Не прикасайся!
Шрифт:
Конечно, я забыл о презервативах, но мне уже плевать. Я всю жизнь играю с огнем, но это пламя, в отличие от прочих, обжигает приятно, согревает теплом и покалывает страстью.
- Давай на следующих выходных похулиганим? – говорю я, когда дыхание восстанавливается, а Настасьина дрожь стихает.
- Будем звонить в квартиры и убегать?
- Почти. Под предлогом тренировки возьмем клуб вечером и потрахаемся там.
- Что? – Она смывает с волос мыльную пену и смешно фыркает от того, что она попала в нос. – Да ты извращенец!
- Возможно. Но если тебе интересно, такие фантазии вызываешь только ты. Коротенькое платьице… коньки…
Настасья заливисто смеется, откинув голову. Струи воды падают ей на лицо, а брызги достают и до меня.
- Ты дурак. Платье сшито с купальником! А коньками исцарапаешь себе всю задницу. Будешь потом ходить с торчащим лезвием из одной ягодицы и следами зубчиков на другой.
- Ты недооцениваешь мое знание поз.
Непонятно, румянец на ее щеках от жара, или же от смущения от попытки представить, что я могу сделать с ней на катке.
Но в этот раз, глядя, как Настасья вытирается большим махровым полотенцем, как расчесывает длинные тяжелые волосы, я понимаю, что не готов со стороны смотреть на то, как она тренируется, встречается с какими-то придурками и вообще живет. Хочу заниматься с ней сексом ночами, сводить в какие-нибудь ресторанчики, увидеть ее голую на берегу моря. Смотреть на программу на льду, зная, что после все это достанется мне. Как новогодний подарок, который вот-вот можно будет развернуть.
Я мог поступить как брат. Выбрать одну из миллионов бедных девушек, которые были бы только рады прыгнуть ко мне в постель. Или сойтись с Надей – и поставить рядом с собой сильную и уверенную в себе стерву.
Но меня тянет к Анастасии Никольской, и это чертова проблема, потому что если я не придумаю как объяснить нашу с ней химию, то Никольский-старший попытается сравнять меня с землей, а это неизбежно вовлечет все семейство Крестовских.
Я сейчас очень рискую. Но, кажется, риск – своего рода наркотик. Я никогда без него не мог.
Я захожу в квартиру и сразу же чувствую знакомый запах. Обычно мне плевать на запахи, если это не вонь, но один конкретный я всегда могу услышать.
- Я опоздал, - кричу из прихожей.
– Но у меня уважительная причина. Хочешь знать?
Настасья выходит бесшумно, она снова босая. Сколько раз я говорил ей не снимать обувь? Но ей, похоже, нравится привидением бродить по квартире. Она изучила ее за час с небольшим, и с тех пор оставляет трость в прихожей.
- Что за причина? – на ее губах легкая улыбка.
- А что мне будет, если скажу?
- Я не буду сидеть остаток вечера с унылым лицом и дуться.
Аргумент беспроигрышный. Учитывая, что от этого вечера осталось-то всего ничего.
- Ладно. Азарова выехала квад.
- Что?! – Настя подпрыгивает на месте, чудом избежав столкновения с люстрой. – Лена?! Сальхов?!
- Не радуйся так бурно.
- Докрутила?
- Докрутила, - улыбаюсь я.
- Как я рада за нее!
- Я запретил тренировать его дальше. Скоро сезон, она и так просидела больше недели на больничном. Но в следующее межсезонье начнем сразу и добьем к этапам или финалу, если пройдет.
И если ей дадут деньги на тренировки. Порой кажется, что я жду начала сезона больше, чем Азарова и Никольская вместе взятые, хоть за это меня и надо гнать в три шеи из тренеров. Я убеждаю себя, что всего лишь делаю ставку на талантливую и перспективную спортсменку, но истинная причина в том, что если Лена провалит сезон и уйдет из спорта, Настасья, скорее всего, уйдет следом. И у меня больше не будет поводов пригласить ее в кабинет, чтобы обсудить оплату костюмов или позвонить в субботу вечером и поинтересоваться как продвигается оплата билетов и проживания на первом этапе юниорского гран-при. Ну и заодно выяснить, какая на ней пижамка и не хочет ли она развлечься по телефону. Как правило не хочет, но я умею уговаривать.
- Я хочу что-нибудь ей подарить.
- Эй. – Я строго смотрю на нее, хоть и знаю, что Настасья не увидит мой взгляд. – Мы договаривались. Нельзя создавать у нее ощущение абсолютного благополучия и уверенности в том, что денежки спонсора проплатят грибы и места.
- Я не говорю об айфоне, Алекс! Просто хочу поздравить ее с успехом. Книгой или игрушкой…
- Подари ей салфетницу, у нее какая-то стремная. На этапах будут снимать.
- Да. Это хороший подарок. У меня, кстати, в шкафу тоже кое-что припрятано для Никольской, но пока не время доставать все козыри.
- Что ты сказала отцу?
- Как всегда. Что поехала на репетицию и буду поздно, потому что Светка тупая и с первого раза не понимает объяснения тренера. Он часто это слышал, хотя за четыре года, наверное, отвык.
- А что сказала твоему придурку?
- Хватит называть так Макса! Без него я бы вообще не выбралась. Сказала правду. Что мне нужно к тебе, он заберет меня в девять.
- Боже, как в детстве, - недовольно бурчу я, ибо до девяти немногим больше двух часов. – Ты не боишься, что он сдаст нас?
- Максу плевать. Он не станет лгать отцу, но ответит на прямой вопрос, а не подведет разговор к моему вранью. Он и не знает, что я вру папе. Но если сбегу от Макса, то папа точно узнает. А так есть шанс…
- Может, проще ему рассказать?
Возможно, мне кажется, или все это игры освещения, но Настасья чуть бледнеет. И я думаю: что такого сделает ее отец, если узнает, что между нами что-то есть? Ну что? Ей почти двадцать, она при всем желании не тянет на малолетку. Ну да, мне за тридцатник и, пожалуй, тренер среднего возраста в кризисе этого же возраста – не лучшая партия для наследницы миллионов.