На исходе дня. История ночи
Шрифт:
Вероятно, даже еще чаще люди использовали этот таинственный интервал уединения для того, чтобы погрузиться в раздумья, поразмыслить о событиях предстоящего дня и подготовиться к наступлению рассвета. Ни в какое другое время дня и ночи, особенно в многонаселенных домах, не удавалось настолько сосредоточиться и уйти в себя. «Лежа в постели без сна, я всегда о чем-нибудь думал», — заметил итальянский ученый Джироламо Кардано. Томас Джефферсон перед сном обычно читал труды по моральной философии, «над которыми размышлял, когда просыпался». По мнению моралиста Френсиса Куорлза, темнота не меньше, чем тишина, способствовала сокровенным раздумьям. Чтобы «извлечь для себя большую пользу (особенно в делах, которые требуют богатого воображения), он рекомендовал: «После первого сна пробудись окончательно, тогда тело и дух твой будут пребывать в наилучшем расположении и никакой шум не потревожит твой слух, ничто не отвлечет твой взор»34.
Естественно, полуночные размышления иногда бывали тягостными. Персонаж комедии эпохи короля Якова I «У каждой женщины свой нрав» (Woman in Her Humor; 1609) «по ночам после первого сна» писал «томные любовные сонеты,
Все же георгианская изобретательность никого не должна вводить в заблуждение. Проснувшись после первого сна, каждый бодрствующий ум сначала пребывал и не в сонном, и не в активном состоянии. Французы называли этот неопределенный период полусознания dorveille, что означает «между сном и бодрствованием». Хотя этому периоду и предшествовал непрерывный сон, моменты пробуждения после первого сна часто характеризуются двумя особенностями — неясным мышлением, блуждающим «вокруг желания», соединенного с явным ощущением удовлетворенности37. «Мое сердце свободно и легко», — писал Уильям Каупер. В «Преследуемом видениями разуме» (The Haunted Mind) Натэниел Готорн, описывая одно из своих пробуждений от «полуночного сна», утверждал: «Если бы вы могли выбирать час пробуждения после сна в течение целой ночи, это происходило бы так… Вы находите промежуточное пространство, куда не вторгается суета жизни, где настоящий момент затягивается и становится реальностью». Менее оптимистично воспринимал «такие часы уединения» священник из Хаммерсмита Джон Уэйд, который в 1692 году жаловался на то, что, когда «пробуждаешься ночью или ранним утром, мысли нестройны, бессвязны», «размышления тщетны, не приносят пользы» и люди «творят зло в своих постелях»38.
III
Узник, окованный цепями деспотизма, находясь вдали от своей темницы, обличает своего тирана перед цивилизованным миром. Отвратительное неравенство среди людей в определенном смысле прекратилось.
Нередко люди пробуждались от первого сна, чтобы осмыслить калейдоскоп не совсем ясных образов, слегка расплывчатых, но вместе с тем живых картин, рожденных сновидениями, — то, что Тертуллиан справедливо назвал «делом сна». Так, согласно ранней английской легенде, к императору Долфину «во сне» приходит пророческое видение, а Канака в «Рассказе сквайра» просыпается после «первого сна» от приснившейся ей теплой вспышки света — «ибо такая большая радость наполнила ее сердце». Мистик Джейн Лид записала о мартовской ночи 1676 года: «Во время моего первого сна, ночью, много волшебных деяний и мыслей было даровано мне». Менее удачлив был Оливер Хейвуд — «во время первого сна» его посетило «ужасное видение»: его сын «стал изучать магическое, или черное, искусство». А в «Аллее баранов» (Ram Alley; 1611) сэр Оливер говорит о предрассветных часах, «когда служанки просыпаются от первого сна и, обманутые сновидениями, начинают плакать»40.
Как и в предшествующие эпохи, в период раннего Нового времени сны играли существенную роль в жизни человека, согласно общему мнению всякий раз открывая как будущее, так и прошлое. О разнообразных источниках сновидений поэт эпохи Стюартов Френсис Хьюберт писал:
Сны — это дети безмятежной ночи, Происходящие от разных матерей, премного суетных и тщетных; Одни порождены раздумьями иль чувственными искушениями дня, Другие — болью опьяняющей в желудке, что поражает разум, словно яд. Истоком снов послужит и характер: так, жизнерадостным натурам Приснятся маскарады, представленья, застолья или сладкие напевы; Другие сны у мертвецов и привидений ищут силы, Являясь порождением тоски глубокой и души меланхоличной. Есть сны — предупреждение кончины, И, несомненно, меж них пророческие есть виденья — То сны, что Милосердный Бог великодушно нам дарует, Предупреждая нас, остерегая и путь спасенья указуя [94] 41.94
Перев. М. Буланаковой.
Задолго до конца XVIII века, когда представители образованных классов высмеивали «простонародное» толкование снов, критики, подобные сэру Томасу Брауну, осуждали рожденные ночью «вымыслы и ложь». По мнению Томаса Нэша, сон был не чем иным, как «дурманящей пеной и вздором воображения»42. Тем не менее даже скептики признавали широко распространившееся обаяние сновидений. Автор Томас Трайон писал в 1689 году, что «большое число невежественных людей (глупые женщины и слабовольные мужчины) во все времена и нередко в наши дни, основываясь на своих сновидениях, делают множество нелепых и суеверных умозаключений». Weekly Register в 1732 году писал: «В мире существует определенный сорт людей, которые больше всего доверяют тому, что рождается воображением в снах»43. Однако критики иногда были противоречивы в своих обвинениях. Браун, например, признавал, что сны могли помочь людям «более хладнокровно понять» себя; а губернатор Массачусетса и религиозный лидер Джон Уинтроп, утверждая, что сны не заслуживают «ни доверия, ни уважения», в то же время увековечил в своем дневнике взгляд колониста на Божественное вмешательство»44.
То, что «английская нация всегда была знаменита сновидениями», как писал в 1767 году Somnifer, подтверждается нахлынувшими продажами сонников (дешевые издания для широкого читателя, разделы в книгах предсказаний или справочниках), посвященных толкованию различных типов видений, часто с замечательными уточнениями. Сонники, продававшиеся в середине XVIII века по ценам всего лишь от одного до шести пенсов, долго оставались общедоступной альтернативой местным предсказателям. Лишь несколько наиболее полных собраний включали в себя единственный сохранившийся древний путеводитель по сновидениям — «Толкование снов», — написанный во II веке н. э. Артеми-дором Эфесским. На протяжении XVI века этот труд привлекал к себе столь огромный интерес, что был переведен на итальянский, французский, немецкий, латинский и английский языки. К 1740 году только английский текст выдержал 24 издания. Его доморощенными конкурентами, опубликованными в Лондоне, стали первые издания 1571 и 1576 годов книги «Наиприятнейшее искусство толкования снов…» (The Most Pleasaunte Arte of the Interpretation of Dreames…) Toмаса Хилла и сочинение «Ночные застолья, или Всеобщая книга снов» (Nocturnal Revels, or, a Universal Dream-Book), впервые увидевшее свет в 1706 году. Этот сонник включал в себя расположенные по алфавиту главы, от «Знакомства» до «Письма», в которых освещалось несколько сотен снов; каждый из них был наделен смыслом благодаря скрытому в нем знамению, например: «Если вам снятся белые куры на навозной куче, это означает позор, вызванный ложным обвинением»45.
Широкая публика ценила не только пророческую функцию снов, но и открываемую ими возможность более глубокого понимания тела и души. По мнению врачей, некоторые сновидения были обусловлены состоянием здоровья, как в свое время утверждали Аристотель и Гиппократ. Хирург XVI века Амбруаз Паре говорил: «Тем, у кого избыточное количество слизи, снятся половодья, снега и наводнения, а также падение с большой высоты». Больше повезло «тем, в чьих телах было слишком много крови»: им «снились бракосочетания, танцы, объятия женщин, праздники, шутки, смех, фруктовые сады и парки»46. Другие сны, по всеобщему признанию, проливали свет на внутреннюю сущность человеческого характера. Задолго до философов-романтиков XIX века, а также Зигмунда Фрейда европейцы высоко ценили сновидения за их проникновение в личность, в частности за то, что они отражали отношения человека с Богом. «Мудрый человек, — писал в 1628 году Оуэн Фелтэм, — учится познавать себя как под покровом ночи, так и в поисках верных дневных путей». Однако ночь считалась высшим учителем, ибо «во сне мысли наших душ обнажены и естественны». По мнению Трайона, отрицавшего пророческие свойства снов, они «выявляли не только действительное состояние каждой человеческой души… но и то, каковы наши бодрствующие характеры, внутренняя сущность и намерения»47.
Некоторые откровения были нежелательны. Пуританский священник Ральф Джосселин записал в своем дневнике: «Говорят, что сны отражают темперамент человека; этой ночью мне приснилось, будто я необыкновенно зол на мужчину, который был несправедлив ко мне и моему ребенку, настолько зол, что мне за себя стыдно; Господь по милости своей оградил меня от этого греха». Англиканский архиепископ Уильям Лауд был очень обеспокоен сном, в котором он «примирился с Римской церковью», так же как и Сэмюэл Сьюолл, когда ему приснились «ступени к Небесам», ведущие в никуда48.
Обременявшие дневную жизнь тягостные ритуалы и правила не столь часто посягали на безграничную свободу сновидений. Отсюда поговорка «Собаке снятся хлеб, просторы и охота». В 1762 году маркиз де Караччиоли отмечал, что душа в конечном счете способна «видеть, говорить и слушать… Мы завоевываем новый мир, когда спим». Люди, вынужденные пользоваться иностранным языком в течение дня, ночью могли смотреть сны на родных языках; другие в сновидениях спокойно раздавали клятвы или наслаждались эротическими фантазиями. Похотливые мужья, подозревающие друг друга супруги совершали прелюбодеяние, на протяжении ночи ни разу не встав с постели. Тем более бережно Пепис хранил такие сны в памяти в разгар Великой чумы. После того как ему пригрезилась любовная связь с леди Кастлмэйн («лучшее из того, что когда-либо снилось», — «весь флирт, какого я с ней желал»), Пепис размышлял: «Вот было бы счастье, если бы мы находились в своих могилах… мы могли бы спать и видеть сны, но только сны, подобные этим. Тогда нам не надо было бы бояться смерти, как мы боялись ее во время чумы». Жена относилась к его снам настолько подозрительно, что, когда он спал, ощупывала его пенис с целью проверить, нет ли эрекции. Джону Кэннону, напротив, снился «чудесный сон», наполненный «различными поворотами и позами», а в итоге он обнаружил, что его партнершей была собственная жена49.