Морозных степей дочь
Шрифт:
— Но ведь Светл-О-Бай рассказывал тебе о нашей миссии, — удивился Рэй.
— А вот и нет! — искренне вскинулся Амадей. — Я и сам понял, что ничего не понял, лишь когда оказался за пределами Башни. Котофей сказал, что герой должен изменить направление угасающей истории рода людского. Вот это, кстати, интересно, спасти не мир целиком, а именно людей, мол, под угрозой-то именно они. А потом это: История сия мрачна, сулит закат. Не выстоять…
— Это помню.
— Я боялся, что с какими-то страшными демонами придется воевать, но нет, ничего подобного я не встретил. В этом мире, конечно, тьма всякой
— Говорят, он мор одолел. Навью какую-то убил.
— Ага-а, — протянул Амадей. — Навьи — это собирательное имя для жителей потустороннего мира, но ты слышал эту историю? Заметил, сколь она пуста?
— По описанию течения болезни, что поразила деревню, очень похоже на известную нам чуму.
— А ты соображаешь! Чума — первая же мысль, что пришла мне, как медику по образованию, когда услышал этиологию болезни, описанную в предании.
Румянец от выпитого алкоголя алел на щеках всех троих. За столом Рэй рассказывал неприятные истории, что приключились с ним за время заключения, которых всё было мало Амадею. Тот, в свою очередь, поведал о путешествиях, которые он предпринял этой зимой в Гусляры и Воложбу — города на юге Северо-Восточного.
Рэй упивался чувством полного живота и, прогреваясь возле камина, даже осоловел от выпитого и съеденного. Его подмывало спросить про талант. Ярослава и Настю он в бою видел, потому очень любопытно было, чему Башня научила Амадея. Однако учитывая, сколь щепетильной тема геройских талантов была для тех двоих, пока воздержался от расспросов.
— Господин Амадей, — с почтением обратились худенькая девушка, из тех, что обслуживали стол. — Баня, как велели, натоплена.
— О, ну, на том и завершим, — уперев руки в стол, обратился он к гостям. — Айда париться и отсыпаться!
— Ты еще и баню нам приготовил? Век мне с тобой не расплатиться.
— Сказал, забудь об этом. Пойдем скорее, в бане помылся — заново родился, — произнес он, обходя героя со спины и укладывая ладони ему на плечи. — Утром проснешься новым человеком. Да не каторжником, а соловьем вольным! Сольвейг, ты не против, если мы в первый жар?
Та оторвалась от моченого яблока, которое усердно обгладывала последнюю минуту, выпрямилась, как-то застенчиво оправила волосы, собрав всю копну на одном плече. Возразила:
— Я пойду с Рэем.
— Оу-у, я понял, я понял, — с ухмылкой проговорил Амадей. — Что это я, право слово, извините мою бестактность!
Рэй удивленно посмотрел на Сольвейг: ее румяные щеки играли в свете горящего камина, а глаза были загадочны, как и всегда.
Молодая служанка провела их через хозяйский двор к низенькой бревенчатой бане. Звездная ночь сияла во всём великолепии, что вновь зацепило взгляд снежной лисы.
— Одежду вам тотчас же постирают, оставляйте в предбаннике. А покуда окончите, возьмете чистые платья — я вам сложила на полке. Господин Амадей велел подготовить вам светлицу на втором этаже, подле него. Просил передать, чтобы уважаемые гости заходили сразу, если что потребуется.
Рэй
— И чего ты удумала? — спросил он, когда их оставили наедине.
Знакомый презрительный взгляд пронзил в ответ:
— Сгинь, бесишь, — она уселась на лавку возле входа и обратила взор на тёмное небо.
— Сама за мной в баню увязалась, что за игры?
— В противном случае мне бы отрядили в помощники одну из этих дурёх. Ибо негоже девушке мыться в бане одной, тем паче скоро полночь.
— Делов-то? За столом ты против ухаживаний не возражала.
— Тебе что? Ступай в парильню первый. Подожду.
Рэй скинул одежду и вошел в сухое, жаркое отделение. Большинство крестьянских бань топились по-черному — так мылись и в банный день в Бересте. Однако в этой стояла большая глиняная печь, так что внутренняя древесная отделка не была закопчена. Небольшая парильня освещалась несколькими масляными фитилями, что разгоняли темноту, делая обстановку вполне романтичной.
Герой присел на верхний полок и утонул в жарком роскошестве. Усталые мышцы постанывали. Вскоре защипало ссадины. Жар тек по венам, и беглец даже стал проваливаться в сладкий сон. Внезапно дверь в парильню отворилась — вошла Сольвейг: длинные, непокорные пряди скрывали лишь ее грудь. И без того красные щеки героя полыхнули еще сильнее.
— Жди своей очереди!
— Отвернись, — толкнула она его горячую щеку, отвернув голову.
— Сам могу помыться!
— Раны грязные, ты не достанешь.
Она провела горячим полотенцем по его спине, аккуратно обводя ссадины и ушибы.
— Не дергайся же! И расслабь спину.
— Что за п-привычка оголяться без предупреждения?!
— Прикажешь в парной в одежде находиться?
Рэй смолчал, претерпевая медицинскую процедуру.
— Соль, — обратился он вполголоса, — а ты заметила, как на Амадея смотрели в корчме? Гомзе, вепрю этому, сказал «уходи», а тот взял и вправду ушел.
— Амадей из твоего племени — тебе должно быть виднее, что это за человек.
Рэй сидел на нижнем полке, прикрыв глаза и борясь с инстинктом. Отвлечься разговором не получилось. Девичьи прикосновения не оставляли шансов на состояние покоя, да еще лисица, сама горячая как уголек, будто нарочно, уселась почти вплотную.
Но скоро она окатила спину теплой водой, и Рэй не заметил, как девушка вновь оказалась в дверях.
— Дальше сам.
Соломенная кровать с толстыми чистыми простынями не шла ни в какое сравнение с тюремными нарами или вовсе голой землей, на которой Рэй провел последние ночи. Он рухнул, укутавшись в просторное банное платье и расслабился впервые за многие месяцы.
Дверь отворилась спустя время — Сольвейг, розовощекая, в такой же длинной сорочке, прошла внутрь. Амадей, настоящий друг, загодя побеспокоился, чтобы кровать у пары была только одна. Сольвейг присела на лавку, укрытую половиком. Сладко потянулась, поглядев в окно, из которого веяла юркая ночная прохлада.
— Хорошие у тебя друзья по ремеслу. Эх, знала б, что есть на свете такой достойный герой, как сударь Амадей, глядишь, не связалась бы с бездарем.
— Сочувствую, — буркнул Рэй в пуховую подушку.