших лет охватывали Арагон, Сердань, графство Фуа и южную Каталонию. И, однако, о чем говорят у очага кабаны эти люди, которых меньше всего можно заподозрить в узколобом провинциализме? Попутешествовав, каждый сам собою, по четырем разным странам, они задушевно беседуют о Монтайю, о родных краях, которые находятся далеко от глаз, но близко к сердцу...
Другая кабана ненадолго объединяет пастуха, возможно из сарацин, по имени Гийом Гаргалет, с напарником Гийомом Белибастом, нанятым на пятнадцать дней в качестве подпаска овцеводом-предпринимателем Пьером де Капдевилем (III, 165—166). Эта кабана расположена на весенне-летних пастбищах горы Везьян, недалеко от Фликса (Каталония). Гаргалет и Белибаст пасли овей, всю пятнадцатидневку, до самой Пасхи; они вели кабану одни и держали свой очаг отдельно от других. Неподалеку от этого обжитого Белибастом временного обиталища находятся временные овчарни отгонных пастухов, именуемые корталями. Там ставят ограду; под началом Пьера Мори, произведенного в шеф-повары, занимаются готовкой — в меню лепешка и чесночная похлебка; там уживаются, невзирая на разницу взглядов, пастухи-католики, катары и сарацины (III, 165). Я к этому еще вернусь.
Итак, кабана является для бродячего пастуха из Монтайю тем же, чем domus для его семьи, оставшейся в родных местах. Речь идет о настоящем общественном институте: кабаны, именно в этом значении, с присущими им человеческими отношениями, отмечены от арьежских и серданских Пиренеев до территорий каталонцев и морисков {125} . Зона кабан простирается далеко на юг, вплоть до южной Андалузии, долгое время остававшейся под сарацинским владычеством: в рамках андалузской системы кабаньеры [cabanera], работающие в сьерре {126} и живущие в кабане пастухи получают от хозяина очень маленькую плату деньгами, но она увеличивается за счет условленной и определенной доли продуктами [177] . Кабана или кабаньера представляют собой, следовательно, вполне типичные институты, принадлежащие к культурной общности, объединяющей земли морисков, Андалузию, Каталонию и Окситанию, в которую на многих уровнях включена оседлая или отгонно-пастушеская цивилизация людей Монтайю.
{125}
Мориски (исп. moriscos, от того — «мавр») — испанские арабы, перешедшие в христианство после завоевания их земель христианскими государствами. Первоначально имели некоторые богослужебные особенности (существовала, например, упраздненная в XIV в. особая литургия морисков) и были уравнены в правах с остальным христианским населением. Ущемление их прав, преследования по этническому признаку (хотя официально их обвиняли в тайном следовании исламу) началось уже несколько позднее описываемого времени, в кон. XIV в., усилилось в кон. XV в., а в 1609—1610 гг. все мориски были изгнаны из Испании.
{126}
Sierra (букв. исп. «пила») — в испаноязычных странах название горного массива.
177
Pitt-Rivers J. A. The people of the sierra. Chicago—London, 1969, p. 37.