Надгробные речи. Монодии
Шрифт:
И хотя он столько всего претерпел, душа его сохранила прежнее благородство. Не дозволил он, чтобы из-за пережитых им обид пострадало римское владычество, но дошел до самого побережья Океана и восстановил там город Гераклею — детище Геракла [572] . Для этого он ввел свои суда в Рейн, варвары же, от коих ждали в том препятствий, хотя и задыхались от злобы, да помешать не могли. Таким образом, он шел в обход земель дружественных ему племен, дабы, наступая на врагов, не причинить ненароком какого ущерба своим союзникам [573] . И суда плыли вдоль берега, а параллельно им двигалось вражеское войско, готовое противостоять римлянам, если те попытаются переправиться на ту сторону. Взгляните же на этого многоопытного военачальника, — ведь не было на свете таких трудностей, кои он с легкостью не преодолел бы! Так, продвигаясь вперед и осматривая противоположный берег, он заприметил одно подходящее для высадки место, каковое могло бы обеспечить безопасность захватившим его воинам [574] . Тайком оставив несколько судов и небольшую часть войска в одном из заливов реки [575] , сам он отправился дальше, вынудив врагов идти тем же путем, а вечером, разбив лагерь, дал знак оставшимся в том месте воинам переплыть реку и захватить его. Те послушно им овладели, а остальные повернули назад и принялись строить переправу от своего берега к захваченной местности. Вообразив, что сей мост — не единственный и что им угрожает гораздо большая опасность, чем они думали, варвары стали одобрять тех, кто бежал под защиту мира, и явились к цезарю, дабы добиться того же и на тех же условиях, но он, предав их землю огню и разорению, заключил мир лишь тогда, когда удовлетворил свою жажду мести [576] . И вновь за этим последовало освобождение пленных и среди всего прочего — слезы воссоединившихся, подобно тому, как это было в первый раз.
572
...и восстановил там город Гераклею — детище Геракла. — Речь идет о римском укреплении под названием «Лагерь Геркулеса» (см.: Аммиан Марцеллин. Римская история. XVIII.2.4).
573
...он шел в обход земель дружественных ему племен, дабы, наступая на врагов, не причинить ненароком какого ущерба своим союзникам. — Ср.: Аммиан Марцеллин. Римская история. XVIII.2.7.
574
Так, продвигаясь вперед и осматривая противоположный берег, он заприметил одно подходящее
575
Тайком оставив несколько судов и небольшую часть войска в одном из заливов реки... — Несколько иначе об этом рассказывает Аммиан Марцеллин; согласно его версии, небольшой отряд воинов был отправлен вниз по реке на легких судах с места стоянки всего войска (см.: Римская история. XVIII.2.11).
576
...заключил мир лишь тогда, когда удовлетворил свою жажду мести. — Подробнее об этом см.: Аммиан Марцеллин. Римская история. XVIIL2.15—19.
Когда же галлы и соседние с ними варвары поменялись местами, и к одним пришло процветание, а у других царил упадок, одни предавались веселью, а другие громко стенали, одни лишились той силы, коей мнили обладать всю жизнь, а другие вернули себе мощь, каковую уже не надеялись обрести, и когда все хором воздавали цезарю хвалу [577] за то, что он добился сего не столько силой оружия, сколько силой своего ума, его настигла зависть человека, который был обязан ему своими победными венками [578] . Ибо властитель вызвал и перевел к себе лучшую часть войска и всех тех, кто годился для службы [579] , а ветеранам и остальным, от кого не было никакой пользы и кто своим присутствием в войске лишь умножал его численность, позволил остаться. Предлогом для этого послужила война с персами [580] и то, что в условиях мира с галлами в войске якобы нет надобности, — как будто вероломные варвары не способны были с легкостью попрать клятвы, а договор не должен подкрепляться силой оружия! Однако властителю, я полагаю, не требовалось для войны против персов такого большого войска, а достаточно было и части его, ибо, многократно собирая армию, он так ни разу и не вступил в сражение, предпочитая, как всегда, выжидать. На уме же у него было совсем другое. А желал он положить конец подвигам цезаря и его растущей славе, а точнее — истребить нынешнюю, сделав самого Юлиана и его малочисленных и дряхлых воинов легкой добычей молодых и крепких варваров. Он мечтал о том, чтобы повсюду разнеслась весть, противоположная нынешней, — а именно, что цезарь заперт и осажден, что враги его не знают удержу, что они вновь захватывают и срывают до основания города, пашут и засевают чужую землю. Констанций хорошо понимал, что, хотя Юлиан — и искусный военачальник, с ним произойдет подобное тому, что бывает с кормчим огромного корабля, лишившимся матросов. Ведь даже искусство опытного мореплавателя не заменит целой команды моряков. Вот как величайший из властителей завидовал покорителю варваров, коего сам же и наделил властью!
577
...когда все хором воздавали цезарю хвалу... — О большой популярности Юлиана у римского народа свидетельствует также Аммиан Марцеллин (см.: Римская история. XX.4.1).
578
...его настигла зависть человека, который был обязан ему своими победными венками. — Ср.: Аммиан Марцеллин. Римская история. XX.4.1—2; Зосим. Новая история. III.8.3.
579
Ибо властитель вызвал и перевел к себе лучшую часть войска и всех тех, кто годился для службы... — Согласно Аммиану Марцеллину, Констанций распорядился забрать из армии Юлиана вспомогательные отряды эрулов, баталов, кельтов и петулантов, а также по триста человек из всех остальных легионов (см.: Римская история. XX.4.2—3). Зосим называет более точную цифру — два легиона, т. е. около 12 тыс. солдат (см.: Новая история. IIL8.3).
580
...война с персами... — Имеется в виду Римско-персидская война 338— 361 гг. н. э., которую Констанций II вел с Шапуром II за римские укрепления в Месопотамии.
Итак, попав в западню и хорошо сознавая, что и послушание, и неповиновение в равной мере влекут за собою погибель, — ибо, лишившись войска, он предавал себя в руки противников, а оставив его при себе — в руки своих близких, — сей благородный человек предпочел лучше пострадать, проявляя покорность, нежели вызывая нарекание в неповиновении [581] , и посчитал удар, исходящий от врага, менее тяжелым, нежели тот, каковым грозил ему сородич. Таким образом, он предоставил льстецам старшего правителя делать то, что они пожелают. А те, начав с его личных телохранителей и тех, кому цезарь доверял более всего, перебирали всё войско до тех пор, пока не оставили ему воинов, способных разве что молиться.
581
...сей благородный человек предпочел лучше пострадать, проявляя покорность, нежели вызывая нарекание в неповиновении... — Как сообщает Аммиан Марцеллин, Юлиан беспрекословно подчинился решению императора (см.: Римская история. XX.4.4).
И он это терпел — хотя и не без слез, но по собственной воле терпел. Когда же разбросанные тут и там воинские гарнизоны стали сниматься с места, отовсюду к небу вознесся общий вопль бедняков, богачей, рабов, господ, мужчин, женщин, юношей и стариков: те считали, что враги чуть ли уже не вторглись, и ожидали того, что зло, с таким трудом искорененное, вот-вот расцветет снова. Более же всех голосили женщины, от которых у воинов родились дети: выставляя напоказ чад своих, особенно грудных младенцев, они потрясали ими, словно ветвями оливы [582] , и умоляли не предавать их. Услыхав об этом, цезарь советовал посланцам из Италии вывести солдат по другой дороге, подальше от того города, где находился его дворец и где он проводил время [583] , ибо он боялся, я полагаю, того, чтобы посланцы не поступили так, как, к счастью, они и поступили. Но когда те, не обратив внимания на его слова, ввели в город передовые отряды, за коими стало строиться остальное войско, вся толпа горожан начала молить воинов остаться и сохранить всё то, ради чего они положили столько сил, воины же жалели моливших и досадовали на предстоящий путь. Узнавши о том, цезарь, собрав своих солдат, как обычно, на возвышении за городскими воротами, произнес перед ними речь о том, что не должно обсуждать решение, принятое высшей властью [584] . Молча выслушав его длинную речь и ничего не сказав в ответ, уже вечером, а вернее, около полуночи, они, вооружившись, окружили царский дворец и, громко выкрикивая имя цезаря, даровали ему высший титул и звание [585] . И хотя он гневался на происходящее, но поделать ничего не мог [586] , кроме того, что запретил кому бы то ни было вторгаться во дворец. Однако с наступлением дня солдаты, взломав двери и обнажив мечи, увлекли его за собой на то же самое возвышение перед городом, и уже там продолжилась эта долгая борьба доводов разума с громкими возгласами, ибо один рассчитывал остановить воинов убеждением, а те надеялись одолеть его криком. И в то время как цезарь уклонялся от золотой диадемы [587] и искал спасения в древнем обычае, некий человек, стоявший позади него, и ростом великий, и остальными достоинствами превосходный, возложил на его главу ожерелье, кое носил в знак своей высокой должности [588] .
582
...они потрясали ими, словно ветвями оливы... — Ветвь оливы считалась в античности символом мира и была атрибутом умоляющих.
583
...подальше от того города, где находился его дворец и где он проводил время... — Имеется в виду крупнейший город Галлии — Лютеция, где с 355 г. н. э. находилась резиденция Юлиана.
584
...произнес перед ними речь о том, что не должно обсуждать решение, принятое высшей властью. — Аммиан Марцеллин также приводит речь Юлиана к войску, но она существенно отличается по содержанию от того, что говорит Либаний (ср.: Римская история. XX.4.1 б).
585
...они, вооружившись, окружили царский дворец и, громко выкрикивая имя цезаря, даровали ему высший титул и звание. — Речь идет о титуле августа (верховного правителя в Римской империи). См. также описание военного бунта у Аммиана Марцеллина (см.: Римская история. XX.4.14 сл.) и самого Юлиана (см.: Послание к сенату и народу афинскому. 284c—d).
586
И хотя он гневался на происходящее, но поделать ничего не мог... — Согласно собственному свидетельству Юлиана, он воспринял произошедшее как знак божественного Провидения (см.: Послание к сенату и народу афинскому. 284d). По Аммиану Марцеллину, накануне бунта Юлиану было видение Гения римского народа (его изображали обычно в виде молодого мужчины с непокрытой головой, одетого в тогу и держащего в левой руке рог изобилия, а в правой — чашу для жертвоприношений), который сообщил будущему императору о предстоящих событиях и о том, что его правление предопределено свыше (см.: Римская история. XX.5.10). Однако историк Евнапий (со ссылками на другой источник) дает иную версию этого события, сообщая, что военный бунт в поддержку Юлиана был подготовлен Орибасием из Пергама, врачом и другом Юлиана, и неким Эвгемером, уроженцем Ливии (см.: Жизни философов и софистов. 99—100). Византийский же историк Иоанн Зонара и вовсе указывает на непосредственное участие во всех этих событиях самого Юлиана, будто бы заранее склонившего на свою сторону нескольких трибунов (см.: Сокращение историй. XIII.10).
587
И в то время как цезарь уклонялся от золотой диадемы... — Аммиан Марцеллин иначе излагает причину этого отказа: поскольку диадемы на тот момент не нашлось, Юлиану предлагали надеть вместо нее золотое украшение его жены, однако цезарь отказался от этого, сочтя такую замену плохой приметой для царствования (см.: Римская история. XX.4.17—18).
588
...некий человек, стоявший позади него, и ростом великий, и остальными достоинствами превосходный, возложил на его главу ожерелье, кое носил в знак своей высокой должности. — Речь идет о некоем Мавре, который был гасгатом петулантов и находился в числе охраны дворца Юлиана (см.: Аммиан Марцеллин. Римская история. XX.4.18). Сам же Юлиан не называет его имени, говоря лишь, что «кельтское ожерелье» (????????) возложил ему на голову один из солдат (см.: Послание к сенату и народу афинскому. 284d). См. об этом также: Сократ Схоластик. Церковная история. III.1.
Итак, уступив неизбежному и будучи не в силах сдержать пламенный порыв столь великого множества воинов, Юлиан прежде всего проявил сдержанность в отношении тех, кто дал ему эту высшую власть. Ибо вместо того, чтобы раздумывать, как их вознаградить, и задабривать великими дарами, он объявил, что его волю следует почитать законом. А распорядился он никого из противников содеянного не наказывать — ни меча на них не поднимать, ни взглядом не стращать, ни словом не укорять, но вести себя с противниками как с соучастниками свершившегося. Между тем, кто бы не поощрил нерадивость в тех, что исполняли это приказание?! Но не таков был цезарь. Не желал он осквернять царствование свое кровью и упреками в тирании, потому-то и приказал всем проявлять терпимость. И те, кто трепетал от страха, вновь повеселели, ободрились и обступили трон, благодаря цезаря за то, что он сохранил им жизнь. Однако за его благодеяние отплатили они не так, как подобает, и разве что не связали, как в пословице [589] , а захотели убить, возлагая надежды свои на евнуха, который охранял спальню государя. Когда же злодеяние было уже близко, некий воин по внушению Аполлона стал пророчествовать о грядущем и призывать на помощь толпу — народ сбежался, и заговор был раскрыт. А самое главное — даже этот пособник их не был казнен. Видя же, что сторонники Констанция злоумышляют у него за спиной, а иной раз и дерзают утверждать, что лучше бы воротить прежнюю власть, от нынешней же отложиться, государь, уповавший в этом деле на богов как на единственно верных советчиков, вопросил их и услыхал в ответ, что надлежит оставить всё, как есть. Тогда, заручившись поддержкой небес и всего войска, он разослал в города хороших начальников взамен дурных [590] , просвещенных — взамен невежественных и собрал войско из людей, доведенных нуждой до разбоя, — тех, кто некогда, поддержав Магненция в его опасных планах, потерпел неудачу и теперь бродил по дорогам, добывая себе пропитание неправедным путем. Призвав их в свое войско
589
...и разве что не связали, как в пословице... — Эта древнегреческая пословица, в которой говорится об ахейцах, связывающих Агамемнона вместо того, чтобы явить ему свою благодарность, еще дважды упоминается в письмах Либания (см.: 194, 1063).
590
...он разослал в города хороших начальников взамен дурных... — См. об этом также: Сократ Схоластик. Церковная история. ??.1.
Однако я пропустил то, о чем стоило сказать. Ибо с обеих сторон отправлялись многочисленные посольства, и послы Юлиана предлагали сохранить за цезарем его нынешнее положение, обещая, что он не будет более присваивать себе ничего сверх того, чем уже обладает, а послы Констанция требовали, чтобы тот отказался от всех почестей и занял свое прежнее место [591] . Однако сие грозило гибелью не только самому Юлиану, но и большей части войска, его близким и друзьям. И если собственной жизнью он дорожил мало, то мысль о том, что предаст он самых дорогих людей, представлялась ему ужасной. В этих-то обстоятельствах Констанций снова прибег к давней уловке, письмами призывая варваров и, как прежде, прося у них, как милости, поработить римскую землю. Одного из них он убедил нарушить клятву. И сей варвар в одно и то же время и грабил, и в полном достатке жил на полях, кои получил за это в награду [592] , и, словно какой добропорядочный человек, пировал вместе с тамошними военачальниками. Тогда государь отправился в страну дерзнувшего нарушить мир и, застав его во время пира, сурово наказал за измену [593] . Когда же остальные варвары, оставшиеся верными своим обещаниям, в страхе сбежались и, весьма стыдясь проступка своего земляка, стали подкреплять прежние клятвы новыми, Юлиан поднялся на высокий помост посреди варваров и, взирая с его высоты на их вождей, каковые вместе с прочими стояли в толпе подданных, припомнил им прошлое, пригрозил будущим и удалился [594] . Тем временем у него набралось уже значительное войско — если не по численности, то по своему рвению, коему мог подивиться всякий. Воины клялись друг другу сделать ради победы всё от них зависящее и во всём повиноваться государю, а бояться одного лишь позора, каковой им грозит в случае, если они преступят свои клятвы.
591
...послы Юлиана предлагали сохранить за цезарем его нынешнее положение, обещая, что он не будет более присваивать себе ничего сверх того, чем уже обладает, а послы Констанция требовали, чтобы тот отказался от всех почестей и занял свое прежнее место. — Эта версия переговоров, изложенная Либанием, вполне согласуется со свидетельством Аммиана Марцеллина, который сообщает, что Юлиан обещал Констанцию полное подчинение со своей стороны, если тот признает за ним титул августа и сохранит в его управлении Галлию (см.: Римская история. XX.4.8). Однако Зосим приводит иные данные, согласно которым Юлиан выражал готовность сохранить за собой только титул цезаря при условии полного прощения со стороны властителя, но Констанций потребовал, чтобы он сложил с себя все полномочия и жил на положении частного лица, вверив себя милости императора (см.: Новая история. III.8.3—4).
592
И сей варвар в одно и то же время и грабил, и в полном достатке жил на полях, кои получил за это в награду... — Речь идет о царе германского племенного союза алеманнов Вадомарии (см.: Аммиан Марцеллин. Римская история. XXI. 3.4-5).
593
...застав его во время пира, сурово наказал за измену. — О захвате Вадомария на пиру у нотария Филагрия, который сам доставил алеманнского царя к Юлиану, сославшему затем пленника в Испанию, см.: Аммиан Марцеллин. Римская история. XXI.4.3—6).
594
...Юлиан поднялся на высокий помост посреди варваров... припомнил им прошлое, пригрозил будущим и удалился. — Данную речь Юлиана также приводит Аммиан Марцеллин (см.: Римская история. XXI.5.2—8).
В то время как все клялись, некий даже и не муж, а женоподобный человек по имени Небридий, бывший наместником и назначенный на эту должность старшим правителем, стал осуждать происходящее, понося эти клятвы, уклоняясь от них и называя варварами тех, кто их приносил [595] . Так он заискивал перед Констанцием. Вызвав гнев и жажду расправы у всего войска, этот человек наверняка бы пал от руки первого, кто нанес бы ему удар, — и поделом, но он спасся, словно облаком сокрытый [596] . И в этом случае не всякий одобрил бы проявленное к нему милосердие, однако столь велико оно было у нашего государя.
595
...Небридий, бывший наместником и назначенный на эту должность старшим правителем, стал осуждать происходящее, понося эти клятвы, уклоняясь от них и называя варварами тех, кто их приносил. — Небридий, служивший при Юлиане квестором, был назначен префектом претория самим Констанцием; чувство благодарности к императору помешало ему поддержать бунт (об этом см.: Аммиан Марцеллин. Римская история. XXI.5.11).
596
...но он спасся, словно облаком сокрытый. — Аллюзия на «Илиаду» Гомера, где подобным образом боги часто спасают героев (см., напр.: III.381; V.345; XXI. 597 и т. п.). Согласно Аммиану Марцеллину, Юлиан, к коленям которого, ища спасения от солдатского гнева, припал Небридий, прикрыл его своим военным плащом (см.: Римская история. XXI.5.12).
И с этой поры понесся Юлиан, подобно бурному потоку, сметая всё на своем пути, — первым захватывая мосты, застигая врагов врасплох, отвлекая их внимание в ту сторону, а сам наступая с этой, заставляя их ждать одного, а делая совсем другое, в отсутствие рек продвигаясь посуху, в плаванье же пускаясь с немногими, предоставляя остальным военачальникам отсиживаться по возможности на границах, а сам занимая подвластные им города, действуя где убеждением, где силой, а где хитростью. Так было и в следующем случае. Обрядив своих солдат в доспехи взятых в плен врагов, он послал их на хорошо укрепленный город, а жители, приняв приближавшихся солдат за своих, раскрыли перед ними ворота и впустили противников. Но отраднее всего было то, что, заняв прекрасную Италию и присоединив к своим владениям самое воинственное племя — иллирийцев, и множество мощных городов, и земли достаточно для великого царства, нигде не испытал он надобности в борьбе и кровопролитии — всюду довольно было его рассудительности и всеобщего желания иметь достойного правителя. Величайшей же подмогой в том были ему письма этого труса и предателя [597] к варварам, каковые государь зачитывал вслух и в плавании, и в походах, и перед городами, и перед войсками, и с этими распрекрасными посланиями сравнивал он собственные свои труды. Слушатели же становились Констанцию врагами, а Юлиану — друзьями [598] , хотя у последнего была лишь малая часть того войска, коим располагал первый.
597
...письма этого труса и предателя... — Речь идет о Констанции (см. п. 107 наст. речи).
598
Слушатели же становились Констанцию врагами, а Юлиану — друзьями... — Подобным же образом описываются события у Сократа Схоластика (см.: Церковная история. III.1).
Вскоре отложились от Констанция македоняне, отложилась и Греция, улучив момент, о котором молила богов — молча и вдали от алтарей, ибо не было у нее оных [599] . И вновь был открыт храм Афины и остальных богов, открывал же их государь, посылая им в знак почета дары, сам принося жертвы и прочих к тому призывая [600] . Зная о том, что у афинян даже боги привлекались к суду [601] , он сам пожелал дать отчет в своих действиях, а судьями над собой поставил Эрехтидов [602] , послав им письма с оправдательной речью [603] . Ибо считал он, что избегать суда выгодно лишь тирану, а истинному государю подобает выносить свои деяния на всеобщий суд. А попутно своими посланиями прекратил он разлад между священными родами афинян, каковой рассорил между собой и остальных граждан, дабы в согласии и мире совершали они отеческие обряды богам.
599
...о котором молила богов — молча и вдали от алтарей, ибо не было у нее оных. — Намек на запрет языческих культов и ритуалов в период правления Константина Великого и его сына Констанция (см. примеч. 15 к «Монодии Юлиану»).
600
...посылая им в знак почета дары, сам принося жертвы и прочих к тому призывая. — См. примеч. 9 к «Монодии Юлиану».
601
Зная о том, что у афинян даже боги привлекались к суду... — Имеется в виду миф о суде над Аресом, учиненном в Афинах олимпийскими богами по просьбе Посейдона (см. примеч. 44 к «Монодии Юлиану»).
602
...а судьями над собой поставил Эрехтидов... — То есть афинян (см. п. 27 к «Надгробной речи» Демосфена).
603
...послав им письма с оправдательной речью. — Имеется в виду «Послание к сенату и народу афинскому», в котором Юлиан дает подробный отчет о своих действиях. Известно также, что существовало еще две подобные речи; одну из них Юлиан направил в Коринф (второй по значимости греческий город после Афин), а другую — в Рим. Оба послания не сохранились до наших дней. О первом мы знаем благодаря Либанию, который цитирует его в одной из своих речей (см.: К Юлиану за Аристофана. 29—30); содержание второго пересказывает Аммиан Марцеллин (см.: Римская история. XXI. 10.7—8).
И вот афиняне по прошествии долгого времени вновь стали приносить жертвы богам, моля их о том, что те намеревались даровать и безо всякой молитвы, а Юлиан двинулся вперед, прихватив с собой лишь треть своего войска. И хотя Фракия была захвачена противником, фракийцев он надеялся вскоре победить, а, придя на Босфор, переправу остального войска предупредить. Между тем из Киликии к нему во весь опор уже скакали гонцы, дабы сообщить о кончине при Кренах старшего правителя [604] . Ибо в то время как последний расточал угрозы пострашнее Ксерксовых [605] и обдумывал, как разделается со своим врагом, поскольку считал, что тот уже у него в руках, еще не схватив оного, Зевс, который, как говорит Софокл, «ненавидит надменных речей похвальбу» [606] , наслал на него недуг и лишил жизни. И в то время как остальные считали эту весть вымыслом, обманом или же хитростью, коим нельзя доверять, государь, послав за свитком, хранившимся в каком-то ларце, явил перед всеми написанное в нем пророчество, полученное им гораздо раньше и ныне этой вестью подтвержденное [607] , — так что гонцы явились теперь, словно посланцы бога, возвестившего ему победу, не запятнанную кровью, и подгоняющего его в путь, пока кто-нибудь, воспользовавшись его долгим отсутствием, не дерзнул захватить царскую власть.
604
...к нему во весь опор уже скакали гонцы, дабы сообщить о кончине при Кренах старшего правителя. — Известие о смерти Констанция в Мопсукрене, а также о назначении им Юлиана своим преемником доставили в Наисс, где тогда находился Юлиан, послы Теолайф и Алигильд (см.: Аммиан Марцеллин. Римская история. XXI.15.4; XXII.2.1).
605
...последний расточал угрозы пострашнее Ксерксовых... — Имеется в виду гнев царя Ксеркса, велевшего кнутами высечь море за то, что буря разрушила возведенный им мост через Геллеспонт. Геродот сообщает, что палачи, секшие море, называли его при этом оскорбительными словами и грозили тем, что отныне никто не станет приносить ему жертвы. Помимо этого наказания Ксеркс велел также заклеймить море позорной печатью и погрузить в него оковы, а надзиравшим за сооружением моста — отрубить головы (см.: История. VIL35).
606
.„«ненавидит надменных речей похвальбу»... — Цитата из «Антигоны» Софокла (127. Пер. Ф.Ф. Зелинского).
607
...государь, послав за свитком... явил перед всеми написанное в нем пророчество, полученное им гораздо раньше и ныне этой вестью подтвержденное... — Согласно Аммиану Марцеллину, Юлиану в бытность его еще цезарем было видение, предрекавшее смерть Констанция и его собственное грядущее царствование (см.: Римская история. XXI.2.2). Об этом видении упоминают и другие авторы (см.: Зосим. Новая история. III.9.6; Иоанн Зонара. Сокращение историй. XIII.10).