Наследие
Шрифт:
– И “Улисс” – так себе, – подхватила Вера. – А “Finnegans Wake” – гениально!
– Гениально! В Дублине был фест по этому поводу, moloko и гиннес рекой лились! Второе рождение! Это невозможно объяснить!
– И не надо, – согласился Протопопов. – Пробируй – и всё!
– Пробируй – и всё!
– Это железный аргумент…
– Переплётчик должен объяснять. – Лидия приблизилась к Киршгартену, глядя с лукавством из-подлобья.
– Он никому ничего не должен, – холодно проговорила Ольга.
– Объяснить
– A moloko?
– Я этим постоянно занимаюсь! – рассмеялся Киршгартен.
– Но что толку от обоснований? – развёл руками Телепнёв. – Надо плыть в молоке вперёд и не оглядываться. Гребите дружней, дорогие!
– Это тост! – усмехнулся Протопопов.
Они выпили.
– Петя? – Лидия посмотрела на мужа.
– Я? – Лурье поднял брови. – Друзья, как признался уже Пётр, у прозаиков плоховатая память на стихи.
– Неу всех! – пророкотал Телепнёв.
– Ну… сейчас…
Лурье потеребил свою короткую седоватую бороду, прищурился:
Мой товарищ, в смертельной агонии
Не зови понапрасну друзей.
Дай-ка лучше согрею ладони я
Над дымящейся кровью твоей.
Ты не плачь, не стони, ты не маленький,
Ты не ранен – ты просто убит.
Дай на память сниму с тебя валенки,
Нам ещё наступать предстоит.
– Прекрасно! – дёрнул головой Телепнёв.
– Господи, опять про войну! – Вера взялась ладонями за виски. – Сколько можно?! Она же закончилась.
– Верочка, это не про эту войну, про другую.
– Кто автор?
– Ион Деген, – ответил Киршгартен.
– Фронтовик, – сообщил Лурье, беря со стола гренку с форшмаком.
– Фронтовая поэзия должна быть только такой! – заключил Телепнёв и размашисто шлёпнул Глеба по попе. – Не надоело тебе со стариками?
– Не-а.
– Сейчас пойдём есть. – Вера стала гладить сына по голове, но тот отстранился.
– Осталась Ольга, – произнесла Лидия, не глядя на неё.
– Я… да.
– А она стихов не знает! – Глеб зло-насмешливо глянул на Ольгу.
– Уверен, стрелок по банкам? – усмехнулась она.
Подошла к буфету, прислонилась к нему спиной:
Тихий дух от яблонь веет,
Белых яблонь и черёмух.
То боярыня говеет
И боится сделать промах.
Плывут мертвецы.
Гребут мертвецы.
И хладные взоры за белым холстом
Палят и сверкают.
Прекрасную соль поцелуя.
Лишь только о лестниц ступени
Ударят полночные струи,
Виденье растает.
Поют о простом:
“Алла бисмулла”. А потом,
Свой череп бросаючи в море,
Исчезнут в морском разговоре.
Эта ночь. Так было славно.
Белый снег и всюду нега,
Точно гладит Ярославна
Голубого печенега.
– Хлебников – абсолютный гений! – ударил кулаком в свою ладонь Телепнёв. – Спасибо, Оленька!
– Не ожидала такого от вас, – произнесла Лидия, иронично улыбаясь и глядя на Ольгу.
– Что же вы ждали? – усмехнулась та, стоя у буфета. – Стадлера? Graaaw?
– Ну, Graaaw вы точно читать не стали бы. Это надо рычать.
– Рыка не хватило бы?
– Рык – не ваш диапазон. Низкие частоты.
– Слишком глубоко?
– Скорее – слишком высоко.
– То есть – не доросла?
– Вы доросли до многого, Ольга Павловна, – нарочито-серьёзно проговорила Лидия. – Хлебников! Ух, какая вершина! Продолжайте, продолжайте расти.
– Непременно.
– Продолжайте, продолжайте. Об одном прошу – растите прямо, а не в стиле норильской берёзки.
– А-ха-ха! – зло проговорила Ольга. – Каков намёк! История голубого Марка не забыта?
– Давно забыта! – махнула пухлой рукой Лидия. – Я – о будущем.
– Да нет, милая, вы о прошлом.
– Тема Марка да-а-авно закрыта! – Лидия двинулась по террасе, притопывая. – Дав-но! Дав-но!
– О нет! – угрожающе скрестила руки на груди Ольга. – Такое забыть – не в вашем характере.
– За-быта. За-быта. И за-крыта.
– Не за-бы-та! Норильская берёзка! Если я расту норильской берёзкой, то вы с моей сестричкой растёте двумя болотными хвощами! Милыми такими болотными хвощиками! И оч-чень цепкими! Когтистыми!
– Оля, прекрати, – строго произнесла Вера.
– Которые страстно оплетают не только друг дружку, но и всё, что подвернётся. Марк подвернулся – оплели. Тао Дэхуай – оплели! Теперь, насколько я в теме, – дело за D-N?
– Оля!
– D-N! Там есть что оплетать! – Ольга захлопала в ладоши. – Браво! Норильская берёзка! Oh-la-la!
– Ольга!
– Верочка, прикрой подружку!
– Ольга Павловна, это просто зависть, – проговорила Лидия. – Слишком простая.
– Лидия Андреевна, норильская берёзка болотному хвощу не позавидует!