Наследие Иверийской династии
Шрифт:
— Если только наедине… — опускает густые ресницы девушка и мило краснеет, будто стыдится своей тайны. — Я бы хотела скромную тихую церемонию, где будем только мы с моим возлюбленным и Ваше Величество.
— Какая чудесная мысль! — одобряю я и прихожу в романтический трепет. — Устроим свадебный ритуал в южном крыле, в святилище Девейны. Или прямо здесь, в этом павильоне. Украсим его цветами и окурим амброй… — я наклоняюсь и подаюсь ближе к фрейлине. — Но ты должна немедленно сказать мне, кто
Тезария выразительно смотрит на застывших в ожидании откровения девушек и настороженных служанок. Досужие сплетницы и стервятницы навострили уши и отложили приборы. Даже арфистка прервала балладу, чтобы услышать правду.
“Подите прочь!” — хочу прикрикнуть я, но тишину прерывают далёкие мужские разговоры. Все поворачивают головы на звук шагов, доносящихся с центральной аллеи.
Кирмос Блайт лёгок на помине! Вот он появляется из-за зелёной ограды со шкатулкой в руках, останавливается, когда его спутник — король Мирасполь — наклоняется, чтобы срезать для меня душистый пион.
Как же хорош мой муж!
Ни на секунду не пожалела я о своём решении, ни на мгновение не усомнилась в правильности выбора. Мирасполь, отныне зовущийся Иверийским, стал королём не по рождению, но по призванию. По всему Квертинду слагают баллады о том, как простой мальчишка из трущоб примерил корону и очаровал королеву. Самая громкая история успеха, самая трогательная баллада, которую не сможет затмить даже грядущая тайна Тезарии. Вряд ли когда-либо в истории Квертинда появится более великая история любви, чем случилась у нас с Мирасполем.
Мечтательная улыбка трогает мои губы. Всё вышло даже лучше, чем в грёзах или старых романтических сказках. Лауна Неотразимая разрушила цепи долга и вскоре подарит жизнь крохотному принцу — новому хранителю магии времени. Возлюбленный отцом и матерью, он вырастет в заботе и строгом воспитании, чтобы однажды взойти на трон.
Такой исход радует всех.
Кроме вечно угрюмого, угловатого молодого стязателя Блайта. Не знаю, что в нём находит Мирасполь и что в нём могла полюбить Тезария. Впрочем, леди Крадзин всегда нравились плохие, жестокие и молчаливые мужчины. Должно быть, это влияние её варварской родины, где до сих пор превозносят жестокие обычаи и древние, сугубо патриархальные устои.
Вот и сейчас юный стязатель Блайт будто бы нарочно не смотрит в нашу сторону — боится до срока выдать порочную связь. Глупый, упёртый мальчишка! Неужели он думает, что сможет скрывать чувства под маской напускной суровости? Я ведь всё равно докопаюсь до истины!
Я тяжело поднимаюсь, придерживая рукой живот и опираясь на слуг. По павильону проносится взволнованный шелест — девушки поднимаются следом, придерживают юбки и поправляют причёски.
— Ваше Величество, — раздаётся женский хор.
Дамы приседают в низком реверансе, когда в павильон заходит Мирасполь в сопровождении верного стязателя.
Он вручает мне свежий пион. С тайной гордостью и лёгкой ревностью я отмечаю, как девушки украдкой кидают взгляды на молодого короля. Он закутан в тёмно-бордовый бархат сюртука, тщательно причёсан и держится ровно. Словно был рождён правителем и воспитан во дворце.
Я раскидываю объятия, не стесняясь присутствия фрейлин. Мои чудачества давно уже списывают на интересное положение, и я охотно этим пользуюсь. Дамские хитрости порой бывают так кстати!
— Ваше Величество, — обнимает меня Мирасполь и целует в макушку, как малое дитя. Отступает на шаг, кланяется. — Моя королева.
— Сегодня ты рано, — замечаю я, подпирая спину руками. — Неужели Верховный Совет закончился так быстро?
— Так и есть. Нам очень вас не хватало, — конечно же лукавит Мирасполь. — Мне бы не хотелось нарушать ваш покой, но некоторые дела требуют личного вмешательства истинной Иверийской королевы. Мы больше не можем откладывать их решение.
На глаза попадается шкатулка в руках стязателя Блайта. Горькая досада кривит мои губы. В отличие от глупых фрейлин, восторженно воззрившихся на моего мужа, я знаю, что внутри этой шкатулки далеко не подарок для Лауны Неотразимой. Там лежат те самые неотложные дела.
Я усаживаюсь обратно, нарочно оттягивая момент и, наконец найдя удобное положение, благосклонно киваю Мирасполю.
— Леди, — обращается он ко всем сразу, но ни к кому конкретному. — Прошу оставить нас.
Знатные дамы Квертинда, шурша складками платьев и хлопая веерами, выходят прочь. За ними следуют служанки и все стязатели, прекрасно зная, как толковать слово короля. Людской гомон смолкает, и становятся слышны фонтаны, их слабый далёкий плеск — шум, с которым тонкие струйки разбиваются о хрустальные вазы и фигуры.
В павильоне остаёмся втроём — я, мой король и его подопечный стязатель Блайт. С некоторых пор приказы короля его не касаются.
— Лауна, — обращается Мирасполь уже менее официально, садится рядом, опирается на локоть. — Я знаю, что ты не хочешь об этом говорить, но мы должны попытаться изучить факты, пока это ещё возможно. Пока Иверийская магия ещё тебе принадлежит. Я не хочу, чтобы ты думала, будто я покушаюсь на твой дар, но он перестанет быть доступным и тебе тоже, едва ты разрешишься от бремени. Могущество в руках младенца бесполезно.