На безымянной высоте
Шрифт:
— Это уж как наше начальство решит, — неопределенно сказал Михаил, повертев удостоверение и переглянувшись с Прохором. Но тот уже не мог сдержать чувства глубокого удовлетворения.
— Годится! — сказал он. — Наградить не наградят, но как смягчающее обстоятельство учесть должны.
. Немец мычал, пучил глаза и пытался что-то сказать, но ему мешал кляп.
— Пошли, — кивнул Михаил, толкнул майора Клейста в нужном направлении и махнул рукой власовцам, приглашая следовать за собой. — Там нас машина ждет.
Власовцы Гриша и Валера обрадовались, подняли свои автоматы, закинули их за спину, стали догонять... Но Прохор их бесцеремонно остановил и разоружил. Таков порядок, ни черта не поделаешь...
Они растерянно закивали — порядок, значит.
— Так... — сказал Михаил. — Теперь, Марек, давай сюда своих... Марысю давай, только побыстрее.
— Ой, куда же мы ее одну, коханочку нашу, — запричитала Ева, выводя из своей комнаты девочку, укутанную с головы до ног.
— В госпиталь, как договаривались, — буркнул Прохор. — Так вы, Ева, тоже давайте с нами...
— А ее возьмут? — все еще не веря себе, спросил Марек, переведя взгляд на Михаила.
— Уже договорились, — кивнул тот. — Все-таки ты давай тоже поезжай с нами, Маркел. На месте разберемся.
— Нет, я останусь, — сказал Марек. — Не могу. Дом, хозяйство... Разворуют ведь. Нельзя оставлять.
— Здесь будет опасно. — Михаил покачал головой. — Скоро такое начнется...
— Переживем, Миша. Главное — ты их устрой. И большое тебе спасибо!
— Ну как знаешь...
Они шли по открытому участку местности, прикрывая Еву, Марысю и немецкого майора Клейста своими телами и телами власовцев, причем Прохор с силой нагнул голову немца книзу (так полицейские делают, сажая арестованных в машину), чтобы ее не было видно... И так они шли, пока не послышался далекий выстрел и немец не ткнулся носом в землю. Его седой висок сочился
кровью. Марыся заплакала, прижалась к бабушке, а та, охнув, тут же рухнула наземлю, накрыв внучку своим телом.
— Все, встали и пошли, — сказал Прохор, переглянувшись с Михаилом. — Он только по офицерам стреляет.
В кустах они подошли к замаскированной и ожидавшей их все той же полуторке «ЗИС-5», усадили бабушку и внучку в кузов, затем присоединили к ним власовцев и только потом залезли сами.
— Долго вы, однако, — недовольно сказал молодой и безусый, недавно призванный в армию водитель. — А если меня начальство хватится?
Разведчики ничего не ответили.
6
В прицел капитана Кремера было видно, как русские сразу бросились наземь, распластались, прикрыв собой девочку и женщину, потом дали несколько очередей в его сторону.
Но он уже успел сменить позицию. И с нового места снова взглянул в прицел на убитого. Да, ему опять пришлось застрелить своего офицера. Но таков приказ: стрелять в каждого офицера, захваченного русскими, какого он только заметит.
Жаль этого майора, но он, Кремер, не мог поступить иначе. Например, стрелять в его похитителей. От такой стрельбы мало толку. Одного застрелишь, а другие успеют столкнуть пленного в какую-нибудь воронку от снаряда. И тем сохранить ему жизнь, а значит, получить «языка». А высокопоставленный офицер в качестве такового, да еще перед решающим сражением, — на вес золота.
* * *
— Что за невезуха, — чуть не плача, сказал Михаил.
— От сука, своих же убивает, — вздохнул Прохор. — Нет, Миша, все, теперь не видать нам живых «языков», считай, до самого Берлина.
А власовцы только испуганно переглядывались.
— Мы его живого вам доставили, верно? — неуверенно спросил Гриша. — Ребята, вы же видели, он живой был, целый, даже царапины ни одной!
— Да был... — махнул рукой Прохор. — И сплыл. Чего теперь... Подтвердить мы подтвердим. Тебе бы шкуру свою сберечь, а мы опять без «языка». Только на себя можно надеяться... Чего смотрите? Тащите его теперь сами... В качестве вещественного доказательства. Он теперь только вам и нужен. А там пусть начальство решает. В наших, к примеру, вы стреляли? В меня вот или в таких, как я? Было дело?
— Проша, не заводись, — вполголоса сказал Михаил. — Давай еще раз: чем вы здесь занимались? — спросил он Гришу.
— Чем... Что прикажут, — буркнул Гриша. — Они нам не особо доверяли... Окопы рыли, мины ставили, колючку тянули. Немцы за нами присматривали.
— Автоматы ваши?
— Нет, — замотав головой, даже привстал в кузове Гриша. — Нам их не доверяли. Это его охраны автоматы... Он приехал смотреть, как мы ставим мины. Ну мы их сзади лопатами... И в яму всех троих. В воронке спрятались, переждали — и сюда.
— Ладно, разберутся без нас, — процедил Прохор. И слегка для порядка пхнул Гришу стволом автомата.
— Подожди, — снова остановил его Михаил. — Проходы в минных полях оставлены?
— Нуда...
— Показать можете?
* * *
...— Ефрейтор Горбунов! — громко повторил Малютин. Но увидел входящую в блиндаж Катю.
— По вашему приказанию явилась, товарищ лейтенант! — шутливо ответила она, очень женственно отдавая ему честь.
— А где Горбунов? — Малютин выглянул из блиндажа и с удивлением обнаружил, что возле блиндажа никого нет. Вернулся назад. — Ничего не понимаю...
Она опустила полог у входа, потом прижалась к нему, закрыла его рот ладонью.
— Главное, что твои солдаты все поняли.
Он удивленно, уже не оглядываясь, смотрел на нее, пока она вела его за руку назад, в глубь блиндажа. И там присела на край его койки, глядя снизу ему в глаза.
* * *
Уже который день шла, продолжалась, тянулась эта смертельная тягомотина под названием охота на немецкого снайпера-аса капитана Рихарда Кремера.
И чемпионка по стрельбе Оля Позднеева, и Николай Малахов снова в который раз сидели в секрете. У Малахова на голове была все та же фуражка полковника Егорова с простреленной кокардой. Здесь, в небольшом окопчике под развесистой липой с едва пожелтевшими листьями, вдвоем было тесно, и он когда невольно, а когда и нарочно прижимался к Оле, вдыхая запах ее волос, согретых солнцем. Но она каждый раз отталкивала его плечом: