На золотых приисках
Шрифт:
Закусив хлебом с чаем он достает из кармана замуслен-
ную книжку и начинает ее читать, вслух.
Оказывается — похождения Шерлока Холмса.
Все, кроме Филимона (ему чуждо все, что не касается
его непосредственно), с напряженным вниманием слушают
чудесный рассказ. Забываются усталость, сон.
Я не выдерживаю, укладываюсь спать. Изголовьем слу-
жат корни огромной пихты. Засыпая, все слышу свежий
голос Иванова.
— Вам сегодня
рит рано утром мне Адрианов, — на гнедке Петр Иванович
едет на Центральный добывать муки, и вам придется нести
ковриги на спине.
Я доволен поручением — проводка рва прискучила. Беру
брезентовый мешок с лямками и отправляюсь на стан. Идя
по живописной тропке наслаждаюсь тишиной и отдыхом.
Вспугиваю клохчущую тетерку с выводком. Переходя ручей,
набредаю на черную бархатистую змейку, живо скрывшуюся
в траве. Высоко над зелеными горами спокойно и плавно
кружит большой ястреб.
На стане лишь две женщины да четверо детей Адриа-
нова. Женщины жалуются, что им страшно одним жить,
и они радуются, что я пришел.
У Фаины Прохоровны болен корью маленький Валя.
К вечеру он скончался, чем мать была мало огорчена.
Больше ее огорчала корова Маруся. У ней была какая-то
симпатия на Николке, в пяти верстах от Полуденного,
и Маруся ежедневно туда путешествовала, рискуя быть
съеденной медведем. Поздно вечером она, обыкновенно,
возвращалась на стан, издали оповещая о своем прибли-
жении протяжным, трубой звучащим мычанием. Иногда же
Маруся задерживалась на Николке слишком долго, и тогда
Фаине Прохоровне приходилось идти за ней, изощряясь
при этом в самых нелестных эпитетах по адресу увлекаю-
щейся коровы.
Хлеб выпекался, и надо было ждать до утра. Фаина
Прохоровна боялась спать в комнате, где лежал трупик
Вали, и под предлогом печения хлеба ушла на ночь
с детьми в помещение рабочих к Авдотье. Я лег спать
в своем помещении. За перегородкой лежали останки маль-
чика.
Ночью я был разбужен воем. Под окном протяжно
и жутко выла собака. Очевидно, почуяла особенный запах
умершего человечка и пришла в смятение от ощущения
смерти.
Утром набил большой мешок еще теплым хлебом, устроил
его поудобней на спине и зашагал обратно. Сначала
21/2 пуда показались тяжеловаты, но потом разошелся и даже
перестал отдыхать. Шел и шел ровным скорым шагом.
Только вдруг заметил, что иду очень густым лесом,
и тропка стала едва различимой. Здесь я никогда не
бывал. Значит, в азарте ходьбы прошел мимо своротка на
Отрадный.
Раньше чем повернуть обратно, присел передохнуть
и съесть окрайчик хлеба.
Но рука с окрайчиком застыла на пути ко рту: где-то
совсем близко раздался внушительный рев.
— Что, если травленый? — мелькнула мысль, и от нее
пробежали по спине холодные мурашки.
Оружия с собою не взял. Да если б и взял, не такой
я стрелок, чтоб рисковать только ранить медведя и разъ-
ярить его.
Знал, что от преследующего медведя человеку не уйти,
но все же вскочил и, насколько позволяла нагрузка, бро-
сился обратно по тропинке.
Сзади повторился рев и как будто ближе. Я ускорил
бег. Затем рев послышался влево от меня.
Уж не обходит ли меня зверь?
Только зачем ему это, он и так может меня взять. Или,
может-быть, он не решается нападать и в нерешительности
кружит около меня?
Наконец, выбрался из темного леса в открытую долину
Кундата. Но где наше становище, где Отрадный? Где-то
справа, за рекой, но там много ущелий и лощин.
Зверь рявкнул где-то совсем близко.
Вдруг за рекой, из темно-зеленого бархата склона горы
завился кверху синий приветливый дымок. Наши, видимо,
догадались, что я могу заблудиться, и подали сигнал.
Я бросил искать свороток и ринулся напрямик к далекому
дымку. Сложил рупором руки и крикнул в ту же сторону.
Эхо стоном облетело все ущелья и замерло где-то вдалеке.
В ответ грянул выстрел, другой.
За выстрелом проревел зверь, уже впереди меня, в сто-
роне Отрадного.
Все равно, в сторону некуда идти, ломлюсь прямо вперед.
Что за чаща! Переваливаюсь с хлебом через полусгнившие
великаны, с усилием отчаяния разрываю сплетения ветвей,
рвущих одежду и царапающих лицо и руки, соскальзываю
по крутым откосам и добираюсь до реки.
Зверь ревет снова в стороне.
Он прямо кружит около меня!
Перебрался вброд на другую сторону и, чавкая напол-
нившимися водою сапогами, поспешил знакомою уже лощи-
ной к становищу.
— Здорово, ребята! Ну, и упарился же я. Слыхали,
медведь за мной шел и ревел?
— Медведь? — переспросил Никита, — не слыхали мед-
ведя. Козлиха — та ревела.
— Козлиха? — в свою очередь переспросил я, — какая
же козлиха так ревет? — и я попробовал изобразить слы-
шанный мною рев.