Морозных степей дочь

Анфилов Александр

Лисица же вдруг отвернулась, гордо приподняв подбородок, и зашагала быстрее.

— Да еще в такой момент. Вероятно, уже и помер, если б не ты.

— То-то и оно! — надувшись, высказала Сольвейг. — Три дня с тобой идем, мог бы давно слова подобрать.

— Злишься, что раньше «спасибо» не сказал?

Девушка опять хмыкнула и отвернула голову еще дальше.

— Ну виноват. А что, надо было сразу за оградой лагеря тебе в ноги пасть? Я даже о твоем существовании не знал. Тут, вообще, я жертва, через такое пройти! К тому же на момент побоища в Бересте, мы с тобой уже были связаны меткой у меня на груди. Могла бы нормально меня вытащить, до сих пор плечо ноет от твоих зубов, — возмутился он, хотя и понимал, что малодушничает. Эх, надо учиться вести себя достойнее, как подобает герою.

Девушка опустила голову, молча сложив руки на животе.

Они шли какое-то время, но тут Сольвейг задала вопрос:

— Почему друзья-герои не оказали тебе помощи? Эти Настя и Ярослав.

— Ну, думаю…

— А можешь не думать! У тебя это плохо получается. Ты жертва, значит? Думаешь, им-то легко было тебя оставить?

— Что ты на меня опять взъелась? С чего было им рисковать или выплачивать мой огромный штраф? Мы и не друзья даже, едва друг друга знали.

— И всё равно! Как не понимаешь, что с тобой у них куда больше общего, чем с кем-либо еще в этом мире.

Теперь Рэй опустил взгляд. Как ему было радостно увидеть других героев, так и они наверняка были рады встретить нового друга.

— Думаешь, легко было им оставить собрата на потеху судьбе? Но они-то совершенно ничего не могли поделать. А вот ты, видно, даже не понял, как мудро поступила снежная лиса. Внемли же! Кабы недалекий узник Рэй «сбежал», его б преследовали до Калинова моста!

— А если бы стало известно, что ему помогли герои, это бы в очередной раз подпортило их репутацию, — продолжил Рэй.

— То-то же! А так, видишь? Унылый и безыменный узник почил на клыках лютого зверя, что водился подле поместья. Любого спроси — скажет, что судьбе бедолаги можно лишь посочувствовать.

— Ты права. Личности героев остались вне подозрений, а мертвеца не станут разыскивать, — Рэй вновь поглядел на плечо с тёмными отметинами от зубов, но теперь иначе.

Путники шагали сквозь малонаселенные окраины. Дома здесь стояли далеко друг от друга и почему-то многие смотрелись оставленными: упавшие заборы, заросшие сорняком ограды, прохудившиеся крыши.

— Хм, в одном из этих наверняка сыщутся какие-нибудь обноски, — предложила Сольвейг. — Сойдешь за бродягу, а не беглого лиходея.

— Полагаю, кроме как домушничать, вариантов не остается.

Рэй воровато оглядел пустую улицу: даже вдалеке, у основного массива деревни, никого не было видно. Но герой всё не решался. Рыжая заметила душевные терзания на лице спутника и неохотно сказала:

— Ты постой здесь, я сама погляжу.

— Нет. Я должен сам, — ответил он, рассудив, что перекладывание вины не отменит факта преступления, да еще станет самообманом.

Герой выбрал обветшалое жилище с заколоченными окнами: кособокая бревенчатая изба пустовала по виду уже не первый год. По пояс войдя в океан свежей зеленой овсянки, он обошел дом с обратной стороны, чтобы никто со стороны деревни не мог его заметить, и принялся взбираться по стене к окну.

— А ты рецидивист! — не удержавшись, хихикнула Сольвейг.

— Это брошенный дом.

— Но заколочена изба как раз на то, чтобы в нее не забирался кто попало. Эх, только ведь из неволи сбежал и тут же взялся за лихое! — придерживая голову ладонью, дивилась Сольвейг. — Где же твоя беззаветная вера в законность и высокую мораль?

— Она никуда не делась. Уверяю, я весьма огорчен тем, что совершаю сей поступок. Но без одежд мне не обойтись.

Сольвейг фыркнула:

— Не обойтись, так давай поглядим вон ту избу, она тоже брошена, но выглядит куда целее и богаче. Авось еще и что ценное сыщем. Не понимаю, к чему из себя ханжу строить? Нет свидетелей — нет преступления.

— Тут ты неправа, — вскарабкавшись до высокого непрозрачного окна светлицы и уцепившись за доску, ответил Рэй. — Один свидетель есть всегда, Сольвейг, это ты сам. Законопослушное, а главное честное поведение — не самоцель и не ханжество. Совершая мелкие проступки, срезая углы, исхитряясь ради мелкой выгоды, мы размениваем душу. От таких обменов притупляется чувство плохого и хорошего. Ты перестаешь замечать в себе этот сор, а он тем временем накапливается, тяжелеет и тянет тебя ниже и ниже. Оглянуться не успеешь, как совершение тяжкого преступления сначала покажется допустимым, а потом даже справедливым.

Рэй потянул доску, стараясь открыть проход в уже выбитое когда-то окно.

— Потому-то я, кех, не собираюсь ничего красть! У нас есть монета, оставлю ее в обмен на одежду, так что это уже будет… не совсем кража.

— В обмен кому? С домовым торговать собрался? Да и он уж, поди, ушел. Кстати, эти доски выглядят уж очень…

Не успела она окончить, как истлевшая древесина рассыпалась под пальцами, и герой гулким хлопком низвергнулся в траву под окном. Рыжеволосая с удовлетворением склонилась над ним:

— Что, великодушный расхититель, не удался взлом?

Рэй с горечью отмахнулся, стряхивая с себя сор и глядя на непреступное окно.

— О-хо, — пропела девчонка, — какой печальный взгляд, знать, вот где мы дошли до хандры. Что ж с тобой поделать?

Она подошла к избе, потянулась, а затем подскочила, толкнувшись одной ногой об угол стены, другой — об оконную раму, и зацепилась за перекладину стрехи. Перехватившись, скользнула под стреху, где из-за просевшей крыши сместились стропила.

Несколько минут слышалось, как лисица хозяйничает в доме.

Ловкачка выбралась из-под крыши тем же путем и протянула ворох рваных одежд.

— Выбирай.

— И правда вылитые домушники.

— Успокойся, там много лет никто не жил. Ты посмотри, хлам, а не одежда.

Рэй покачал головой, прошел к плотно заколоченным дверям с другой стороны дома и сунул монету под порог.

— Серьезно? — не веря в такую глупость, выдохнула Сольвейг. — Единственные деньги решил оставить?