На золотых приисках
Шрифт:
немец, два украинца, один поляк, один татарин, один
цыган и два великоросса.
Половина—бывшие каторжане, отбывшие срок каторги
и вышедшие на вольное поселение.
Новое жилье было налажено быстро. Можно было при-
ступать к работам.
Гидравлические работы являются дальнейшим развитием
того, что называется смывом. Они применяются в том слу-
чае, если значительный золотоносный пласт лежит под
мощным слоем без золота, и если золотоносный пласт срав-
нительно беден золотом, т.-е. выработка его помощью
шахт и туннелей была бы невыгодна.
Если при наличии такого пласта имеется и значитель-
ный объем воды, уровень которой на много выше уровня
места работы, то гидравлические работы могут быть с вы-
годою поставлены. Вода из имеющегося запаса, например,
из реки, приводится по каналу к пласту и из канала
направляется в систему железных труб, плотно скреплен-
ных концами одна с другой. Диаметр труб колеблется
в пределах от 30 до 50 см.
Система труб оканчивается водобоем или «носовкой» со
стальным кольцом для выпуска воды с диаметром от 10 до
20 см. Так как точка приема воды находится на высоте от
60 до 150 м над точкою выпуска, то из кольца вырывается
струя воды чрезвычайной силы.
Струя эта направляется на забой, т.-е. на место выра-
ботки пласта, и производит огромную работу, снося и смы-
вая все, что лежит на «плотике» (пустая порода под золо-
тоносными песками, называемая в горном деле почвенным
слоем). Вода таким образом быстро удаляет все ненужное
и обогащает пески. Для уловления золота на пути потока
устраиваются шлюзы и плинтусы (порожки).
Для успеха гидравлических работ необходимо точно
учесть напор воды и ее количество и обеспечить дальней-
ший выпуск смытых обломков или «хвостов», иначе работа
может остановиться из-за загромождения этим материалом
хода.
Наша гидравлика была, конечно, далека от техниче-
ского совершенства. Не по нашим средствам они были.
Напор воды и ее количество не вызывали сомнений, но
шлюзы и отвод эфелей (песков) и хвостов пришлось отло-
жить до лучшего времени.
После нивеллировки с помощью рейки и уровня при-
ступили к рытью канала, по которому вода должна была
быть приведена из Кундата к работам. Часть рабочих за-
нялась изготовлением сплоток, на которые вода поступала
бы из канала и затем переходила бы в железные трубы.
Канал проходил цельной тайгой, и работа была очень
тяжела.
Рабочие старики не выдерживали ее и уходили, или же
их Адрианов рассчитывал.
Все необходимое для себя рабочие забирали на нашем
складе под заработок. Отпускали им товар я или Адрианов.
Как-то приходит к Адрианову после работ поляк Лужев-
ский, из ссыльных.
Это старый, слабый человек с характерным лицом.
Борода его испещрена седыми волосами, на голове волосы
тоже полуседы. Из темного лица глаза смотрят безропотно
и жалко.
Старик горбится, походка у него слабая, какая-то боль-
ная. Одеженка изношена и слишком легка.
Кажется, возьми ее в руку, она и расползется. Когда
смотришь на него, делается тяжело и чего-то стыдно.
— Мне сахара фунт, — обратился он к Трифону Гаври-
ловичу.
— Нет, дедушка, ты рассчет получишь.
— Рассчет? За что? — упавшим голосом спросил Лужев-
ский. Слышалось польское произношение.
— Нет у нас работы для тебя, дедушка, слабо рабо-
таешь.
Лужевский продолжал неподвижно стоять на месте.
— Нет у нас подходящей работы, дедушка. Ведь зем-
ляную работу не сможешь делать? Восемнадцать кубиче-
ских аршин нe вынешь?
— Нет.
— Ну, вот видишь. Приходи через час и получишь
рассчет.
Лужевский сделал движение уходить.
— Завтра утром приходи, — добавил Адрианов.
— Хоросо, — тихо проговорил старик, повернулся и
вышел.
Из окна видно было, как шел он своею стариковской
походкой в казарму, короткими, но довольно быстрыми
шагами, жалкий, покорный и несчастный.
Сидевший на крыльце казармы татарин при виде Лужев-
ского разразился смехом:
— Га-га-га! Ты что же это, из больницы убежал?
Га-га-га!
Но другой рабочий, тоже старик, прибалтийский немец
Нейман, из каторжан, рассердился:
— Ты что, харя татарская, рогочешь? Человека выки-
нули вон — без сил, без хлеба, без крова — убирайся, мы
из тебя пользы не можем получить. Он, может, завтра
с голоду помрет, а тебе, свиное ухо, смех?
— Раскудахтался, чортов немец, — пробурчал татарин
и ушел в казарму.
* **
Самое лучшее из всего, что я сейчас переживаю, это
утренний переход на работу. Встаем рано, часа в четыре.
Пьем чай и идем. Небо совершенно голубое, чистое, не
видно ни одного облачка. Из-за лесистых гор только-что
вознеслось свежее солнце. Горы окутаны нежнейшей сизо-