Мой XX век: счастье быть самим собой
Шрифт:
«Дорогой Виктор!
Очень рад я был получить твое письмо, и особенно рад тону его – спокойному и деловому. И слава богу! Как известно, за битого – двух небитых дают, а я бы ноне и до сотни увеличил сие количество. Уж очень много в литературе обывательски-благополучных людей.
На вопрос твой насчет «Пастушки» мне ответить затруднительно, и потому я шлю тебе копию письма человека, который сыграл очень и очень большую роль в моей писательской жизни – он был главным редактором Пермского издательства в ту пору, когда я вступал на эту тяжкую литстезю, и с тех пор не переставал отечески поддерживать меня, опекать и журить. Его письмо на «Пастушку» было первым и, к сожалению, единственным письмом, автор которого сумел прочесть мою повесть трезво и с пониманием. Дальше пошли вопросы, эмоции, путаница. Осталось у меня горькое ощущение оттого, что этакую, средней сложности вещь не смогли или не захотели прочесть мои современники. Не хотелось бы думать, что так сии отупели и опустились духовно, хотя подтверждений тому сколько угодно, подтверждение состоит хотя бы в том, что литература, да и искусство, особенно кино, сделались общедоступными, как работа на конвейере, – появляются целые семьи и династии писателей, киноартистов, на театре. В доменном производстве исчезают – там вкалывать надо, а вот «Подражание Бернсу» бойко может написать и дочка Наровчатова, а в кино играют дочки и сынки Бондарчука, Кадочникова, Кмита, а наш дорогой Вася Шукшин сразу заснял и жену и дочку малую, с детства приучая ходить ее на горшок и перед кинокамерой пялиться, одновременно.
Н-да, умер автор-то письма, умер! А походил он на Дон Кихота – высокий, костлявый, с острой бородкой. Сколько он поддерживал во мне веру в человека и в коммуниста, в частности, слова: «бескорыстное служение народу» понимал буквально, ничего, кроме книг, пластинок и доброй памяти, не оставил он. В свое время он помог, и очень, С. Залыгину, помогал и другим людям всю жизнь.
Сужается круг людей дорогих, могущих служить примером в жизни, «мешающих» опуститься духовно, все время зорко следящих за тем, что я делаю. Убавляется доброты в мире с их уходом, скромности и искренности убавляется.
Я все работаю над сценарием по «Пастушке» – работа очень сложная, для меня. Заглядываю и в рукопись романа, но устал очень, так мечтаю отдохнуть. Надо ехать на рыбалку, а тут погода – хрен его знает какая. Собрался было на рыбалку, но приехал Викулов и увез меня в район – выступить, а машина, на которой я должен был ехать рыбачить, взяла и провалилась под лед. Вот видишь, какой у меня ангел-хранитель, зоркий, пока еще стережет, видимо, для того, чтобы я еще поработал, роман закончил и еще кой-чего по мелочам написал.
Ну вот пока и все.
Бывай здоров!
Низко кланяюсь твоей маме, супруге и Ванюшку твоего обнимаю.
3 апреля 72 г. С приветом Вик. Петров.
P. S. Подумал-подумал и еще одно письмо-копию прибавил. Правда, в нем эмоций лишневато, но писал его молодой мужик и, может, тебе пригодится эта амплитуда – с одной стороны мнение старого – с другой молодого...»
В пакете действительно было не только процитированное письмо, но и два читательских письма Виктору Астафьеву – старого и молодого... Эти письма мне не пригодились, письма толковые, эмоциональные, но ведь мне довелось не раз говорить о «Пастушке» с самим Виктором Петровичем, и не только угадывать смысл повести, но кое-что подсказывать, так сказать, ведь я читал два или три варианта повести... Но то, что Астафьев прислал мне эти читательские письма, свидетельствует, что эти письма приоткрывали некоторые тайны творческого замысла повести, сделавшей писателя знаменитым.
Вскоре я с Галей и Ванюшкой отбыл в благословенный Коктебель: сдана в набор и вычитана верстка сборника статей «Россия – любовь моя», получены деньги по одобрению рукописи в прекрасном издательстве «Московский рабочий», договорился с сестрами и братом, что к маме в эти недели будут почаще приезжать, словом, потянуло на юг, к Черному морю, где так хорошо работается, куда устремился и Олег Михайлов...
Чудом сохранилось письмо Антонины Митрофановны Стаднюк, моей незабвенной тещи, в котором есть детали и подробности семейного и литературного быта, а потому и привожу его полностью:
«Переделкино 28/V<1972 г>
(Датируется по штемпелю на конверте.)
Добрый день, курортники!!
Всем населением (д. 10) приветствуем вас! Рады вашему отдыху! Целуем! Особенно Ивана! Ну, Ивась, это ты зря не хочешь ходить по песочку у моря голышом или в трусиках. Тебе обязательно нужно хорошо прогреться на солнышке, чтоб потом не болеть. Ведь глотать таблетки и капать в нос – приятного мало. Вот и грейся и купайся, чтоб не болеть. Договорились.
А теперь разговор общий. Ремонт у вас закончен, несколько попозже уберусь. Окна и дверь открыты, и в доме 18 – 20 без топки. Пол (не застланный линолеумом) покрасили, а также порожки и тамбур. В тамбуре есть специальная полка для игрушек. Все ждет вас.
Дед два раза ездил на рыбалку, так что едим таких карасей и карпов!.. В прошлый раз привез таких карасей золотых, что на самой большой сковороде еле уместилось. Два!
У Мурашей все очень сильно переболели, даже дядя В. Сейчас тетя 3. вышла на работу, а остальные только поправляются. Оксанка растет, делается вреднючкой, но веселой. Моя «страда» в доме и на участке тоже пока закончена.
Да, деда ждет Ивасика, чтобы помог ему рвать одуванчики. Их в этом году меньше, но есть.
Витя, дела обстоят так: Ив. Фот. (Иван Фотиевич. – В.П.) привезли твой сборник, он его прочитал (весь!).
Подробности потом узнаешь, а пока скажу только с его слов. Пришлось выкинуть в разных местах 3 – 4 страницы, значит, будет переверстка.
Ив. Фот. звонил Еселеву, рассказал ему все; тот отнесся с одобрением к сделанному. Все остальное должно пойти нормально. Да, рукопись привозил Далада.
Привет вам большой от бабы Тани! Я несколько дней не смогла ей дозвониться, поэтому позвонила Анне Вас. (моя сестра. – В. П.).
Та, после всех переживаний и «побед» лежит с сердцем (тоже Вам приветы!). У Татьяны Федотовны была Валя (младшая сестра. – В. П.) и помогла ей убраться.
Ив. Фот. на днях был с Сергеем Ив у... (Молотова. – В. П.). Сергей Иванович передал Вам привет. Ив. Фот. говорил, что квартира у него хорошая!
Ну, хватит! Целую Вас за всех! Пишите, звоните!
Мама».
Иван Фотиевич в это время работал над романом о войне «Генералы видят дальше». Под таким названием роман анонсировал журнал «Октябрь» Вс. Кочетова. Мы много говорили о романе, я читал некоторые страницы и чувствовал, что автор не поднимается над уровнем событий военных лет, пишет о том, что видел, что пережил сам и его близкие... А прошло столько времени... О войне сейчас нужно писать как об историческом событии, нужно шире охватить события войны, не только окопную правду передать, свое видение тогдашнее, нужно посмотреть на события с высоты пройденного пути, охватив все слои общества, отстаивавшего свою свободу и независимость. И как же говорить о войне без Сталина?! Стаднюк согласился, и я познакомил его с Сергеем Ивановичем Малашкиным, знавшим и Сталина, и Молотова, и других руководителей страны. И Антонина Митрофановна упомянула об одной из первых поездок Стаднюка к Молотову, имя которого постеснялась назвать, потому что имя это было как бы под запретом.