Мучимые ересями
Шрифт:
Остальные кивнули в торжественном молчании, и он снова переключил своё внимание на священника.
— Очень хорошо. Когда у вас будет возможность поговорить с ним ещё раз, скажите ему, что сделать приготовления с нашей стороны займёт, по крайней мере, некоторое время. Если он будет выражать нетерпение, укажите ему, что трудности, связанные с поиском безопасного и, если необходимо, обороняемого места для нашей базы после фактического удара, далеко не тривиальны. Скажите ему, что мы закончим наши приготовления как можно быстрее и сообщим ему, когда всё будет готово. И так же было бы хорошо предложить ему начать думать о том, как
— При всём моём уважении, хотим ли мы, чтобы он сделал это до того, как мы закончим подготовку? — спросил священник.
— Я думаю, что будет лучше заложить основу как можно раньше, — ответил Хэлком. — Учитывая, насколько сложной и напряжённой должна быть её жизнь в данный момент, и, несмотря на то, что многие советники Кайлеба по-прежнему в её распоряжении, чтобы помочь ей, маловероятно, что она сможет освободить время в своём расписании, чтобы посетить конвент прежде, чем мы сможем подготовиться. Даже если наш друг окажется более неуклюжим, чем я ожидал, говоря ей о Святой Агте, она всё равно не сможет отправиться в путь в одночасье.
Священник кивнул, и Хэлком, глубоко вздохнув, отодвинул стул и встал.
— В таком случае, сыновья мои, — сказал он, поднимая руку и чертя знак скипетра, — ступайте, с благословением Божьим и под присмотром Лангхорна. Помните о преданности и любви к Богу и Архангелам, и пусть сила, которую приносит вам любовь, укрепляет и направляет ваши руки, сердца и умы, когда мы отдаём себя служению Богу и Матери Церкви против всех врагов Света.
.VI.
Храм,
Город Зион,
Храмовые Земли
— Ну, это должно быть интересное шоу с собаками и драконами, — тихо пробормотал голос, и викарий Сэмил Уилсинн поднял голову, когда его брат сел в кресло рядом с ним.
— Пожалуй, это не самая тактичная — или безопасная — вещь, о которой можно говорить, — ещё тише ответил Сэмил.
— Может быть, и нет, но от этого оно не становится менее точным, — проворчал Ховерд Уилсинн.
— Нет, — согласился Сэмил.
— Ну, тогда хорошо. — Ховерд пожал плечами, а Сэмил поморщился.
На самом деле вокруг двух братьев Уилсиннов был достаточно широкий ряд пустых стульев, и вероятность того, что кто-нибудь услышит их приватную беседу друг с другом, практически отсутствовала. С другой стороны, Сэмил не выжил бы так долго, рискуя попусту. Тем не менее, он понимал глубокое смятение в чувствах своего младшего брата, когда они ждали, вместе с примерно сорока или пятьюдесятью другими викариями и старшими архиепископами, пока соберётся трибунал.
«Сколько лет мы собирали доказательства коррупции… особенно в Управлении Инквизиции?» — спросил себя Сэмил. — «К настоящему времени у нас должно быть их столько, что можно было бы заполнить дюжину сундуков! Больших сундуков. И всё же, не смотря на все эти годы, и все усилия, нам так и не удалось добиться серьёзного обвинения против кого бы то ни было. А теперь ещё и это».
Бывали времена, когда Сэмил испытывал мучительное искушение отказаться от своих идеалистических поисков. Шансы на успех, даже если он каким-то образом однажды обнаружит себя входящим в управление, которое Клинтан и его последователи
«И это чертовски рискованное «наследие» к тому же!», — угрюмо подумал он.
На самом деле, на протяжении многих лет, он выдвинул обвинения, по крайней мере, против дюжины своих собратьев-шуляритов, делая это всякий раз, когда он мог представить необходимые доказательства, не разоблачая более широкие, скрытые и гораздо более рискованные действия Круга. По крайней мере, дважды у него были абсолютно убедительные доказательства того, что рассматриваемые инквизиторы использовали свой пост (и все связанные с ним ужасные угрозы), чтобы вымогать деньги у абсолютно невинных мужчин и женщин. А, однажды, у него были почти абсолютно убедительные доказательства убийства. И всё же самым суровым наказанием, которого он когда-либо смог добиться, было не более одного года отстранения от служения Ордену Шуляра… и оно было наложено на одного из вымогателей, а не на убийцу.
Его тошнило от того, что его собственный орден, орден, призванный охранять святость души Церкви, был испорчен ещё больше, чем другие ордена, которые он должен был направлять и охранять, но не было смысла притворяться, что это не правда. А хуже всего было то, что многие из этих нечистоплотных инквизиторов даже не осознавали, что они порочны. Они были частью системы, намного большей, чем они сами, и выполняли свои обязанности именно так, как их учили выполнять Жаспер Клинтан и его непосредственные предшественники. Мысль о том, что они искренне верят, что служат Божьей воле, пугала его, но он уже давно пришёл к выводу, что — для многих из них — это тоже было правдой.
«Иногда я задаюсь вопросом, понимает ли Клинтан в действительности, насколько он порочен. На самом деле, я сомневаюсь, что он это понимает. Он вообще не видит в этом разложения, и это, пожалуй, самое отвратительное в нём. Я думаю, что он искренне не видит никакого противоречия между тем, чего он хочет, и волей Господа. Это совершенно одно и то же, и именно поэтому он имеет полное право делать всё — всё что угодно — для достижения своих целей. Всё, что поддерживает и укрепляет авторитет Церкви (и его собственный), является благим и благочестивым; всё, что угрожает авторитету Церкви (и его собственному), является делом самой Шань-вэй. И никому, кроме Круга, нет до него никакого дела, пока он продолжает на них работать, выжимая для них деньги, власть и привилегии».
Правда заключалась в том, хотя Сэмил не рассказывал этого никому, даже своим братьям по Кругу, что он действительно был согласен с Мейкелом Стейнейром и Церковью Черис. Церковь Господа Ожидающего была безнадёжно испорчена, попав в руки таких людей, как Клинтан и остальные члены «Группы Четырёх». Даже если бы он смог каким-то образом свергнуть Клинтана и Трайнейра, не было смысла обманывать себя, полагая, что не было по крайней мере десятка других викариев, готовых занять место «Группы Четырёх» и вести дела «как обычно». Просто так здесь было принято вести дела.