Не то, что кажется
Шрифт:
– Китнисс, – говорит парень, глядя на меня с сожалением, нежно гладит пальцем мою щеку, – ты в отчаянии, это толкает тебя.
– И что? – смотрю с надеждой в его глаза. – Мы можем не выбраться отсюда, можем погибнуть, может, у нас и не будет другого шанса.
– Нет, – отрезает Пит и встаёт с меня. Но потом добавляет мягче: - Не здесь и не сейчас. Мы выберемся, Китнисс, и тогда ты сможешь сделать свой выбор.
Может, если бы я ответила ему по-другому, так, как должна была, если бы сказала, что люблю, что хочу именно по этой причине, то всё было бы иначе. Но я сказала, что сказала, и теперь мой удел – смущённо
Устройство, похожее на телефон, издаёт сигнал, нарушая неловкую тишину.
– Мелларк, – грубо отвечает Пит, поднося средство связи к уху.
Он внимательно слушает, что ему сообщают, а я с беспокойством замечаю, как по его лицу разливается бледность.
– Что случилось? – тихо спрашиваю, когда Пит отключает прибор.
– Ничего особенного, – я снова нужен Сноу для какой-нибудь мерзости или совета.
– Он с тобой советуется? – изумлённо спрашиваю, поражённая тем, как Пит за столь короткое время смог очаровать такого подозрительного человека как Сноу.
– Ну, не то чтобы советуется, просто иногда рассуждает при мне вслух.
– А это может быть ловушкой? – беспокоюсь.
Пит пожимает плечами, надевая куртку (чёрную, как всегда теперь).
– Всё возможно: это же Сноу, – застёгивается до подбородка. – Но не думаю, он убеждён, что я ему предан, благодаря яду в большей степени.
Пит натягивает чёрные перчатки, что вызывает во мне не лучшие воспоминания. Стараюсь не смотреть, как он скручивает плеть, которую достал непонятно откуда.
– Китнисс, – обращается он ко мне, – постарайся уснуть – ты слишком вымотана.
Дверь за ним захлопывается, издав щелчок, короткий писк сообщает, что электронный замок заперт.
Легко говорить: «Попытайся уснуть». С таким-то грузом на душе. Тот ещё денёк. Сначала этот ужас в камере Гейла, его глаза, подарившие прощальный взгляд и это «люблю», потом моя опрометчивость в комнате Пита и расплата, а потом… Я прикрываю глаза, вспоминая прикосновения Пита. Это было так волнующе, так остро, учитывая отчаяние ситуации. Я даже удивлена, насколько сильно отреагировало на это моё тело. Но в то же врем я понимаю, как глупо всё это было с моей стороны – просить, почти умолять Пита продолжить. Я то трясусь при его прикосновениях от страха, который оставили в наследство пытки, то теперь умоляю не отрывать от меня губ. Нелогично. Но самое страшное то, что Питу приходится выполнять эту работу для Президента, которая, я уверена, носит ужасный характер.
Пытаюсь последовать совету Пита и отдохнуть. Долго ворочаюсь, отгоняя призраков прошедшего дня. Я почти уверена, что сегодня в кошмарах увижу избитое, израненное лицо Гейла, карающую за неосторожность руку Пита и прикосновения его влажных губ.
Постепенно мир сна уносит меня, представая во всей своей предсказуемости. Кто сказал, что сон – это отдых? Забытье – возможно, но сон – вряд ли. По крайней мере, не в моём случае. И если присутствие Пита и действует до сих пор как избавление от кошмаров, то когда его нет, они буйствуют во всей своей разноцветной, реалистичной мощи.
***
– Китнисс, вставай! – сквозь сон слышу окрик Пита.
Арена научила меня реагировать моментально, каким бы глубоким ни был сон. Я подскакиваю с постели, пытаясь понять, в чём дело.
– Что произошло? – говорю ещё хриплым
– Сноу изменил планы, – удручённо сообщает Пит. – Казнь сегодня в полдень.
Я прикрываю глаза, ошарашенная ужасной новостью. Это провал. Мы не готовы бежать, не готовы спасти ни друзей, ни себя. Сегодня Сноу лишит меня одного из самых близких людей – моего друга, моего напарника, с которым я могла быть самой собой, как ни с кем другим. Сегодня он отнимет жизни у людей, что стали мне как семья: Энни, Финник, Крессида. Я даже не уверена, что Сноу не отберёт назад Джоанну, которую, по всей видимости, выгодно продал похотливому отпрыску очередного советника.
– Это конец? – едва выдавливаю из себя, глядя в никуда.
– Если бы ещё три-четыре дня… – тихо отвечает Пит. – Но мы попробуем что-нибудь сделать.
Я молчу, не хочу ронять в себя зерно ложной надежды, чтобы потом не вырывать из сердца огромный корень разочарования.
Меня снова наряжают как куклу, собираются посадить на видном месте: рядом со Сноу, Питом и другими приближёнными. Президент хочет, чтобы весь Панем увидел, насколько я сломлена, что Капитолий поглотил меня, что тем, у кого ещё теплится вера в революцию, стало понятно, что надежды нет, раз уж даже Сойка, символ восстания, больше не имеет своих крыльев.
Пит заходит в комнату за мной в четверть двенадцатого. Казнь состоится на Главной площади, что перед Дворцом Президента, а значит, ехать на машине не придётся. До зрительских трибун нас сопровождают десять миротворцев, обступив белой нерушимой стеной. Жаждущие зрелища капитолийцы уже собрались, ждут только нас с Питом и Президента.
Сноу будет наблюдать с балкона своих покоев: старик слишком опасается за свою жизнь, чтобы выйти ближе к народу, а для Пита и приближённых построена отдельная высокая трибуна, с которой виден ужасающий помост – эшафот.
Как только мы оказались на месте, я заметила, что сотни взглядов прикованы ко мне. Опускаю глаза. Даже не уверена, что это игра, сейчас я и не могу играть. Не думаю, что нам удастся бежать сегодня, я вижу это по лицу Пита. Спустя полчаса я потеряю Гейла и других. Эта мысль каленым железом выжигает душу, мне становится трудно дышать. Вид смертельного возвышения с пятью чёрными столбами наводит ужас. Я слышала, как миротворцы обсуждали, что пленников привяжут к столбам и расстреляют. И меня заставят на это смотреть.
Вот прозвучали фанфары, и на площади воцарилась гробовая тишина. Все обратили взоры на балкон Дворца, где стоял Президент, одетый также во всё чёрное, и, конечно, на лацкане пиджака красовалась белая роза. Нет сомнений, что она генномодифицированная - я чувствовала её тошнотворный запах, хотя мы находились на приличном расстоянии.
Далее Сноу произнёс проникновенную речь о повторении Тёмных времён и о том, что Капитолий, как и в прошлый раз, спас всех, остановив кровопролитие. Но, тем не менее, как утверждал Президент, виновные должны быть наказаны, если не захотели, как Сойка, покаяться и покориться. Тут меня буквально передёрнуло. Лжец! Я едва не рванулась вперёд, чтобы выкрикнуть это с трибуны, как почувствовала, как сильные руки, затянутые в перчатки, опустились мне на плечи, слегка сжав их. Пит немного подтолкнул меня вперёд, показывая людям, что Президент не врёт, но лёгкое, никому не заметное пожатие, было только для меня от настоящего Пита.