Музей
Шрифт:
Капа хвалила чтецов и в паузах показывала предметы.
Когда дело дошло до подмены собачки, с телевизора Ольги Форш сняли большую фарфоровую овчарку.
Пройдя по рукам, овчарка осела под мышкой у проповедника.
– Разбойники! Воры! Уроды! Собака не той породы! – издала коронные выкрики Капитолина.
При этом она топнула ногой и картинно подняла руки.
Немая сцена.
Дауны в ауте. Они замерли от восхищения представленным спектаклем, в котором сами же и поучаствовали.
Вместе с работниками собеса они покинули зал.
– Ловко вы с ними! – восхитился Костик.
– Я ещё и не так могу, – Капитолина зарделась. – Если вдруг придут без меня, можно им про сестрицу Алёнушку почитать, – она кивнула на витрину с советским фарфором. – Таким деткам главное – ни в чём не перечить.
– Это я знаю, – встрял Лукич. – Ходили мы как-то в школе в Дом офицеров кино смотреть. И туда привели интернатовских даунов – ха! Сидят они с нами в зале, а один сбоку пристроился, где бюст Ленина. Я заглянул туда, а он штаны спустил, разложил свой прибор и что-то с ним делает.
– Фуууу, Лукич, постыдился бы! – Капа побежала вниз на лай телефона.
Лиза перебирала гербарий.
Костик рядом за столом рассматривал голову орла.
– Кость, я вот о чём подумала? А вдруг эти дауны такие, как Миша?
– Какие такие?
– Ну, ведь Миша тоже выглядит неадекватным. А в глубине у него – добрый мир. И он может приносить радость.
Костик кивнул:
– Конечно. И дауны тоже приносят кому-то радость. А Миша – наш музейный уникум. Он очень хрупкий человек. И никогда не знаешь, где сломается. Он временами попадает в психушку. Мы с Комиссаровым его как можем ободряем. Не так уж много нас тут таких. Нам и держаться нужно вместе.
– Но ведь на Кузьминке он совсем не выглядел сумасшедшим.
– Да. Хотя и предупреждал, что на грани срыва. Но он был в деле, которое считает главным в жизни. На линии фронта, пусть и бывшей, Миша всегда в форме. Это его последний рубеж.
– И всё-таки мне непонятно, почему он считается сумасшедшим?
– Ну, во-первых, нервы. Они у всех расшатаны. А во-вторых – очень часто сумасшедшими называют тех, кому открывается нечто недоступное другим. Видение прошедшей войны, например… Да и кто может окончательно знать, кто из нас сумасшедший? Тот, кто делает что-то не так как все? Так ведь и монах Авель в восемнадцатом веке делал не так, как все – он будущее России предсказывал: когда убьют императора, когда какая война начнётся, когда царскую династию изведут… За это его и в Шлиссельбург, и в Петропавловку заточали. Писхушек тогда ещё не было… И меня, наверное, можно назвать сумасшедшим. Мне вон Павел во сне мерещится и Авель…
Костик покрутил голову металлической птицы, снова уйдя в свои мысли про сон и предсказания Авеля.
КАНДЕЛЯБР
К обеду в кабинет Капитолины ввалился Комиссаров.
– Слава музею!
– Копальщикам слава, – в секунду ответили Костик и Рабкин.
Прислонив к холодильнику заляпанную лопату, Леонид расстегнул китель и уселся к столу.
– Лёнечка! Ты не помыл руки, – поморщилась Капа.
Комиссаров нехотя пошёл к раковине.
– Опять Капа шпыняет Лёню за то, что он грязь разводит, – шепчет Костик Лизе.
Капитолина проверила, как вымыты руки, и поставила перед Комиссаровым антикварную фарфоровую тарелку с павлинами. Плеснув в неё изысканные волны костяного супа.
– А почему ему такая тарелка эксклюзивная? – покосилась Лиза на свою деревянную плошку.
– Так любит Капа Леонида, вот и балует, – подмигнул Костик.
Сам копатель по обыкновению не замечал, чего он ест и из какой посуды. Пребывая в задумчивости о своих находках и о борьбе с Госдепом.
К тому же его влюблённость в Капитолину превращала любое поданное ею блюдо в волшебное, и зря она так беспокоилась об интерьерах.
– Что новенького в подземельях графини?
Леонид отставил суп.
– Погоди, Капа. Помнишь, я тебе показывал сточную канаву у церкви святой Екатерины? Так вот, сегодня, обмывая в ней сапоги, я увидел там ра-ри-тет…
Комиссаров взял в руки пакет, оставленный у холодильника, и достал из него массив ажурной заляпанной землёй бронзы, напоминающий не то вазу, не то сложной формы подсвечник, и протянул его Капитолине.
Лукич очки в кармане нашарил, чтобы разглядеть раритет:
– Ха! Ваза, не ваза… На птичьих лапах.
Костик задумчиво:
– Скорее нижняя часть канделябра.
Капитолина сияла:
– Лёнечка, какой ты у нас молодец!
Комиссаров довольный развалился на табуретке. Капитолина продолжала смотреть на него нежным взглядом.
– Я и хотел тебя порадовать. Знал, что ты любишь находки для музея. Вот отмоешь и в витрину поставишь. Будешь смотреть на него и про меня вспоминать.
– Да я и так про тебя всегда помню.
Комиссаров сиял, как пуговицы на его кителе.
– Хорошо, когда тебя помнят. И когда ты кому-то нужен. Я вот суп только и ем у тебя, Капа. Дома мне готовить некому. Мы с котом кильку в томате зажуём, вот и весь наш ужин.
Капа, жалостливо охая, продолжала доставать из сумки какие-то домашние угощения, раскладывая их перед Леонидом.
– Кушай, кушай, Лёнечка…
– Изящная вещица, – Костик смотрел на потемневший, местами блистающий позолотой, местами позеленевший подсвечник, и вдруг в голове у него мелькнули кадры из сна про Авеля. Он аж сам перепугался, отчего вдруг сон припомнил? И почему подсвечник как-то связан с ним?
– Лукич, ты канделябр почисти. А я освобожу место в витрине, – раскрасневшаяся Капитолина одаряла Леонида влюблёнными взглядами. Ну как не отвечать взаимностью этому честному и грубому старателю?
Все в музее замечали, что любовное притяжение подстёгивало земляные поиски Комиссарова и стимулировало приготовление Капитолиной костяных супов.
Но одержимость обоих общим делом коренилась не в делах амурных, а в знании великой тайны. Что сила России не только в современных танках и ракетах, но и в нетленности баранок, самоваров и лаптей.