Морозных степей дочь

Анфилов Александр

— Хм, выходит, что Ясный Велес — твой дед? — несерьезно спросил Рэй, о чём пожалел, но Сольвейг, легко приняла шутку.

— Если это так, думаю, по мне видно, что никаких выгод от родства с другими мирами я не получила.

— Не считая лисьих хвостов.

— Находишь это стоящим приобретением? — весело ухмыльнулась она.

— Судья за них три дюжины алтынов предлагал.

— Всего-то три?! Дешево же вы меня оценили.

Рэй посерьезнел и опустил голову:

— Сольвейг. Как считаешь, мы сможем добраться до Умиры, не имея никакой еды, денег и вещей для дороги?

— Это к тебе вопрос, — пожала она плечами. — Нужда заставит — дотопаешь. Впрчоем, нести тебя на руках я не собираюсь. Но, — она вдруг затихла, бросив короткий взгляд на свежий кровоподтек на плече его рубахи, а затем уложила руку себе на сердце. — Я бы сказала, что надо отдохнуть. Ты уже в поместье был плохой.

Рэй колко взглянул в ответ.

Сольвейг настояла:

— Лучше бы нам пойти на постоялый двор.

Рэй собирался возразить, мол, денег-то ни гроша.

— Если с былых времен ничего не изменилось, то по вечерам в таких местах играют в игры. На азартных столах порой оказываются немалые суммы.

— Допустим, в них и можно выиграть, но что ж я поставлю?

— Меня, — бесстрастно ответила Сольвейг и повелительно указала домик в форме буквы «Т».

* * *

Они прошли под выцветшую деревянную вывеску, расписанную желто-зелеными яблоками в плетеной корзине. Поднявшись по трем волнистым от тысяч шагов ступенькам, они вошли в бедняцкую залу на шесть столов и дюжину скамеек. Место, однако, было безлюдным, что неудивительно, ведь у крестьян больше работы, чем сейчас, будет лишь на осеннюю жатву.

Пара прошла по зале, встав у большой, еще не топленой печи, мазанной бежевой штукатуркой и расписанной карминным узором в виде маков. Герой постучал по косяку.

— Азартные игры — худший способ пополнения кошелька, — недовольно прошептал он. — Да и как это я поставлю тебя, что за глупости?

— У тебя есть что-то еще?

— Ты не «что-то»!

— Ей же заботливый. Да забота твоя мне без толку. И я не человек, так что можешь оставить жалостливые позывы.

Наверху раздался грохот падающей посуды, а с полотка меж половиц нитками просыпался песок. Раздалась трескучая ругань. Через минуту по лестнице, преодолевая высоту, сошел хозяин.

Вышло бы неточностью сказать, что сударь выглядел не свежо, скорее, он был едва жив. Вчерашняя пьянка глубоко отпечаталась на его виде: опухшие веки, серое лицо, передник поверх серой рубахи облит слоем засохшей массы. Уклончивая походка выдавала, что хмель еще не выветрился. Хозяин достойного заведения пробубнил невнятный вопрос.

— У вас играют? — спросила девица, скидывая капюшон.

Мужик кивнул, ослабшей рукой почесал живот, пытаясь сосредоточить на ней непослушные глаза.

— Вечером, буди.

— Мы из соседней деревни. Можно подождем тут?

Тот снова кивнул и поинтересовался, не желают ли гости чего-нибудь попить или поесть? Сольвейг ответила, что о них можно не беспокоиться. И сударь не беспокоился. Сорвавшись с последней ступеньки и чудом устояв на ногах, он исчез за соседней дверью, оставив гостей в зале. Рэй и Сольвейг уселись за дальним столиком.

— Я не умею играть ни в карты, ни в кости.

— Ты ж в порубе отсидел. Говорят, лучшие игроки именно из тех мест, — цинично ответила она, но тут же продолжила серьезно: — Посмотри на себя. Ты не можешь работать в таком состоянии, а нам нужно место, где ты мог бы отдохнуть.

— И кто из нас заботлив без меры?

— Да мне совершенно плевать на тебя, но повторяю, я живу в твоей душе. Болеешь ты — болею я. Потому перестань своевольничать и делай что велено. Твое тело теперь также и моё, — скрестив руки на груди, она откинулась на лавке и прибавила: — Сам виноват.

Потянулись минуты ожидания. Корчма была обустроена самым невзыскательным образом: шесть дощатых столов, по лавке с каждой стороны да еще большой стол возле печи — служебный; стены из желто-серого слезящегося бревна, рассохшийся скрипучий пол, пропитанный пивными разводами, — даже не лиственничный, понял Рэй, обычная ель.

Время от времени пустота залы нарушалась местными, что заходили за пивом или квасом навынос. Последним был детина ростом в косую сажень, так что Рэю пришлось высоко поднять голову, когда тот, проходя мимо, лениво кивнул носом-пятаком. Этот почему-то был в кольчуге до бедер. Видно, наемный гридень местного богатея. Скорее всего, за бочонком пива он явился по поручению хозяина — попросил травяного.

Корчмаря к этому часу словно подменили: лапти аккуратно повязаны на белые онучи, передник сверкает белизной, волосы расчесаны, борода клином, в глазах забегал алчный огонек. Он шустро обслуживал редких гостей, еще и успевая кашеварить на кухне: стучал ножами и бренчал посудой. От затопленной печи потянуло дымом и теплом.

Еще в Бересте Рэй узнал, что Стягота это холопская забоярская деревня, то есть, вся земля тут принадлежит боярину, а крестьяне: холопы и закупы, живущие на ней и получающие в пользование железный инструмент, несут повинность в форме оброка по общинному принципу, который выплачивался готовым продуктом с наделов, переданных в пользование общины.

В заведение пришли первые едаки, через час набралось человек десять — корчма ожила, а скоро и повеселела. Корчмарь только мельтешил меж столами, подавая пиво и еду. В меню были хлеб, репа и каша — различных формах и сочетаниях. Усач, что присел сбоку от геройского столика с таким аппетитом хрустел солеными рыжиками, что у Рэя свело живот.

За парой дальних столов уселись несколько игроков, но играли они престранно. По столу были рассыпаны маленькие резные фигурки, изображающие кувшинчики, самовары, кастрюльки и другие предметы с кухни, а игроки по очереди подцепляли их крючками. Рэй мотнул головой, молча спросив у Сольвейг, что за игра такая чудная?

— Бирюльки. У каждой бирюльки в куче своя цена. Обычно, чем цена выше, тем сложнее ее подцепить и вытащить, не потревожив остальные. Побеждает тот, кто за свои попытки вытащит больше фигурок. Но бирюльки — это так, пока все трезвые, на купило в нее не играют.