На исходе дня. История ночи

Экерч А. Роджер

Впрочем, на значительной территории континентальной Европы предпочтение отдавалось масляным лампам. За пределами Британских островов было меньше овец, источника свечного сала, зато в изобилии встречалось растительное масло. Помимо этого, жаркая погода, по крайней мере р Средиземноморье, осложняла использование сальных свечей: они начинали таять. И наоборот, в Англии и других северных странах в зимние месяцы некоторые виды масла замерзали. Масляные лампы были самыми разными: от раковин гребешков и моллюсков до французских ламп, представлявших собой удлиненный железный сосуд с ручкой. На противоположной от ручки стороне лежал фитиль из мягкого шнура, частично опущенный в масло. С фитиля следовало снимать нагар, зато всего лишь пол-литра масла обеспечивало продолжительное горение огня. Источниками масла служили различные растения: лен, рапсовое семя, олива, грецкий орех. В прибрежных районах ценилась рыбья печень, в Скандинавии — тюлений жир. Сходным образом использовались и морские птицы глупыши, гнездившиеся на далеких островах Сент-Килда, Борреа и Соа в Северной Атлантике. В случае опасности глупыш срыгивает особую маслянистую жидкость, пригодную для использования в лампе. Жир буревестника, обитавшего на лежащих к северу от Шотландии Шетландских островах, также годился для этих целей. Взяв

его тушку, жители пропускали фитиль прямо в глотку и таким образом получали лампу⁵⁰.

Во Франции ситниковые свечи, сделанные на основе пищевого жира, были известны под названием meche dejonc, а в Германии — Bisenligt.

Бедные семьи там, где в изобилии росли сосны, ели и пихты, могли использовать их в качестве свечного дерева. Со ствола снимали кору и оставляли дерево сохнуть. Потом его срубали, а высохшие лучины, пропитанные темной смолой, зажигали, как маленькие факелы, укрепив на железных подставках. Зажженный конец лучины направлялся вниз, чтобы пламя не гасло. Пучки смолистых сосновых веток также служили и топливом, и источником света. Свечная древесина использовалась на большой территории — от Швеции до Канарских островов. Российские археологи, проводившие раскопки древнего Новгорода, обнаружили факелы, сделанные из связанных вместе сосновых лучинок и щепок. Еще один вид свечной древесины — мореная древесина — был в ходу в Северной Англии и Шотландии. Наряду с ветками засохших елей и пихт, там выкапывали из болот гниющие стволы — не только хвойных деревьев, но даже вязов и дубов, в которых тоже было полно смолы. «Вместо свечей, — сообщал путешественник, посетивший горные районы Шотландии, — здесь, как и почти по всем горам, простой люд использует щепки хвойных деревьев, которые выкапывает из мхов. В этих щепках много смолы, и они всегда горят ярким пламенем». Иногда арендаторы часть своей ренты выплачивали повозками свечной древесины⁵¹.

Особенно популярной свечная древесина стала в американских колониях, где густые сосновые леса покрывали значительную часть восточного побережья. Нет сомнения, что английские колонисты позаимствовали технологию у индейских племен. В одном из описаний Новой Англии говорится следующее: «Здесь прекрасно живется тем, кто любит хороший огонь. И хотя в Новой Англии нет свечного сала, благодаря изобилию рыбы у нас всегда есть ламповое масло. Кроме того, наши сосны, коих в лесах больше, чем иных деревьев, дают нам свечи, весьма полезные в доме. Такими свечами, за неимением других, обычно пользуются индейцы»⁵².

Использование искусственного освещения регулировалось множеством ограничений. В доиндустриальную эпоху семьи были вынуждены следовать соображениям и безопасности, и экономии. Особые правила определяли не только порядок доступа к свечам и лампам, но также время и место использования освещения. В этом вопросе единого подхода не было. По-разному оценивалось то или иное место, тот или иной час. Одним из основных принципов был «свет среди бела дня», то есть искусственное освещение, в котором нет нужды днем. Такое расходование свечей воспринималось как мотовство и расточительство. По природе своей неэкономными считались дети, слуги и рабы, поэтому за ними нужен был глаз да глаз. Когда плантатор из Виргинии Уильям Бёрд II обнаружил свою рабыню Прю со «свечой в ясный день», он пришел в ярость и «выразил свои чувства» хорошим пинком⁵³. Обычно даже в сумерки свет в домах старались не зажигать. Период между заходом солнца и наступлением ночи в Исландии и на большей части Скандинавии назывался «сумерками для отдыха» — время, когда было уже слишком темно, чтобы заниматься какой-то работой, но еще слишком светло, чтобы на полном основании зажигать свечи или лампы. Этот час перед вечерними домашними делами люди отводили отдыху, молитве и неторопливым беседам. В Англии и колониальной Америке только с наступлением абсолютной темноты приходило «время свечей». Джонатан Свифт советовал слугам, пекущимся о хозяйском благополучии, «экономить свечи своих господ и вносить их только через полчаса после наступления полной темноты, как бы часто хозяева их ни призывали»⁵⁴.

Людям зависимым не разрешалось пользоваться светом самостоятельно: они не имели права даже посветить себе перед сном. В комедии Джозефа Эддисона «Барабанщик» (The Drummer; 1715) хозяйка дома взрывается от негодования, узнав, что ее слуги зажигают в своих комнатах ночники. «Эти мошенники боятся спать в темноте?» — спрашивает она управляющего. Джон Обри, повествуя о математике Уильяме Отреде, отмечал, что жена последнего, «женщина прижимистая», «не разрешала ему жечь свечи после ужина и по этой причине многие из его блестящих идей оказались утраченными». Кроме всего прочего, открытое пламя горело быстрее при переноске. Нужно было соблюдать осторожность по дороге в спальню и при отходе ко сну, чтобы не случилось пожара⁵⁵.

В любой поздний час люди умели ходить по дому в полной темноте, осторожно пробираясь по знакомым комнатам и коридорам. «Лучшая свеча — осмотрительность» — гласила валлийская поговорка. Важно было научиться осязать свое жилище. Человек накрепко запоминал внутреннюю топографию помещения, в том числе точное количество ступенек на каждом пролете лестницы. Тем, кто оказывался в незнакомом доме, приходилось приспосабливаться. Очутившись в неизвестной комнате, советовал Руссо в «Эмиле», полезно похлопать в ладоши. «По резонансу от хлопка вы поймете, велико или мало помещение, находитесь вы в центре или же в углу». Однажды вечером, вынужденный обстоятельствами остановиться в бедном жилище на итальянском побережье, путешественник XIX века «очень внимательно обследовал свою комнату», чтобы «выбраться» оттуда до рассвета. Отсутствие освещения дало жизнь целому ряду хитрых приемов, которые, несомненно, передавались из поколения в поколение. В элегантном двухэтажном особняке, некогда возвышавшемся над плантацией Соттерли в колониальном Мэриленде, до сегодняшнего дня сохранилась сделанная от руки зазубринка на деревянных перилах лестницы, ведущей на второй этаж, — она обозначает место резкого поворота вправо. На ночь в жилищах Скандинавии мебель ставили вдоль стен, чтобы на нее не натыкаться. Везде было важно соблюдать аккуратность: вдруг понадобится быстро найти в темноте какой-нибудь инструмент или оружие. Выражение «всему свое место» ночью приобретало особый смысл. Роберт Кливер в книге «Богоугодный порядок управления домом» (A Godly Forme of Houshold Government; 1621) писал о слугах: «В ночную пору, когда нет света, они не только должны подсказать: „Это лежит там-то и там-то", но и, если понадобится, быстро принести необходимую вещь»⁵⁶.

Домашнее освещение в период до промышленной революции было весьма убогим. Между современными лампами и их далекими предшественниками лежит целая пропасть. Свет от одной электрической лампочки в сто раз ярче, чем от свечи или масляной лампы. Люди той эпохи иронизировали по поводу того, что свечи лишь делают «видимой тьму». Другим выражением было: «постоянный полумрак». Французы говорили, что «при свечном освещении и коза глядит дамой». Еще слабее горел «ситниковый свет». Ночами в домах среди окружающих теней пульсировали лишь маленькие островки света. Огонь на фитиле не только подрагивал, но и трещал, коптил, издавал неприятный запах. «Он всегда готов пропасть», — сетовал в 1751 году один эссеист по поводу искусственного или «заимствованного» света. Вместо того чтобы проникать в самые отдаленные уголки дома, как это происходит сегодня, свет в тот период лишь неуверенно обозначал свое присутствие во мраке. В отличие от современных осветительных приборов, размещающихся в наших квартирах и офисах высоко над головой, свечи и лампы располагались ниже, чтобы было проще снимать нагар с фитиля, а потому знакомые лица и мебель приобретали несколько иные очертания. Хорошо можно было разглядеть лишь лицевую сторону предмета, но не верхнюю часть и не боковые стороны. Потолки оставались в основном в темноте, и нередко, находясь в одном конце комнаты, трудно было разглядеть другой. В начале XVII века Файнс Морисон писал, что ирландские крестьяне ставят ситниковые свечи на пол, потому что у них нет столов⁵⁷. В то же время нельзя не учитывать, что домашняя жизнь была гораздо более неприхотливой. Если члены семьи могли есть, общаться, исполнять обычные домашние обязанности и наводить порядок внутри жилища, иными словами, если они могли делать в темноте все, что необходимо, то условия считались вполне терпимыми.

V

Одинокий человек — добыча волков.

Французская поговорка⁵⁸

Днем горожане были вовлечены в сложную паутину межгрупповых коммуникаций. Сети взаимной поддержки были типичными не только для институтов с внутренней организацией, таких как гильдии и религиозные братства, но и для менее упорядоченных сообществ. Семейные узы и добрососедские отношения формировали очень важные системы взаимной поддержки. Большая часть европейцев компактно проживала или в деревнях, или в городах и пригородах. До середины XVIII века провинциальные города и даже такие крупные столицы, как Лондон и Париж, представляли собой мозаику из строго очерченных районов и приходов, жители которых знали друг друга в лицо, а иногда и по имени. Итальянские города часто разделялись на кварталы с собственной эмблемой и святым покровителем. Парижане, как сообщал генерал-лейтенант городской полиции, «почти постоянно пребывали на виду друг у друга». И все были друг другу чем-то обязаны. Быть добрым соседом значило работать вместе, молиться вместе, ходить на свадьбы, крестины и похороны. «Все мы братья в нашем приходе. И мы все должны охранять чужое имущество», — проповедовал священник одной французской деревушки. Сказанное не означает отсутствия злобных сплетен, яростных драк и других проявлений межличностных конфликтов. Некоторые целиком полагались только на свои многочисленные семьи, считая соседей «чужаками», как назвал их в автобиографии житель Амстердама Германус Вербеек. Но если кое-кто, случалось, пренебрегал своими обязанностями, большинство все же верило в принципы добрососедства⁵⁹.

С наступлением темноты социальные обязательства сохраняли свою силу, несмотря на отсутствие соответствующих институтов. Обязанностей становилось меньше, семьи оказывались в большей изоляции, но люди продолжали помогать друг другу в любое время. Некоторые проявляли свою доброту в малом, например одалживали соседу свечку. Однажды весной 1645 года семья преподобного Ральфа Джосселина из Эссекса получила поздно ночью два фунта свежего масла. «Вот как Провидение позаботилось о наших нуждах», — обрадовался Джосселин⁶⁰. Друзей и родных, в отличие от незнакомцев, встречали с радостью, особенно когда их прихода ожидали. Если ночью вдруг становилось очень страшно, соседи собирались вместе, спали под одной крышей и даже под одним одеялом, чтобы преодолеть страх. Когда йоркширский мастер по изготовлению корсетов Джеймс Грегори уехал из дому, его жена попросила знакомую «переночевать у нее». Элизабет Дринкер писала о вечере в Филадельфии, который она провела в одиночестве: «Мне посчастливилось хорошо провести вечер, без всяких страхов, хотя так бывает не у всех; когда мы остаемся одни, то называем это donnez cet maten [29] ». И наоборот, преподобный Уильям Коул совсем пал духом, когда остался в своем доме в Блечли с одним лишь слугой Томом, чья храбрость не внушала ему доверия. Коул решил, что если отец Тома не сможет к ним присоединиться, то он пригласит соседа разделить с ним «эти темные и долгие ночи»⁶¹.

29

«Дайте утро» (искаж. фр.).

Часто вечерами требовалось безотлагательно исполнить взаимные обязательства. Люди нередко болели, а ночь усугубляла страдания. В семьях из поколения в поколение передавались рецепты лекарств и всегда хранилось небольшое количество снадобий, пластырей и поссетов [30] , приобретенных у местных знахарей. «Используйте любое средство, которое может помочь ночью», — советовал Паоло да Чертальдо. Среди лекарств, проглоченных пастором Вуд-фордом, к примеру, были пилюли из кастильского мыла и ревень. Однажды вечером его мучила пульсирующая боль в ухе, и пастор засунул в него жареный лук. Когда вскоре после полуночи сквайр из Виргинии Лэндон Картер обнаружил, что его раб Дэниел при смерти, то прописал ему от 20 до 30 капель настойки опия в мятной воде, а через час порцию рвотного корня⁶².

30

Поссет — горячий напиток из молока, сахара и пряностей, створоженный вином.