Наследница Шахерезады
Шрифт:
– Женщина, лежите спокойно, – сказала фельдшер.
– На том свете полежу, – пообещала больная и решительно села, тем самым давая понять, что исполнит это свое обещание еще не скоро. – Так, сразу за воротами разверните машину и везите меня в администрацию аэропорта.
– Не понял? – Водитель «Скорой», не привыкший к тому, что его транспорт используют как такси, удивленно посмотрел на деловитую больную в зеркало заднего вида.
– А вам не надо понимать, вы исполняйте, – нагло ответила та и левой рукой прилепила к уху мобильник, а правой сдвинула на затылок клетчатую чалму и сдернула со лба полупрозрачную голубую нашлепку. – Уф-ф-ф-ф! Отличные лыжные стельки! Аж обжигают!
– В психушку? – Взгляд водителя в зеркальце переместился с больной на фельдшера.
– Я те дам в психушку! – рявкнула странная больная. – В администрацию аэропорта, я сказала! Алло, полковник Лазарчук? Это агент Максимова!
– Ты на часы посмотрела, Максимова? Второй час ночи! – простонал голос в трубке.
– Товарищ полковник, у нас тут дело жизни и смерти, причем в международном масштабе! – затарахтела мнимая больная. – Срочно звоните в администрацию аэропорта и приезжайте, агент Логунова сама все объяснит!
– Еду, – ответил полковник в трубке после паузы, в которую аккурат поместилась бы трехэтажная матерная конструкция.
Сговорчивость, с которой полковник согласился с требованиями подозрительной агентши, впечатляла.
Водитель посмотрел на фельдшера – та молча пожала плечами – и заложил крутой вираж, разворачиваясь.
25 января, 01.35
Было удивительно наблюдать, как быстро и ловко прибывшие медики эвакуировали с борта лайнера Ирку, которая вообще-то весит больше центнера.
Я ожидала драматического спектакля с натужными кряками, приседаниями и репликами типа: «Заноси, заноси… Стоп! Осади-ка назад… Давай помалу влево», разбитыми дверными проемами и грохотом обрушенной ноши на ступеньках, но вынос тела произошел с деловитой аккуратностью и в полной тишине.
Пассажиры завороженно отследили процесс эвакуации, но зашумели, как только Ирку увезли. Всех возмущала дополнительная задержка, причину которой нам не объяснили.
С четверть часа я терпела нарастающий шум и гам, а потом тоже психанула, как все нормальные люди, встала в полный рост и гаркнула на весь салон:
– А ну тихо! С борта сняли больную, предположительно инфицированную опасным заболеванием! Дайте медикам время на анализы!
Это направило разговоры в другое русло. Общий вопрос «Что происходит?» уступил место более частному «А с нами что будет?». Особенно бурно дискутировались варианты «Посадят в карантин на двадцать дней» и «Сожгут всех вместе с самолетом на хрен».
У кого как, а у меня был совсем другой план.
Минут через сорок темные окна автобуса, все это время стоявшего вблизи самолета с выключенным двигателем, осветились, а двери открылись. Зоркие наблюдатели по левому борту поспешили оповестить об этом отрадном факте всех пассажиров, и народ оживился.
В считаные секунды проход между рядами оказался забит бегунами в высокой стойке. Над головами опасно запорхали выдергиваемые с полок сумки и пакеты.
– А ты чего сидишь? – окликнул меня Юра.
Он успел привести себя в порядок и выглядел аккуратно, как мальчик, подготовленный любящей мамочкой для съемки на парадное фото в детском садике.
– Меня же последней выведут, – ответила я и отвернулась к окошку, притворяясь опечаленной.
Юра неуверенно присел, потом снова встал, опять присел. Спросил с сомнением:
– Мне подождать тебя?
– Не надо. – Я усмехнулась с грустной гордостью. – Мне составят компанию пограничники.
– Эй, все будет нормально!
– Не сомневаюсь. – Я опять отвернулась к окошку.
Добрый Юра понял, что я страдаю, но не жду от него проявлений сочувствия, и двинулся на выход с другими пассажирами.
Плотно набитый автобус еще не отъехал, когда прибыли и по мою душу.
Бортпроводница призывной улыбкой выманила меня из кресла, сопроводила по трапу на бетонку и препоручила мужчине в форме.
– Здрасьте, – сказала я вежливо и заглянула в машину с гостеприимно открытой дверью.
Выдвинувшаяся из сумрака крепкая рука ухватила мое запястье и потянула, а сзади меня бесцеремонно подтолкнули в спину, и секунду спустя я влипла в чью-то широкую грудь, как слепая летучая мышка в скальный массив.
– Смотрю, ты рада нашей встрече, – стряхивая меня со своего фасада с оскорбительной брезгливостью, неласково фыркнул полковник Лазарчук. – Жаль, не могу сказать того же о себе.
Не обращая внимания на это ворчание, я развернулась и уткнулась в окошко:
– А документы мои?!
– Тут они, тут, ваши документы. – Пограничник, забравшийся на переднее сиденье автомобиля, поднял над плечом коричневый бумажный пакет.
– Поосторожнее с ними, пожалуйста, – попросила я и подарила улыбку хмурому соседу. – Серега, а ведь я действительно рада тебя видеть! Куда мы едем?
– В такое место, где будет удобно беседовать, – уклончиво ответил Лазарчук.
– Надеюсь, не в пыточную камеру?
С переднего сиденья донесся неуверенный смешок.
– Капитан, позволь представить тебе Елену Логунову, – слегка повысил голос Лазарчук. – Сегодня эта легендарная личность – последовательница Шахерезады – намерена развлечь волшебной ночной сказкой представителей сразу трех силовых ведомств.
– Полиция, погранцы, а третий кто? Эфэсбэшники? – прикинула я вслух, игнорировав сомнительный комплимент.
– Ого, и безопасники тоже? Тогда четырех, – расширил список полковник. – У меня третьим номером чаэсники были.
– А, ну да, вспышка лихорадки Эбола – это же по части МЧС, – согласилась я, проводив взглядом автобус, который мы бесцеремонно обогнали. – Только сказку Шахерезады я вам позже расскажу, сначала пусть товарищ пограничник сделает свое дело.