Наши за границей
Шрифт:
— Не смть брать! — грозно крикнулъ Николай Ивановичъ жен, бросая молніеносные взгляды на француза.
— Нонъ, нонъ. Иль не фо па… Же не ве па. Мерси… — конфузливо отстраняла она отъ себя розу.
Комми-вояжеръ настаивалъ, чтобы она взяла. Къ роз протянулъ руку Николай Ивановичъ, взялъ ее и бросилъ на полъ.
— Monsieur!.. — протянулъ французъ, возвысивъ голосъ и поднимаясь со стула.
— Нечего, монсье! Нахалъ! Вставай, Глафира Семеновна! Пойдемъ! — говорилъ Николай Ивановичъ, вставая изъ-за стола. — Разсчитаемся вонъ за тмъ столомъ.
Глафира
— Ахъ, скандалъ! Ахъ, скандалистъ… — шептала она, направляясь за мужемъ.
Къ нему подошелъ французъ и, размахивая руками, что-то говорилъ по-французски.
— Прочь! Чего ты ко мн лзешь! Я тебя не трогаю! — наступалъ на него Николай Ивановичъ.
Французъ попятился и заговорилъ съ какимъ-то пожилымъ постителемъ, сидвшимъ за отдльнымъ столикомъ въ ожиданіи обда и смотрвшимъ на эту сцену удивленными глазами. Николай Ивановичъ, бормоча ругательства, расплачивался по счету, принесенному лакеемъ. Онъ выбросилъ на столъ два золотыхъ и торопилъ лакея сдачей. Получивъ сдачу и сунувъ лакею два франка на чай, онъ замтилъ, что Глафиры Семеновны нтъ уже въ комнат. Быстро выбжавъ изъ ресторана, онъ увидалъ ее на улиц. Она поспшно шла, направляясь домой. Онъ догналъ ее и поровнялся съ ней. Она плакала.
— Нечего ревть-то! Сейчасъ придемъ домой и сбирайся, чтобы хать, — сказалъ онъ ей сердито. — Вонъ изъ Женевы! Довольно! А то доведешь до того, что этотъ французишка обнимать тебя вздумаетъ.
— Да разв я виновата?
— Ты, ты. Разв я не видлъ, какія ты ему улыбки въ вагон длала? Вотъ онъ и возмечталъ. Срамница! Не вдь какой миндальный французишка вздумалъ ей зубы заговаривать, а она ужъ и растаяла!
— Турокъ! Ревнивый турокъ! Баши-бузукъ! — отругивалась отъ мужа Глафира Семеновна.
Николай Ивановичъ настоялъ на быстромъ отъзд, и въ тотъ-же день въ пять часовъ они были уже на станціи желзной дороги и сидли въ позд, взявъ билеты прямого сообщенія до границы. Глафира Семеновна дулась на мужа и сидла отъ него отвернувшись. Онъ попробовалъ заговорить съ ней, но она отвтила: «убирайся къ чорту!» До отхода позда оставалось еще минутъ пять. Онъ отворилъ окно въ купэ и сталъ смотрть на платформу, на суетящуюся на платформ публику, на желзнодорожныхъ служителей, тащившихъ пледы и саквояжи, и вдругъ среди толпы замтилъ комми-вояжера. Комми-вояжеръ бгалъ отъ вагона къ вагону и заглядывалъ въ окна. Николая Ивановича передернуло.
— Фу, ты, чортъ! Да неужто этотъ нахалъ опять подетъ съ нами въ позд! — воскликнулъ онъ вслухъ и, обратясь къ жен, сказалъ:- Радуйтесь! Вашъ прихвостень будетъ опять при васъ. Вонъ онъ по платформ бгаетъ и ищетъ насъ.
Комми-вояжеръ, дйствительно, искалъ ихъ. Замтивъ въ отворенномъ окн голову Николая Ивановича, онъ сейчасъ-же подскочилъ къ окну и, размахивая руками, заговорилъ что-то по-французски. Говорилъ онъ раздраженно, держалъ въ рук визитную карточку, и по тому рчи Николай Ивановичъ замтилъ, что это были далеко не любезности.
— Да что ты, тонконогая волчья сндь, ругаться со мною задумалъ, что-ли? — спросилъ его Николай Ивановичъ по-русски, выставляя изъ окна голову.
Французъ продолжалъ кричать и длать угрожающіе жесты.
— Смешь еще руками махать, песъ ты смердящій! До рукъ, братъ, если дло дойдетъ, такъ у меня вотъ что есть. Закуска важная… — сказалъ Николай Ивановичъ и выставилъ французу изъ окна кулакъ.
Въ это время раздался звонокъ, а вслдъ за этимъ свистокъ паровоза, и поздъ тронулся. Французъ, казалось, только этого и ждалъ. Онъ подскочилъ къ высунувшейся голов Николая Ивановича и схватилъ ее за уши.
— Что? Ахъ, такъ ты такъ-то! — взревлъ Николай Ивановичъ и, высунувъ руку, сбилъ съ француза шляпу и схватилъ его въ свою очередь за волосы.
Французъ тоже взревлъ.
— Arretez! Arretez! — кричалъ онъ, требуя остановки позда, но поздъ не останавливался, и французу пришлось пробжать нсколько шаговъ по платформ за вагономъ, пока онъ усплъ освободиться изъ рукъ Николая Ивановича.
Когда Николай Ивановичъ обернулся къ жен, поздъ ужъ катилъ на всхъ парахъ.
— Каковъ мерзавецъ-то. Драться задумалъ со мной! Ну, да вдь я не дуракъ! И я удружилъ ему. До новыхъ вниковъ не забудетъ! Вотъ мои трофеи, — проговорилъ Николай Ивановичъ и показалъ жен клокъ волосъ француза, который онъ держалъ въ кулак.
LXXXI
Пассажировъ. выхавшихъ изъ Женевы, было немного, да и т размстились главнымъ образомъ въ вагонахъ третьяго класса, второй-же классъ почти совсмъ пустовалъ, такъ что супруги хали одни въ купэ. Первое время Глафира Семеновна все еще продолжала дуться, сидла отвернувшись отъ мужа и совсмъ не отвчала на его слова, которыми тотъ такъ и сыпалъ, но когда онъ, раскрывъ ладонь, сталъ собирать волосы, вырванные изъ головы комми-вояжера, сдалъ изъ нихъ маленькую прядь и завернулъ въ клочекъ бумаги, она не выдержала и улыбнулась.
— Трофеи… хочу спрятать, — отвчалъ Николай Ивановичъ на ея улыбку.
— Охота! Куда теб эту дрянь? — поморщилась Глафира Семеновна.
— Въ воспоминаніе о богоспасаемомъ град Женев. Пріду домой и буду показывать, какъ я расправился съ нахаломъ. Побда… Жаль только, что французъ попался, a не нмецъ. Будь это нмецкіе волосы, такъ даже въ брелокъ отдалъ-бы вдлать и носилъ-бы его на часовой цпочк.
— Да это, кажется, былъ и не французъ, a жидъ.
— То-то я думаю, что французскій жидъ. Нахальство-то ужъ очень велико.
— Теперь и я скажу, что нахалъ. Вообрази, вдь онъ написалъ мн любовное письмо и просилъ свиданія со мной.
— Да что ты! Ахъ, мерзавецъ! Вотъ видишь, видишь… Чувствовало мое сердце! Гд-же это письмо?
— Разумется, я его сейчасъ-же разорвала, a то-бы ты чортъ знаетъ, что надлалъ изъ ревности.
— О! Да я-бы изъ него дровъ и лучинъ нащепалъ!
— И тебя-бы арестовали, и мы-бы изъ Женевы не выхали. Вотъ, во избжаніе скандала-то, я и разорвала. На раздушенной розовой бумажк письмо.