На одном дыхании!
Шрифт:
– Дрюня! – низким голосом сказала она. – Как я за тобой соскучилась!
Иногда она забывалась и говорила так, как принято в Мелитополе, откуда она была родом.
Прохоров тыльной стороной ладони вытер под носом, но манго все равно воняло.
– Дрюнь, ты что, пьешь? – она втянула носом воздух. – Я с тобой! А где мои тапки?
Она уселась на хромированный табурет с сиденьем черного стекла и протянула Прохорову ногу в белом ботфорте. Прохоров аккуратно расстегнул «молнию», и она протянула вторую.
– А что ты пьешь?
На ее языке «кексиком» назывался кокаин.
– Я могу позвонить, нам еще подвезут! У тебя бабки есть? А что? Гулять так гулять!
Она опять поцеловала Прохорова в губы, немного пошарила за резинкой его штанов – выполнила обязательную программу – и пошла на кухню.
– Жулька! – запричитала она оттуда. – Жулечка-масюлечка, как ты тут без меня? Жулечка-пусюлечка! Папка твой противный все время на работе, да? А Жулька у нас скуча-а-ет. Фу! Из тебя шерстюга лезет!
Жулькой – непонятно из каких соображений – она звала кошку Дженнифер, которая к ней всегда была благосклонна, не то что к Глафире.
Прохорову не хотелось разговаривать, да с ней вообще говорить было трудновато, ему хотелось затащить ее в спальню и там трахать долго и разнообразно – водка всегда так на него действовала! – но он знал, что беседовать все равно придется.
Когда Прохоров вошел в кухню, она уже сидела за стойкой и деловито капала водку в его чашку, даже губами шевелила, как будто считала. Ноги, положенные одна на другую, были совершенны. Из-под юбочки выглядывала чулочная резинка, на которую Прохоров тяжело уставился. Груди, приподнятые корсажем, были как натянутый атлас, какие-то меховые штучки на запястьях и на шее пахли теплыми цветочными духами.
Она оглянулась, рукой, свободной от бутылки, потянула Прохоров за «неглиже» и поцеловала в грудь, под шеей.
«Мне нужно с ней поговорить», – тупо подумал Прохоров.
– Ну что? Что папочка скажет за кексик? Хочешь? Фу какой бука! Жулька, почему наш папочка такой бука? Давай его развеселим! Мало того, что почти неделю тут чужую тетку держал, так еще и бука!
– Олесь, – сказал Прохоров, мечтая о том, чтобы долго и разнообразно, – ты что? Дура совсем? Какой тебе сейчас, на хрен, кексик?!
– Ну не буду, – тут же согласилась она. В конце концов кексик отлично можно и в ванной употребить, он от этого не протухнет. – Не буду, не буду! А что ты такой зелененький, Дрюнчик? Заработался? Укатали сивку крутые горки? Ну за тебя!
И она залпом проглотила водку. Атласные груди поднялись и опали.
– Олесь, какого… какого лешего ты приперлась в редакцию, да еще нашумела там, как последняя сукина дочь?
– Так это когда-а-а бы-ы-ыло!..
– Когда
Олеся снова капала в чашку водку и вся сосредоточилась на этом занятии. Прохоров бутылку отобрал и чашку принял.
– Ну Дрюня!..
– Куда делось кольцо?
Она посмотрела на него. Глаза у нее так блестели, что Прохоров подумал – должно быть, кексик она сегодня уже принимала!
– Я тебя спрашиваю, куда делось кольцо?
Она заморгала и сложила великолепные руки на великолепной груди.
– Так я же ж… Я ж потому до тебя и прибежала, что таки да, кольцо пропало! И вот что хочешь, а за этих твоих журналюг…
– Говори нормально! – прикрикнул Прохоров. – Хватит ломаться!
Олеся подхватила Жульку-Дженнифер и прижала ее к груди. Кошка поглядывала вопросительно, но и не думала сопротивляться.
– Так я и говорю. Я тебе объясняю. Они приехали, и все было чики-поки, и фотки я им все отдала, и ту самую тоже отдала…
– Я знаю, видел ее в наборе.
– В каком наборе?
– Неважно. Они приехали, ты отдала им фотографии, потом Сапогов тебя снимал, а Столетов брал интервью…
– Ай брось ты! Ну я тебе по телефону это все уже тыщу раз говорила! Потом они меня с кольцом фотографировали. Ну один фотографировал, а другой рядом стоял! И, между прочим, та-ак на меня смотрел! – Она оживилась, потрясла Дженнифер и поцеловала ее в морду. – Та-ак смотрел! Я думала, штаны снимать начнет, представляешь?
– Куда могло деться кольцо? – свирепо спросил Прохоров и забрал у нее кошку Дженнифер. – Парни утащить его не могли, ты это прекрасно понимаешь.
– Да почему не могли, конечно, могли! Да у них вид ни боже мой какой прекрасный! А оно у меня просто так в будуаре лежало, без всякой охраны! В кулечке бархатном и в коробушке! Да кто угодно мог влезть и схапать!
– Дура! – заорал Прохоров так страшно, что она отшатнулась, а Дженнифер с испугу брякнулась на пол. Внутри у нее что-то громко екнуло. – Идиотка! Мало того, что бриллиант просрала, так еще в редакцию приперлась права качать! Тварь безмозглая! Где я теперь буду его искать?! У кого он может быть?! Что этот человек с ним станет делать?!
– Ну… носить, – пролепетала Олеся Светозарова и икнула от страха, – или в скупку сдаст… задорого…
– Да кольцо никогда не должно было нигде всплыть! Оно должно было оставаться у тебя! Ты понимаешь, что, если начнется расследование, тебя посадят?!
– За… за что посадят? Куда… посадят?
– В тюрьму! Оно должно было навсегда остаться у тебя! Куда оно делось?! Отвечай мне! Продала?! Кому продала?!
– Я… я… – Олеся заплакала еще громче, а кошка Дженнифер убралась под стол, – я никому… ты же говорил… я ни за что… чтоб мне никогда… Дрюся, ты что?! Я ничего никому! Вот те крест! Все как было велено! Ей-богу, не знаю, кто его попер, кольцо это проклятущее. Чтоб ему сгореть!