Наши за границей
Шрифт:
— Ахъ, подлецъ, подлецъ! Когда-же это письмо онъ усплъ теб передать? — допытывался Николай Ивановичъ.
— Онъ не самъ передалъ, а мн передала письмо двушка изъ нашей гостинницы.
— Это посл исторіи съ розой или раньше?
— Посл. Письмо мн передала двушка, когда мы вернулись изъ ресторана въ гостинницу, но, должно быть, оно было оставлено двушк раньше. Ты вышелъ изъ номера, a двушка мн тайкомъ и передала. Бумажка розовая, атласная, конвертикъ съ розой и бабочкой.
— Да что ты меня словно дразнишь! — опять вспылилъ Николай Ивановичъ. — Расхваливаешь бумажку, конвертикъ…
— Не поддразниваю, a просто разсказываю теб.
—
— Да что-жъ обижаться на дурака! — спокойно отвчала Глафира Семеновна.
— Нахалъ! Мерзавецъ! Подлецъ! Нтъ, ужъ я теперь его волосы непремнно вставлю въ брелокъ и буду носить въ воспоминаніе побды.
Николай Ивановичъ свернулъ бумажку съ волосами комми-вояжера и спряталъ ее въ кошелекъ.
— A все ты своими улыбками ему поводъ подала, «Мусье, мусье… мерси, мерси»… Вотъ теб и мерси. Ты особенно какія-то пронзительныя улыбки передъ нимъ длала, когда мы хали изъ Парижа въ Женеву, — вотъ онъ и возмечталъ. Два раза за руку его взяла; чортъ знаетъ кто, a ты ему руку подаешь!
— Да вдь нужно было поблагодарить его за любезность. Ты, я думаю, видалъ, какъ онъ распинался передъ нами въ вагон. Ужинъ намъ схлопоталъ, конфектами насъ угощалъ. A ужъ какъ онъ образцы кружевъ мн дешево продалъ, такъ это просто удивительно!
— Молчи, пожалуйста, не расхваливай мерзавца!
Произошла пауза. Николай Ивановичъ злился и усиленно затягивался папироской.
— Теб-то больно отъ него попало! — начала опять Глафира Семеновна.
— Ну, что за больно! Онъ только схватилъ меня за голову.
— Нтъ, за уши. Вонъ уши-то и посейчасъ y тебя красны.
— Да что ты словно радуешься! — возвысилъ голосъ Николай Ивановичъ. — Конечно-же, ему вдесятеро больше отъ меня досталось, и доказательствомъ вотъ этотъ клокъ волосъ, — хлопнулъ онъ себя по карману. — У меня трофей, a у него ничего.
— Ты знаешь, вдь онъ тебя на дуэль вызывалъ, — продолжала Глафира Семеновна.
— Да что ты врешь! Когда?
— А когда подошелъ къ окну вагона. Ты вдь по-французски не понимаешь, а я-то поняла Изъ-за этого онъ теб и карточку свою визитную совалъ.
— Скотина! Задалъ-бы я ему дуэль. Пополамъ-бы его перервалъ, ежели-бы не сидлъ въ вагон. Туда-же, дуэль, жидконогая кочерга эдакая!
— Да онъ и звалъ тебя выйти изъ вагона, а когда ты не вышелъ, то онъ схватилъ тебя за уши, намреваясь побить, что-ли.
— Да не хваталъ онъ меня за уши!
— Ну, не хваталъ, не хваталъ.
— Конечно-же, не хваталъ. Что я не чувствовалъ, что-ли! — отпирался Николай Ивановичъ.
Глафира Семеновна посмотрла на мужа и улыбнулась.
— Да что ты подсмиваешься-то надо мной! — крикнулъ тотъ, раздражаясь.
— Просто мн забавно, что такое приключеніе съ нами въ дорог стряслось. Точь-въ-точь, какъ во французскомъ роман. Я даже читала что-то подобное, — отвчала Глафира Семеновна. — Конечно только тамъ драки не было и никто ни у кого не вырывалъ клока волосъ, а все обошлось по благородному, — прибавила она — Какой-то графъ влюбился въ замужнюю маркизу…
— Сочиняй, сочиняй! Эта маркиза-то ты, что-ли?
— Да вотъ въ род насъ. Только это было не въ вагон, а на станціи желзной дороги. Маркизъ съ маркизой сидли на станціи и отправлялись въ Ниццу. Вдругъ входитъ графъ и прямо подаетъ карточку: «Рю Лафаетъ, нумеръ такой-то»… Затмъ объясненіе: «Двоимъ намъ нтъ мста на земномъ шар… Или я, или вы… Присылайте секундантовъ»… И вотъ они дутъ въ Италію, и тамъ, среди лимонной рощи…
— Молчи, молчи! Вздоръ городишь! — перебилъ жену Николай Ивановичъ.
— Но тамъ маркиза была влюблена въ графа. Маркизъ былъ старикъ… — не унималась Глафира Семеновна.
— Довольно, теб говорятъ!
— А ну тебя! Ни о чемъ путномъ говорить съ тобой нельзя.
— Не люблю я слушать твоихъ романовъ. Вдь это все вздоръ, чепуха…
— Такъ о чемъ-же говорить-то?
— А вотъ хоть о томъ, что въ этомъ ресторан въ Женев, въ которомъ мы обдали, за водку меня просто ограбили. Знаешь, по скольку съ меня взяли за рюмку русской очищенной водки? По два франка, то-есть по восьми гривенъ на наши деньги, ежели считать по курсу. Пять маленькихъ рюмокъ я выпилъ и заплатилъ десять франковъ, четыре рубля. Ахъ! грабители, грабители! За простую русскую водк! Глаша, слышишь?
— Да не желаю я объ водк разговаривать! Ты объ романахъ не желаешь, а я объ водк — вотъ теб и весь сказъ.
Водворилась пауза. Николай Ивановичъ прижался въ уголъ дивана и сталъ похрапывать.
Поздъ мчался по направленію къ Берну среди живописныхъ горъ, усянныхъ по склонамъ виноградниками. Надвигались сумерки. Темнло.
LXXXII
Швейцарскія желзныя дороги изобилуютъ станціями. Поздъ бжалъ съ необыкновенной быстротой, но то и дло, почти каждыя десять минутъ, останавливался на какой-нибудь станціи на одну минуту, быстро выпускалъ и забиралъ пассажировъ и снова мчался. Второй классъ такъ и не наполнялся пассажирами — вс ограничивались третьимъ классомъ, и супруги сидли въ купэ второго класса попрежнему одни. Николай Ивановичъ спалъ крпкимъ сномъ и раскатисто храплъ. Глафир Семеновн не спалось. На каждой станціи она отворяла окно и наблюдала выходящую изъ позда и входящую публику, продавцовъ и продавщицъ, снующихъ по платформ и предлагающихъ публик пиво въ стаканахъ, сандвичи, груши, яблоки, виноградъ, букетики цвтовъ, плетеныя корзиночки, мелкія стеклянныя издлія, фотографіи швейцарскихъ видовъ, конфекты, печенье и т. п. Сначала продавцы и снующая публика говорили только по-французски, потомъ къ французскому языку сталъ примшиваться нмецкій языкъ и наконецъ вдругъ французскій языкъ исчезъ совершенно и воцарился одинъ нмецкій. Началась нмецкая Швейцарія. Глафира Семеновна, замтивъ измненіе языка при покупк състныхъ предметовъ, начала будить мужа.
— Можешь ты думать, опять Нметчина началась, — говорила она, расталкивая его. — Повсюду нмецкій языкъ и самыя серьезныя рожи. Пока былъ французскій языкъ, рожи были веселыя, а какъ заговорили по-нмецки — все нахмурилось.
Николай Ивановичъ что-то промычалъ и сталъ протирать заспанные глаза.
— Боюсь, какъ-бы намъ опять не перепутаться и не попасть туда, куда не слдуетъ. Нмецкая земля намъ несчастлива, — продолжала Глафира Семеновна. — Ты ужъ не спи. Надо опять поспрашивать, туда-ли мы демъ.
— Нтъ, нтъ. Какой тутъ сонъ! Довольно. Я сть хочу, — отвчалъ Николай Ивановичъ.
— ды здсь много. На каждой станціи можешь насться и напиться, не выходя изъ вагона, Къ окнамъ и пиво, и бутерброды подносятъ. A вотъ поспрашивать-то надо, туда-ли мы демъ.
— Да мы куда собственно демъ-то теперь? Прямо въ Россію или…
— Нтъ, нтъ, надо остановиться въ Вн. День проживемъ въ Вн. Но вотъ вопросъ — въ Вну-ли мы демъ? Можетъ быть, давно уже нужно было перессть въ другой вагонъ, а мы сплоховали. Въ Нметчин вдь все съ пересадкой…