Морозных степей дочь
Шрифт:
Обиженная лиса вспыхнула, поднялась, одарила героя коротким ненавидящим взглядом и зашагала прочь. Рэй, подхватив рюкзак, поспешил следом.
— Ну правда, как можно настолько испоганить зайчатину?
— Сгинь!
— Сверху подгорела до углей, а внутри ну совершенно сырая. Ты не только плавать, но и готовить не умеешь, премудрая лиса.
— Ух, бесишь, — шикнула она. — Отныне не жди моей доброты и ищи еду сам. Оголодаешь — туда и дорога!
Рэй шел следом, сражаясь с почившим на ветке зайцем. Вместе они двигались сквозь молодой лесок.
—
Девушка осмотрелась и мотнула головой на высокий кустарник, который отличали интересные листья со множественными заостренными под лезвие кончиками.
— Падуб, — констатировала она, проходя мимо деревца, на ветвях которого завязывались мелкие белые цветочки.
Листья у падуба были жирными, матовыми и каждый по форме выглядел как опасное холодное оружие.
— В деревнях его еще называют остролист. К осени на нём вырастут красные ягоды-костянки, а листья обретут белую кромку. Непростое дерево. К нему обращаются за помощью охотники, странники, порой даже ведуны. Но падуб избирателен и вовсе не каждому открывает свои тайны.
Рэй не совсем понял, почему Сольвейг вдруг заговорила о дереве, как о чём-то одушевленном, однако не успел додумать эту мысль.
— Каков твой план? — строго спросила она.
Рэй остановился:
— Ты о чём?
— Короткая же у тебя память, — Сольвейг тоже остановилась, скрестила руки поверх хламиды. — Твое обещание. Как собираешься сыскать предмет Великих Героев, которым разорвешь нашу связь?
— Сначала я найду героев этого века. Ярослав и Настя сейчас должны быть в Умире. Уверен, они посоветуют что-нибудь, если я смогу до них добраться.
— Помнится, этот Ярослав взял тебя на охоту в качестве приманки на лютого зверя.
— Не значит, что он плохой человек, — возразил Рэй. — Ну, в каком-то смысле значит. Но ты поможешь мне туда добраться?
— Будто у меня есть выбор. Но Умира далеко, а тебе нельзя показываться на людях — эти кровавые обноски сразу выдают беглеца.
Рэй предположил, что он сможет добыть приличную одежду в деревне Стягота, что и лежит на пути. Сольвейг предупредила:
— Стягота — первое место, куда пытаются бежать лиходеи из Бересты. Вашего брата там знают и не жалуют.
— Что-нибудь придумаю, — ответил он, на ходу ощупывая глубокие внутренности рюкзака. — Ты сказала, что наши души теперь связаны. Что будет, если мы физически окажемся далеко друг от друга?
— С тобой ничего. У тебя человеческое сердце, которому отведен свой век. Но мое работает иначе. Лишившись источника, коим является твоя душа, я очень скоро ослабну, а истратив остатки сил, просто усну. А может, вовсе исчезну. Человеческие души отправляются в Навь, через Калинов мост. Душа луми-кетту только наполовину людская. Понятия не имею, какие у Велеса заведены правила относительно моего племени.
— Ты северная лиса. Что, если вернуть тебя на север?
— Это место, где я родилась. Метку это не развеет, но и энергия твоей души мне не потребуется. Но это непомерно далеко и… — она вдруг обернулась: — Чего ты в нём роешься?
Тот шагал, по плечо провалившись в волшебный рюкзак. Наконец остановился, присел и запустил руку еще глубже. Выволок пригоршню мусора. Улов в вековой суме вышел небогатый: одубевший обрезок кожи, иссохший гриб и два круглых предмета. Первым оказалась желтая костяная пуговица с тремя дырочками, вторым — почерневшая монета.
Глаза Сольвейг на миг расширились, когда она увидела содержимое ладони.
— Это много? — спросил герой, отряхивая монету и собираясь выбросить остальное.
Она будто бы даже несмело взглянула на ладонь, страшась спугнуть это видение, затем украдкой спросила:
— А м-можно мне взять?
Тот повел плечом и протянул монету, но девушка присела рядом и, взяв его за руку, приняла пуговицу из другой ладони. Она с теплотой рассмотрела предмет, удерживая пальчиками обеих рук, будто не до конца веря в его существование.
— Это что-то особенное?
Она качнула головой, так что ее густые пряди легко коснулись щек.
— Самая обычная пуговка, — ответила она, улыбаясь предмету. После чего с любовью примерила, как та смотрелась бы на воротнике ее хламиды. — Просто думала, что давно потеряла, а она вон где пряталась. Может, он ее хранил?..
— Он? Так и думал, что это рюкзак самого Горицвета. Что насчет монеты?
— Монеты? А, да, — она мелком взглянула на гнутый кругляш, — это только выглядит как алтын. Но это не серебро, а старая железная полушка. Удивительно, что ты ее нашел. Сейчас такие не в ходу, оно и понятно, монетка три сотни лет в заплечнике провалялась. Даже не знаю, кто это такой важный на ней изображен. Но она всё равно должна иметь свою скромную цену в металле.
— Царь какой-то, наверное. А кто, вообще, правит этими семью краями?
— Царей тут никогда не было. Вроде бы княжит сейчас Василий Дмитриевич, сын Дмитрия Ивановича.
— Стало быть, монархия. Интересно, какой формы, — задумался Рэй.
— Формы? — спросила она, не без труда отвлекшись от занявшей ее пуговицы.
Беглец улыбнулся, покачав головой:
— Поспешим, нам далеко идти.
Юное лето: разноцвет месяц
Наступило третье утро.
К обеду они наконец подошли к своей цели. Скотоводческая деревня Стягота лежала в низине, окруженной перелесками. В окрестностях даже появилась битая дорога.
— Это Стягота? Не верится, что добрались. И даже ни одного патруля не встретили, — изнемогая от усталости, сказал Рэй.
— Рано радуешься. Нам по-прежнему надо что-то придумать с твоей одеждой. Зайдешь в деревню в таком виде, тебя тут и схватят да усадят в первую же ладью до Бересты. Второй раз за тобой не полезу.
— Буду осторожен, — кивнул он. — Знаешь, я ведь и не поблагодарил тебя за то, что вытащила меня из этого жуткого места, — он шагал чуть впереди, прикрывая ладонью глаза от сильного солнца.