На золотых приисках
Шрифт:
камни и скалы широких гор, пенисто-голубые потоки, и под
ногами пески и кварцы с золотыми крупинками.
Взятые пробы показали малое содержание золота. Однако,
это не смутило хозяина работ. Он допускал этот случай
и раньше и, если все же пошел на Отрадный, то лишь
вследствие возможности применения здесь особого приема
добычи золота, так называемого «смыва».
Сущность смыва в следующем. Если пески бедноваты
золотом, но песков достаточное количество, и если близко
протекает речка со значительным падением (следовательно,
с большой силой размыва) и хорошим запасом воды, то
эту речку по искусственному руслу приводят к пескам
и пускают течь по ним. С помощью рабочих вода уносит
все лишнее. Золото, как материал более тяжелый, в зна-
чительной части остается на месте смыва, и в результате
получаются пески обогащенные. Эти пески промываются
уже обыкновенным способом на бутаре. Смыв, таким обра-
зом, невыгоден при малом пласте и невозможен без потока
соответствующей силы.
Такой смыв Петр Иванович решил наладить на Отрад-
ном. Поток был слаб, и в помощь ему надо было провести
воду из Кундата. Наши пески были расположены довольно
высоко над его руслом, Чтобы вода из Кундата пошла по
нашему пласту, отводную канаву приходилось вести от
какого-то места выше по долине реки, лежащего значительно
выше уровня наших песков, иначе вода может не пойти,
или пойти слишком тихо и слабо. Чтобы найти это начало
канавы Петр Иванович со мной занялся нивеллировкой
с помощью рейки и уровня. Мы двигались по склону меж
деревьев вверх по долине, следя за горизонтальностью рейки,
понемногу подымаясь над исходным пунктом и обозначая
свой путь затесками на деревьях. Наконец, пришли к Кун-
дату.
После этого я присоединился к рабочим, ведшим канаву.
Петр Иванович же занялся обследованием местности
и пробами.
Работа была трудна. Валились деревья, проходилась
толща корней, извлекались крупные валуны. Иногда они
были настолько велики, что их приходилось взрывать. Тро-
фим Гаврилович брал ручной бур, молоток и садился на
такого великана.
Часами бурилась цилиндрическая скважина, так назы-
ваемый «шпур», при чем работа задерживалась необходи-
мостью точить буры. Получавшаяся буровая мука вычер-
пывалась ложечкой-чищалкой.
Но вот шпур готов. В него закладывается динамитный
патрон с затравкой, т.-е. с резиновой трубкой, начиненной
порохом. Патрон сверху закрывается песком или глиной,
своего рода пыжом.
— Берегись, ребята, под. деревья! — кричит Трофим
Гаврилович роющим канаву.
Все отбегают подальше и становятся под густые ветви
елей и пихт.
Трофим Гаврилович зажигает затравку, и сам отбегает
подальше.
Раздается взрыв, и камни с шумом падают вниз, ссекая
ветви деревьев. Подходим к валуну. На его месте лежат
остроребрые куски разной величины. Их тут же вывали-
ваем из канавы.
Снова валятся деревья, наполняя тайгу порывистыми
и скрипучими вздохами, сечет топор корневые щупальца,
гудит лом, чакает кайла, и пот, пот без конца струится по
телам таежников.
День начинался со светом, со светом и кончался. К этому
времени кончались и силы. Сколько ни плати — рука не
возьмет больше лопату.
— Шабаш, ребята! — обессилевшим голосом бросает
Адрианов, сам еле волочащий ноги.
Собираем «инструмент», спускаемся вниз, к началу
работ.
Теперь другая забота: спим под пихтами, ночи же стали
холодны, утром проснешься — все обсыпано инеем, словно
серебром. Таскаем на ночь дрова, разводим огонь.
Вся артель собирается кругом.
Сушат пропотевшие и промокшие портянки, рубахи.
Раскуриваются трубки и цыгарки.
На рогульках подвешивается железное ведро для чая.
Через некоторое время в закипевшую воду бросаются гор-
сточка кирпичного чаю и для аромата листик смородины.
К чаю — ломоть горьковатого хлеба. Сахара не было. Этот
ужин плохо восстанавливал силы, и после него хотелось
есть.
Между тем темнеет. Огонь озаряет лица золотоиска-
телей, нижние части стволов двух — трех пихт, несколько
темных веток над нашими головами, дальше же — полная
тьма.
Филимон, как всегда, молчалив.
Это крепкий смуглый мужик с черною курчавой бородой
и такими же густыми волосами. Он держится себе на уме,
ни на кого не смотрит. Зато рабочий Иванов неизменно
бодр и оживлен. Ему лет 28 или 30. Его лицо смугло, вы-
брито, он сухощав, подвижен и энергичен. В тайге Иванов
недавно. До этого он работал в Нижегородской губернии,
на Сормовском заводе. Соскучился по лесам и голубому
небу и ушел на уральские прииски.
Потом захотелось в Сибирь, и он очутился в тайге
Кузнецкаго Ала-тау. Он не любит заводов и предпочитает
свободу и непосредственную близость к природе мелких
золотоискательских партий.