Наулака - История о Западе и Востоке
Шрифт:
– А почему мужчины уходят на войну?
В последующие несколько дней Кейт почти не видела Тарвина. Миссис Эстес представила ее во дворце, и теперь ум и душа Кейт были заняты тем, что она там увидела. Взволнованная и смущенная, она вступила в царство вечных сумерек и оказалась в лабиринте внутренних коридоров, дворов, лестниц и потайных ходов, в которых ей встречались бесчисленные женщины в чадрах, глазевшие на нее и смеявшиеся у нее за спиной, с детским любопытством изучавшие ее платье, тропический шлем и перчатки. Ей казалось, что она никогда не сумеет сориентироваться даже в малой части этого огромного муравейника, не сможет отличить в полумраке одно бледное лицо от другого. А тем временем сопровождавшие ее
Во дворце было много женщин (она не знала точно, сколько их было), которые под влиянием недоступных ее пониманию интриг наотрез отказались от ее помощи. Они заявили, что здоровы, а прикосновение белой женщины считали осквернением. Но были и другие, которые совали ей своих детей и умоляли вернуть румянец и силу этим бледным бутончикам, рожденным во мраке. Встречались ей и девушки с лихорадочно блестевшими сумасшедшими глазами, выпрыгивавшие из темноты и изливавшие на Кейт потоки страстных жалоб, которые она не понимала и никогда не рискнула бы понять. Ей попадались на глаза чудовищные в своем неприличии картины на стенах маленьких комнатушек; изображения бесстыдных божеств смеялись и передразнивали ее в грязных нишах над дверными проходами. Жара и запахи готовящейся пищи, легкие ароматы курящихся благовоний и своеобразный дух огромной массы живых существ - все это душило ее. Но более, чем ужасы зримые, на нее подействовало, вызывая тошноту и недомогание, то, что она услышала и о чем лишь догадывалась. Другими словами, она ясно почувствовала, что одно дело желать творить добро под влиянием живого рассказа об ужасной жизни индийских женщин, и совсем другое - столкнуться в женских покоях дворца лицом к лицу с самими этими бедствиями, для живописания которых не найдется достаточно сильных слов и выражений.
Махараджа недурно играл в пахиси, и, кроме того, у Тарвина сложились с ним чудесные приятельские отношения, но все же, сидя сейчас напротив него, Тарвин думал о том, что случись хоть что-то с его любимой, пока она находится в таинственных комнатах женской половины, из которых до внешнего мира долетал лишь неутихающий шепот и шорох платьев, - и он не поручится за жизнь этого восточного властелина ни перед какой страховой компанией.
Когда Кейт вышла оттуда с маленьким махараджей Кунваром, цеплявшимся за ее руку, лицо ее было бледным и искаженным страданием, а в глазах блестели слезы негодования. Вот что значит увидеть все своими глазами.
Тарвин бросился ей навстречу, но она отстранила его тем царственным жестом, которым женщины пользуются в минуты глубокого волнения, и кинулась домой к миссис Эстес.
В эту секунду Тарвин почувствовал, что его грубо вытолкнули из ее жизни. Тем же вечером махараджа Кунвар встретил Тарвина на веранде гостиницы; Ник мерил веранду шагами и почти жалел, что не застрелил махараджу за тот взгляд, которым наградила его Кейт. С глубоким вздохом он благодарил Бога за то, что был здесь, рядом, мог видеть ее и защитить ее, а если понадобится, и увезти отсюда, в конце концов, и силой. Содрогаясь от ужаса, он представлял себе, как бы она жила здесь одна, под защитой лишь миссис Эстес.
– Я привез это для Кейт, - сказал малыш, осторожно вылезая
– Пойдемте со мной к ней.
Тарвин, не мешкая, вышел из гостиницы, и они поехали к дому миссионера.
– Во дворце все говорят, - сказал мальчик, - что она ваша Кейт.
– Я рад, что они так прекрасно информированы, - пробормотал Тарвин свирепо.
– А что это вы ей везете?
– громко спросил он у махараджи, положив руку на сверток.
– Это посылает ей моя мать, королева - настоящая королева, понимаете? Ведь я же принц. Она еще велела на словах передать кое-что, только я не могу сказать вам этого.
– И он шепотом, как маленький ребенок, повторял почти про себя, чтобы не забыть, слова матери. Когда они подъехали, Кейт была на веранде, и лицо ее просветлело при виде мальчугана.
– Пусть стража встанет у входа в сад. Идите же и ждите меня на дороге, - приказал он своей охране.
Экипаж отъехал от дома, сопровождаемый солдатами. Малыш, все еще держа Тарвина за руку, протянул сверток Кейт.
– Это от моей матери, - сказал он.
– Вы ее видели. Этот человек может не уходить. Он...
– мальчик помедлил, ища слово, - ваш возлюбленный, да? Ваша речь - это и его речь.
Кейт залилась румянцем, но не попыталась опровергнуть его слова. Да и что она могла сказать?
– Я должен сказать вам следующее, - продолжал он, - сказать перво-наперво, чтобы вы поняли.
– Он говорил несколько неуверенно, по всей видимости, переводя с родного языка на английский, и при этом выпрямился во весь рост и отбросил со лба изумрудную кисть, свисавшую с чалмы.
– Моя мать, королева - настоящая королева, - говорит: "Я так долго сидела за этой работой. Я даю ее вам, потому что видела ваше лицо. То, что сделано, может быть уничтожено против нашей воли, а цыганские руки - воровские. Ради богов, следите за тем, чтобы цыганка не распустила нити, не уничтожила того, что я сделала, потому что в этом моя жизнь и моя душа. Берегите мою работу, которую я дарю вам, - ткань, которая целых девять лет была на ткацком станке". Я знаю английский лучше, чем моя мать, - сказал мальчик, переходя на нормальный тон.
Кейт развернула сверток и вынула черно-желтый плед с ярко-красной бахромой, связанный довольно неуклюже. Вот чем королевы Гокрал Ситаруна заполняют свой досуг...
– Это все, - сказал малыш. Но похоже было, что уходить ему не хотелось.
Когда Кейт рассматривала жалкий дар, ее горло сдавила судорога. Мальчуган, все это время не отходивший от Тарвина и не выпускавший его руку, начал заново дословно повторять материнское послание, не пытаясь объяснить, что оно означает, при этом его пальчики все сильнее и сильнее сжимали руку Тарвина.
– Передайте, пожалуйста, вашей матери, что я ей очень благодарна, растерянно произнесла Кейт, не вполне владея голосом.
– Ответ должен быть другой, - сказал малыш и посмотрел умоляюще на своего высокого друга-"англичанина".
Неожиданно в голове Тарвина промелькнуло воспоминание о ленивых разговорах торговых агентов на веранде гостиницы. Он быстро подошел к Кейт и, положив руку ей на плечо, прошептал хрипло:
– Разве вы не понимаете, что она имеет в виду? Это же сам мальчик... Ткань, которую она ткала целых девять лет.
– Но что же я могу сделать?
– вскричала Кейт, совершенно сбитая с толку.
– Присматривать за ним. Постоянно и неустанно. Вы же очень сообразительная и разберетесь, что к чему. Ситабхаи нужна его жизнь. Она не должна добиться своего.
Кейт постепенно начинала понимать ситуацию. Все возможно в этом ужасном дворце, даже убийство ребенка. Она уже догадалась о том, как ненавидят друг друга королева-мать и новая, молодая жена махараджи. Махараджа Кунвар стоял неподвижно в сумерках угасавшего дня, поблескивая алмазами своей драгоценной одежды.