Моран дивий. Стезя
Шрифт:
Я околдован близостью посмертного дыханья,
Мне сладок его тлен и радостны напевы -
И не противлюсь я предначертанью...
– Странный выбор песни для весёлого свадебного пира, темник, - хмуро заметил князь, покосившись на невесту.
Черемис передал лиру стоящему позади чашнику.
– Где веселье, князь, там и слёзы. Сегодня свадьба - завтра похороны. Сегодня твоя невеста, завтра - чужая жена. Такова жизнь.
Среди слышавших эти слова повисла гнетущая тишина.
– И ты не боишься произносить
– Не боюсь, князь, - нагло ухмыльнулся он.
– Разве я не твой гость?
– Гость?
– ощерился князь.
– Разве? Разве ты не навий выкидыш, из тех, что приходят на свадьбу и пропевают невесте злую судьбу? из тех, что стелят чёрные простыни под неродившихся у неё младенцев? Может, мне попросить ведьму, чтобы посмотрела на тебя оком Морана? Оно не соврёт, оно скажет какому миру ты принадлежишь, темник!..
– Не гневайся, князь, - поспешно вмешался Гнимин, поднимаясь из-за стола.
– Твоя княгиня прекрасна как майский день, а наш темник молод и горяч. Вино и безнадёжная страсть застили ему разум. А человек без разуменья достоин сожаления, не кары. Прости ему и позволь нам удалиться с миром. Не стоит ссориться тебе с Богардом из-за его неразумного посла, оказавшегося на твоём празднике случайно...
– Пусть так, - сказал Малиц, откидываясь на спинку кресла.
– Вам, действительно, пора продолжить путь, послы земли Силь. Надеюсь, вы будете настолько мудры, чтобы встретить рассвет уже в седле.
Хмельная челядь срочно седлала дремавших над кормушками с овсом коней, ругаясь на скудных разумом северян, которым вдруг понадобилось уезжать посреди праздничной ночи. Сами "северяне", выдернутые из-за столов, тоже были совсем не рады внезапно изменившимся планам, но не роптали - служба. Виновник переполоха стоял в дверях конюшни, прислонившись к косяку, и задумчиво наматывал на запястье витой поясок, подаренный невестой.
– Куда едем?
– Гнимин был мрачнее хмарного неба.
– В Ведич, конечно. Заберём ребят - и в горы.
Ближник покосился на Черемиса.
– Мне позволено будет спросить?
– Нет.
– Что это было, Ольвик Свитель, темник князя северского Богарда? Только не втирай мне, что сегодняшнее представление - часть некоего гениального плана. Этот бред я уже имел возможность выслушать.
– Чем тебе не понравилась моя версия?
– засмеялся лжетемник.
– Мне показалось, я был весьма убедителен.
– Мальчик, - фыркнул его напарник, - я не первый день на свете живу и не первый день тебя знаю. Не мог ты версию с устранением родов на каком-либо крупном празднестве, когда они кучкуются в одном месте, не обмозговать заранее. И не мог не понять при этом, что при таком способе выхлоп будет жидковат. Только война и страсти, кипящие вокруг неё могут насытить нити наиболее густо и полно. Поэтому ты и остановился на этом пути - хоть он гораздо более сложный и затратный.
Черемис пожал плечами.
– Ты что, в самом деле втрескался в эту девку? Когда успел-то?
Черемис хмыкнул.
– О чёрт!
– Гнимина осенило.
– Так это мы сорвались и понеслись на свадьбу твоей давнишней зазнобы, что ли? Идиот, - охотник побагровел от ярости, - ты что вытворяешь? Ты понимаешь чем могла закончится твоя любовная истерика за столом для нас всех и для нашего дела? Не ожидал от тебя, Черемис...
– Послушай, - глаза командира были прищурены и злы, - не бери на себя слишком много. И впредь слова фильтруй тщательней. Не забывай, что я - охотник первой крови и, без ложной скромности, гениальный и незаменимый добытчик энергии для Ордена. Вы все вместе взятые мизинца моего не стоите. Я прав?
– Безусловно, мой экселенс, - кипя от бешенства прошипел Гнимин.
– Но я не робот! Понятно? Я немного человек. И кое-что человеческое, бывает, не обходит меня стороной.
Гнимин сплюнул и принял под уздцы коня, уже взнузданного, оседланного и выведенного для него из конюшни. Он легко взлетел в седло.
– Эй, Гнимин, - окликнул его Черемис, тоже усаживаясь верхом. Охотник обернулся.
– Считай, сегодня я попрощался со своей единственной слабостью. Ведь это отклонение от курса того стоило?
Они пришпорили коней и вместе со своими спутниками вылетели из боковых ворот княжеского подворья, растворившись в темноте зимней ночи.
Они вернуться. И приведут тьму с собой. Тьму, которая рассеет Зборуч. Тьму, которая, не закрывая солнце, повиснет над югом полянских земель на долгие десятилетия. Сражаться с которой назначено тебе....
* * *
Я задушенно всхлипнул, просыпаясь и обнаруживая себя сидящим на лавке со сбитым на пол одеялом и покрытой испариной спиной.
– М-мне?
– прохрипел я вытаращившемуся на меня Тиму. Потом застонал, прижав основания ладоней к глазам, и смачно, со вкусом и удовольствием, выругался. Отматерившись, я стянул через голову совершенно мокрую футболку, плюхнув её рядом с собой на лавку, и натянул куртку - в доме становилось прохладно.
У печки на корточках сидел старичок-боровичок, выгребая седые угли в жестяное ведро. Его белая косматая бородёнка и насупленный вид показались мне знакомыми.
– Тебе, тебе, княжич, - молвил он, не обернувшись.
– Ты думаешь, из-за чего весь сыр-бор? Эх, припечатал тебя Моран планидой твоей...
Привыкнув уже ничему не удивляться, я молча подвинулся к столу, где парили бокалы с душистым кофе посреди остатков нашей вчерашней трапезы. А, может, и не вчерашней... Кто его знает сколько мы проспали - может ночь, а может час? За окном по-прежнему было сыро и серо - неизменно для несчастной смурной земли, не видящей ни солнца, ни луны, ни дня, ни ночи... Мне вдруг почему-то захотелось остаться в этом заколдованном мире безвременья - без чувств, без мыслей, без тревог.
Тим поплескал себе в лицо из старого, дребезжащего рукомойника, утёрся рукавом и тоже подсел к столу.