На золотых приисках
Шрифт:
вато-фиолетовой дымкой. Тени еще не выстудили, и горные
массивы походят на гигантские силуэтные декорации, по-
ставленные одна позади другой, одна выше другой. Цвет
их постепенно бледнеет. Впереди стоят темно-зеленые,
кзади ушли светло-зеленые дымчатые. Кругом зеленый
ковер тайги усыпан массою цветов.
Везде сверкают ярко-оранжевые огоньки, лиловые коло-
кольчики — словно фонарики, какие-то розовые чашки, в роде
мака — и тысячи других цветов. Тайга от тропки отошла
вверх и вниз, к реке, по оставила после себя отдельные
группы стройных елей, пихт, березок и рябин.
Воздух наполнен щебетанием птиц, то и дело пересе-
каются звонкие ручьи и речки, в лощинах погружаемся
в застоявшиеся волны утреннего холода. Серебрится иней,
горит пламенем крупная роса. Все сияет, уютно каждое
местечко. Впереди же — заманчивая горная даль. Кажется,
шел бы и шел по этой вьющейся узенькой тропинке.
Но рабочие были недовольны этим хождением и, чтобы
освободиться от него, устроили на месте работ шалаш из
веток и бересты. Тогда в шалаше поселился и я, и только
Адрианов и Степной жили на Степановском прииске. Однако,
ужился я в шалаше недолго.
Задул холодный ветер с дождем.
Все возвращались с работ в шалаш мокрые и, ложась
спать, развешивали одежду и белье по всему шалашу.
Везде болтались и мазали мокрые вонючие портянки, про-
потевшие рубахи, штаны. Воздух от испарений становился
тяжел и вызывал головную боль. Кроме того, один из рабо-
чих был, видимо, болен туберкулезом и, не считаясь ни
с чем, плевал во все стороны, так что нельзя было ступить,
не попадая на его отхаркивания. В результате я с парнем
Митькой перебрались жить под густую ель, хорошо защи-
щавшую нас от дождя своею густою системой веток.
Наконец, приготовления закончены.
Вода приведена, сплотки готовы, трубы составлены.
Остается лишь привинтить водобой с кольцом и направить
в трубы воду, пока бегущую мимо них мутным по-
током. Установив надлежащим образом водобой с по-
мощью подставок и подвесок, Адрианов распоряжается
дать воду.
Гигантская слегка изогнутая струя вырывается из
носовки. Струя так плотна, и вода в ней движется так
быстро, что кажется, будто неподвижная стеклянная дуга
протянулась от носовки до забоя пласта.
У выхода из кольца струя тверда, как лед.
Подобно непрерывно падающим артиллерийским снаря-
дам бьет струя в пласт. От ее могучего напора тает креп-
кое подножие пласта, словно оно сложено из снега и в него
бьет круто кипящая вода.
Забой окутан бурым облаком из въедающейся в пласт
массы воды, распыляющейся в целую тучу брызг и струй,
увлекающих с собой все, что есть в забое. Взмываются во
все стороны пласты песка, отрываются прочно залегшие
пудовые валуны, бьют один другого, крошат уплотнившиеся
комы глины, истирают их в порошок и промывают каждую
крупинку. Ни одна, даже самая ничтожная золотинка, не
останется в комке и не уйдет с ним, если только она сама
не слишком тонка и легко переносима.
Дальше и дальше въедается струя в нижний слой пласта.
Огромной глыбой висит он над плотиком.
И вдруг тяжело отрывается от склона и обрушивается
вниз. Тогда «брызгало» направляется на эту груду, и струя
начинает ее крошить, протирать и промывать, выпуская
из нее бурый поток и толкая вперед стаи валунов и кучи
гальки.
Несколько дальше этот крупный материал начинал задер-
живаться, а еще дальше задерживался и эфель.
Здесь приходилось помогать воде.
Рабочие, стоя по колена в воде, заступами прогоняли
пески дальше, гальку вышвыривали вон на стороны, так
что по бокам русла нарастали валы — галечные отвалы.
Крупные камни извлекались прямо руками.
Иногда Адрианов уходил от водобоя осмотреть сплотки—
не промыла ли вода где-нибудь втихомолку щель меж досок
сплотка и не уходит ли мимо труб? Тогда я становился
на его место и вел работу брызгала. Большое наслаждение
испытываешь, держа в своих руках сосредоточенную, струя-
щуюся силу водной стихии, распоряжаясь ею по своему
усмотрению, шутя ворочая и истирая в порошок целые
горные хребты. Невольно гордишься силою человеческого
ума, овладевающего силами природы и заставляющего эти
силы служить человеку. Ты, вода, засыпала золото горами
песков, нарастила на них густую тайгу — так сама же
и снимай их с золота.
Одно лишь плохо было в этом явлении торжества чело-
века— неравенство. При успехе работ результаты их не
одинаково всех обрадовали бы. Одним успех принес бы
светлый праздник, другим же лишь несколько лучшие усло-
вия труда.
Эти горькие мысли особенно животрепещущи были внизу,
в канаве смыва. Приходил Адрианов, принимал от меня
водобой, и я спускался вниз, брал в руки заступ и, войдя
в воду, греб эфель вниз за водой, бросал на сторону гальку