Музей
Шрифт:
Миша-Копальщик поднял с земли что-то вроде кусочка побелевшей коры и молча протянул Лизе.
Та ощупывала кусочек, похожий на пористую древесину.
– Что это? – Лиза не могла поверить. – Ужас… Да это же кость! Человеческая? Лопатка. Почти полностью сохранилась.
Лиза в страхе смотрела под ноги… Вросшие в землю выбеленные временем человеческие позвонки, фрагменты бедра, фаланги пальцев.
– Это человеческие останки? – прошептала она.
– Да. Здесь проходила линия фронта. Дальше – Пулковские высоты и Ленинград. В этих окопах были наши позиции, а немецкие – там, – показывал рукой Миша, – через сто-двести метров. Два года стояли друг против друга. Ты не представляешь, сколько народу тут полегло…
Лиза растерянно смотрела по сторонам.
– Как страшно… Это же люди.
Девушка поднимала косточки. И снова с ужасом смотрела на Мишу.
– И как же их всех найти, опознать? Можно ли хоть один скелет собрать целиком?
– Бывает, что и целиком скелет находим, – ответил Миша, привычный к здешним местам. – Последний раз откопали двух солдат наших вот тут. Но сколько ещё вокруг разбросано.
Миша показывал раскладку на местности:
– Здесь, на передовой, штрафники стояли. По ним не только с вражеской стороны били, но и свои из заградотряда. Ближе к шоссе ребята откопали пулемётную точку, а сектор обстрела у неё не в сторону немцев, а сюда, чтобы выкашивать тех, кто отступает. Фашисты об этом знали и в листовках писали, сколько наши наших же перестреляли. И призывали сдаваться. Но красноармейцы стояли насмерть. А тех двух солдат, что мы нашли, торжественно похоронили в прошлом году, положили в гробы, батюшка отпел их в церкви, на их могилу каски положили сверху, которые здесь же отрыли.
– А как же солдат в храме отпевают, если имена неизвестны?
– «Бог веси их имена», – так говорит отец Геннадий. А вообще хоронить человека по-церковному, не зная, во что он верил и верил ли вообще, – большая ответственность. Ты как бы берёшь на себя поручательство за его грехи.
Некоторое время все молчали. Затем Миша-Копальщик достал из своей сумки какую-то книгу. Открыл, и начал читать.
Его зарыли в шар земной,
А был он лишь солдат.
Всего, друзья, солдат простой,
Без званий и наград.
Ему как мавзолей земля –
На миллион веков…
Миша вытирал слёзы.
– Вот иногда читаю, плачу. А знаешь, как по телевизору тяжело смотреть хроники тех времён. Ведь мы находим убитых точно такими же, как в кино – в тех же позах, и форма, и оружие. Я так живо представляю их, будто вижу, что с ними случилось. Как-то нашёл каску нашего солдата в окопе – в ней диск, патроны и несколько копеек: видимо, боец выгреб из кармана всё и высыпал, а потом ранило его. Иначе зачем бы каску бросил? В другой раз откопал солдата – у него даже тело не истлело полностью. Как подумаешь, что они нашего возраста были, так прямо рыдать хочется…
Лиза затряслась и вытирала мокрые глаза руками.
– Как же это страшно – выкопать человека…
Миша согласился:
– Противоестественно, когда человек человека выкапывает. В юности был энтузиазм, хотелось воинов найти, теперь – не хочу. Что-то во мне сопротивляется…
– А немцев – тоже находите?
– Один раз немца откопали с осколком в позвоночнике. В другой раз вырыли двух фашистов с сохранившимися медальонами. Послали в Германию. Ответили: дескать, были такие, а родственники – молчок, словно не нужны они им. А мы-то надеялись хотя бы лица погибших увидеть. Нескольких испанцев мы с ребятами сами похоронили. Пойми, если человека встречаешь – с ним же надо и после смерти по-человечески.
– Может, лучше сразу освятить всё вокруг, огородить и не трогать кости? – Лиза задумчиво смотрит вокруг и замолкает.
ГРАНАТА НА КИТАЙСКОМ МОСТИКЕ
Миша-Копальщик примерился, сделал пару копков в центре ближайшей неглубокой воронки. Достал ржавый обломок железа. Передал находку Костику.
– Осколок снаряда.
Ржавый оплавленный кусок железа лёг на ладонь Костика.
Лиза, Костик и Миша передвинулись дальше вдоль рощицы. Миша пробовал копать в разных местах. Копал он быстро, после каждой попытки пил квас. Это помогало ему снижать перевозбуждение.
Миша пояснял Лизе:
– Я сразу вижу, копаная земля или нет. Копаная – с вкраплениями, ржавчиной. Вот, смотри. На этом месте мог быть окоп или блиндаж. С окопами проще – гильзы, гранаты, каски почти на поверхности, а блиндаж нужно глубоко разрывать.
Подобрав что-то на земле, Миша передал находку Лизе.
– Что это?
– Пуговица от нижнего белья красноармейца.
Музейщики продвинулись в сторону немецких окопов. Миша примерился к оплывшему окопу, сделал несколько ударов лопатой.
– Гильза. Французская. 7.65. Пистолет-пулемёт MAS-38.
– Откуда здесь французская гильза? – удивилась Лиза.
– Немцы подчинили себе почти всю Европу. И на этом участке фронта воевали французским оружием.
Костик подтвердил:
– Об этом не принято говорить, но в рядах вермахта и СС сражалось не меньше французов, чем на стороне партизан Сопротивления…
Миша-Копальщик воткнул лопату в землю, достал из сумки квас, сел передохнуть на бревно.
Тем временем Лиза взяла лопату Копальщика.
– Можно, я пока для гербария чего-нибудь найду?
Почему-то Лизе очень хотелось взять хоть одно растение с этого поля, усеянного костями. Тут всё казалось особенным. Печальным и значительным.
А Миша-Копальщик продолжал рассказывать.
– Я здесь с детства копал. Сначала с отцом, потом с братом. Разные вещи попадались – солдатский подсумок, сапоги, фарфоровая немецкая статуэтка. Часто каменный уголь – немцы топили им печки в блиндажах и еду готовили. А под Александровкой мы с Комиссаровым в девяносто втором году откопали блиндаж где, кроме оружия и листовок, – представь, листовки почти не истлели, – нашли рюкзаки с вещами. Была даже крышка от посылочного ящика с адресом в Штутгарте – жалко, не взял на память.
Лиза примерялась ещё к одному растению и попутно расспрашивала:
– А какое оружие попадается?
– Разное: пистолеты, автоматы, винтовки… Но всё восстанавливать надо. И, конечно, боеприпасы – снаряды, гранаты, мины…
– И никто ни разу не подорвался?
– Слышал я от отца о таких историях. Но со мной, слава Богу, ничего подобного не случалось. Наверное, потому что мать разрешала сюда ходить, как бы благословляла, она сама блокадница и спокойно относилась к тому, что мы с отцом копали на линии фронта. В школе – да, ругали, к директору вызывали. За то, что свои находки ребятам приносил. А подорваться теперь – это надо ещё как глубоко копнуть! За шестьдесят лет в земле всё сгнило и вымокло. В костре полдня пролежит, пока рванёт. Ну что, за дело?