Мужчина нарасхват
Шрифт:
– Где тебя носило этой ночью, Джокко?
– На этот раз его голос был более серьезным. Мы с Эдом выросли вместе, вместе ходили в школу, служили в одной воинской части и были ближе, чем братья.
– Почему ты спрашиваешь?
– Ты не знаешь, почему?
– Откуда я должен знать?
– У тебя будут неприятности, Джокко. На этот раз тебе не отвертеться. Твои приемы слишком хорошо известны окружному прокурору.
– Не говори мне об окружном прокуроре, - ответил я, пытаясь выиграть время, чтобы придумать что-нибудь.
– Меня мутит от него. Кроме того, я даже понятия не имею, о чем
– Джокко, это серьезно.
– По его тону я понял, что Эд знал, о чем говорит.
– О'кей, Эд. Насколько серьезно?
– Ты пускал в ход нож и карабин прошлой ночью?
– Да. Я был вынужден. Очевидно, ты тоже так думаешь, иначе не стал бы звонить мне в такой ранний час. Давай прекратим играть друг с другом в кошки-мышки и спокойно поговорим о деле.
Я оглянулся вокруг, ища глазами Франс, и увидел её совсем рядом со мной. Я сделал ей знак приглушить музыку, и она с подозрительной поспешностью повиновалась. Когда я снова увидел её лицо, оно было мертвенно-бледным.
– О'кей, - устало произнес Эд, - слушай, что произошло: вчера вечером, приблизительно между восемью и десятью часами кто-то всадил нож в одного парня где-то в юго-западном округе и почти разрезал его пополам. И вдобавок к этому, кто-то изрешетил на кусочки автомобиль из карабина М-1 тридцатого калибра недалеко от того места, где был найден убитый парень. Два человека, сидевших в машине, также мертвы. Получается три убийства, Джокко, и все они имеют твой почерк. Итак, что ты скажешь? Хорошо бы, чтобы твое алиби было убедительным, иначе через пятнадцать минут судья выдаст ордер на твой арест. Окружной прокурор только этого и ждет.
– Ты можешь задержать выдачу ордера?
– А у тебя есть достаточные основания, чтобы оправдаться?
– У меня есть свидетель, Эд, - ответил я, подумав, что, по крайней мере, это даст ему возможность хотя бы попытаться вступиться за меня, очень хороший свидетель. Хочешь поговорить с ней?
Говоря это, я посмотрел на Франс и она утвердительно кивнула мне в ответ с испуганным выражением на лице.
Я прикрыл рукой трубку и быстро сказал ей:
– Это капитан полиции Эд Уоррик. Его интересует автомобиль, который я изрешетил прошлой ночью, и три трупа. Теперь слушай - ты пришла ко мне вчера около семи вечера и никто из нас с тех пор никуда не выходил. Поняла?
Я понимал, что долго водить Эда за нос не смогу. Он был слишком хорошим полицейским для этого, но, по-крайней мере, я выиграю время, чтобы собраться с мыслями и узнать ещё какие-нибудь подробности от Франс.
Франс понимающе кивнула мне, и я передал ей трубку, сказав Эду:
– Эд, поговори с Джой Мерилл, моей свидетельницей.
– Доброе утро, капитан Уоррик, - проворковала Франс нежным голоском. Это Джой Мерилл. Джокко так много рассказывал мне о вас прошлой ночью, что я просто умираю от нетерпения познакомиться с вами.
Голос её звучал интимно и в нем было достаточно сексуальности, чтобы это было похоже на правду. Я почти слышал, как Эд рычал и плевался в телефонную трубку. Я усмехнулся. Ей-богу, эта девочка знала, как ей себя вести. Франс продолжала рассказывать ему о том, что мы были у меня с семи часов вечера и никуда не выходили из-за сильного дождя, и что я не мог ничего натворить, потому
– Убедился, Эд?
– Ты знаешь, насколько я тебе поверил, Джокко. Но я изложу твою версию окружному прокурору в любом случае. На какое-то время это его задержит.
– Я чист, Эд, - солгал я.
Он знал, что я вру, так как, прежде чем я повесил трубку, спросил:
– Когда ты мне расскажешь все, как было на самом деле?
– Почему ты спрашиваешь?
Внезапно он перестал сдерживаться и прорычал:
– Ты знаешь, почему я спрашиваю! Эти трое убитых давно известны полиции, они были не последними людьми в местной мафии. Если не хочешь, чтобы мафиози сели тебе на хвост, постарайся, чтобы твое алиби было железным. Если этих парней ухлопал ты, я должен быть в курсе, чтобы знать, как утрясти это дело со своим начальством.
– Позже, Эд. Потом.
Я повесил трубку и несколько минут сидел на кровати около телефона. Девушка неподвижно стояла рядом и несмотря на весь спектакль, который она только что разыграла для Эда, на лице её застыл страх.
– Что ...
– начала она.
– У нас неприятности, киска, - сказал я ей.
– Те трое парней, которые избили тебя прошлой ночью, теперь мертвы. Это, само по себе, не вызвало бы осложнений с законом, но окружной прокурор ненавидит меня и давно мечтает свести со мной счеты. Даже если он не сможет повесить их убийство на меня, он способен причинить мне массу неприятностей. А он фактически знает, что убил их я.
– Ты имеешь в виду всех троих?
– Всех троих, - кивнул я.
– Теперь они на том свете. А они были членами прекрасно организованной местной бандитской группировки.
– О Господи, - все, что она сказала, затем опустилась рядом со мной на кровать.
– О Господи, Джокко.
– Ты не хочешь рассказать мне теперь обо всем?
– спросил я.
– Это может мне помочь.
Она с отчаянием покачала головой.
– Мне нечего тебе сказать, Джокко. Я ничего не знаю.
– В её голосе послышалась истерика и она схватила меня за руку, поворачивая лицом к себе.
– Я говорила тебе, я ничего не знаю! Ничего! Ты не понимаешь? Ничего.
Я знал, что она говорит правду, и мне стало немного жаль её. Кроме того, я сам влип в это дело, когда подобрал её прошлой ночью. Никто не заставлял меня вступаться за неё и убивать этих головорезов, но все же я считал, что заслуживаю хоть каких-то объяснений, даже если она и была Франс Лоран.
– Расскажи мне о себе, - попросил я.
– Мне почти нечего рассказывать, Джокко. Я как персонаж из книги несчастная маленькая богатая девочка, которая убегает из дома, потому что её родители совсем не обращают на неё внимания - она слишком хорошо защищена своим несметным капиталом, которым управляет опекунский совет, и поэтому ей втемяшилось в голову посмотреть на жизнь, какая она есть на самом деле. Я не разрешила тебе отвезти меня в Мемориальную больницу прошлой ночью, потому что прохожу там практику как медсестра, а числюсь под совершенно другим именем, и мне бы не хотелось, чтобы они узнали, кто я на самом деле. Никто об этом не знает, кроме тебя.