Наулака - История о Западе и Востоке
Шрифт:
Тарвин повиновался этому голосу, потому что это был голос ребенка, и, выйдя на веранду, увидел пустую коляску и свиту из десяти воинов огромного роста.
– Здравствуйте! Comment vous portez-vous? Как поживаете? Я принц-наследник. Меня зовут махараджа Кунвар. Когда-нибудь я стану королем. Поедемте со мной кататься.
Он протянул Тарвину, приветствуя его, маленькую ручонку в перчатке. Перчатки были кричащего красного цвета, шерстяные, с зелеными полосками на запястьях. Сам же малыш с головы до ног был облачен в одеяние из золотой парчи, на чалме его красовался эгрет из бриллиантов высотой
Тарвин покорно сел в коляску. Интересно, сохранил ли он еще способность удивляться чему-либо, спрашивал он себя.
– Мы поедем дальше, по направлению к железной дороге, - сказал малыш. Кто вы такой?
– спросил он ласково, положив ручонку на запястье Тарвина.
– Просто человек, сынок.
Лицо под чалмой казалось очень старым, потому что тот, кто родился для абсолютной, ничем не ограниченной власти, кто никогда не знал неудовлетворенных желаний и вырос под самым свирепым солнцем на земле, стареет намного быстрее, чем другие дети Востока, которые становятся самостоятельными мужчинами, когда по возрасту им полагается быть робкими, неоперившимися птенцами.
– Говорят, вы приехали сюда, чтобы все осматривать?
– Верно, - сказал Тарвин.
– Когда я стану королем, я никому не разрешу приезжать сюда - даже вице-королю.
– Плохо мое дело, - засмеялся Тарвин.
– Вас я пропущу, - возразил мальчик, взвешивая каждое свое слово, если сумеете рассмешить меня. Рассмешите меня сейчас.
– Вам этого хочется, мальчуган? Ну, что же, жил да был...
– "Интересно, что в этой стране могло бы развеселить ребенка? Я ни разу не видел, чтобы кому-нибудь это удалось".
– Фью!
– Тар-вин тихо присвистнул.
– Что это там, малыш?
Маленькое облачко пыли двигалось где-то далеко-далеко по дороге, ведущей к городу. Пыль поднимала какая-то быстро мчащаяся повозка, следовательно, она не могла иметь ничего общего с обычным для этой страны транспортом.
– То, зачем я сюда и приехал, - сказал махараджа Кунвар.
– Она меня вылечит. Так мне сказал мой отец, махараджа. А сейчас я болен.
– Он повернулся назад и с царственным выражением лица обратился к своему любимому груму, сидевшему на запятках.
– Сур Синг, - произнес он на местном наречии, - как это называется, когда я впадаю в бесчувствие? Я забыл, как это по-английски.
Грум наклонился вперед.
– Я не помню, о богоподобный.
– Я вспомнил, - вдруг закричал мальчик.
– Миссис Эстес говорит, что это припадки. А что такое припадки?
Тарвин с нежностью коснулся плеча ребенка, но глаза его были прикованы к облачку пыли.
– Будем надеяться, что она вылечит вас от них, милый мальчик, какими бы они ни были. Но кто эта женщина, о которой вы говорите?
– Я не знаю ее имени, но она вылечит меня. Отец послал за нею экипаж. Смотрите!
Коляска принца съехала на обочину дороги, уступая место разболтанной, дребезжащей, готовой вот-вот развалиться почтовой карете, приближение которой сопровождалось безумными звуками надтреснутой трубы.
– Во всяком случае, это лучше, чем телега с парой буйволов, - сказал Тарвин, не обращаясь ни к кому в частности. Ему пришлось приподняться с сиденья, потому что он начинал задыхаться от пыли.
– Молодой человек, разве вы не знаете, кто она?
– спросил он хриплым голосом.
– Ее сюда прислали, - сказал махараджа Кунвар.
– Ее зовут Кейт, - сказал Тарвин; слова застревали у него в горле, - и попробуйте только забыть это.
– А затем уже про себя, довольным шепотом: Кейт!
Мальчик сделал знак рукой своей свите, и та, разделившись на две части, выстроилась в две шеренги по обе стороны дороги, и вид у эскорта был хоть и потрепанный, но бравый, как и подобает кавалеристам. Карета остановилась, и Кейт, раздвинув створки носилок, напоминавших паланкин, вышла на дорогу в мятом платье, запыленная, растрепанная после долгого путешествия, с глазами, красными от недосыпания, изумленная и растерянная. Ноги у нее затекли и чуть было не подкосились, но Тарвин, выскочив из коляски, подхватил ее, невзирая на присутствие свиты и грустноглазого мальчика, одетого в золото и парчу, кричавшего: "Кейт! Кейт!"
– Беги домой, малыш, - сказал Тарвин.
– Итак, Кейт?..
Но у Кейт хватило сил лишь плакать и повторять, задыхаясь:
– Это вы! Вы! Вы!
IX
За день до приезда Кейт, когда ее еще никто не ждал, миссис Эстес пригласила Тарвина на завтрак, а Тарвин был не такой человек, чтобы в последний момент отказаться от приглашения из-за того, что кто-то там приехал, и на следующее утро за завтраком он сидел напротив Кейт и улыбался ей, и она невольно улыбалась ему в ответ. Несмотря на бессонную ночь, она была очень свежа и мила в белом миткалевом платье, в которое она переоделась, сняв дорожный костюм, и, когда после завтрака они оказались вдвоем на веранде (миссис Эстес пошла заниматься домашним хозяйством, а мистер Эстес ушел в город, в миссионерскую школу), он начал делать ей комплименты по поводу ее прохладной белой одежды, не принятой на Западе. Но Кейт остановила его.
– Ник, - сказала она, глядя ему в лицо, - вы сделаете для меня то, о чем я попрошу вас?
Видя, что она настроена весьма серьезно, он попытался отделаться шуткой, но она перебила его:
– Нет, то, о чем я попрошу вас, очень важно для меня. Я этого очень хочу, Ник. Вы сделаете это?
– Разве есть на свете что-либо, чего бы я для вас не сделал?
– спросил он уже серьезно.
– Не знаю. Может быть, именно это. Но вы должны это сделать.
– Чего же вы хотите?
– Уезжайте отсюда!
Он покачал головой.
– Но вы обязаны.
– Послушайте, Кейт, - сказал Тарвин, глубоко засунув руки в карманы своего белого сюртука, - я не могу. Вы не понимаете, куда приехали. Вы не знаете этих мест. Попросите меня о том же самом через неделю. Я и тогда не соглашусь уехать. Но зато смогу хотя бы поговорить с вами о вашей просьбе.
– Теперь я знаю все, что нужно, - ответила она.
– И хочу делать то, ради чего сюда приехала. Я не смогу делать это, если вы останетесь здесь. Ведь вы же понимаете это, правда, Ник? С этим уже ничего не поделаешь.