Не верь, не бойся, не проси… Записки надзирателя (сборник)
Шрифт:
– Знакомая песня, – поморщился Самохин.
– Но это еще не все, – продолжил Смолинский. – Такие, как Щукин, зря ничего не делают. Недавно, слышал, наверное, амнистия большая прошла. С тех пор как зэков в ведение Министерства юстиции передали, там не знают, как с ними управиться, и только повод ищут, чтоб как можно больше уголовников за тюремные ворота вытолкать. Так вот, освободили всех, кого можно и нельзя, и Асламбеков железно под эту амнистию подпадал…
– Но не попал! – догадался Самохин.
– Точно! Сидел он тихо, претензий к нему администрация колонии не имела. А перед самой амнистией «кумовья» у него в подушке при обыске вдруг закрутку анаши зашмонали Закрыли в бур, возбудили уголовное дело за хранение наркотиков.
– Лихо! – согласился Самохин.
– А чечены со своей исторической родины нам опять маляву подкинули. Или, пишут, отдавайте нашего джигита, или мы вашему землячку-солдатику секир-башка сделаем и мамочке в посылочке вышлем. На исполнение требования – месяц, а потом этому бойцу башку рубим, и другого, тоже степногорского, берем. И так будет, пока Иса на родную гористую местность не вернется. Такие вот дела, Андреич. А ты говоришь – не занимаемся… Еще как занимаемся, да все без толку.
Смолинский тормознул автомобиль так резко, что Самохин чуть не ткнулся носом в стекло.
– Приехали, – заявил полковник и, достав расческу, пригладил седые волосы, расчесал нетронуто-черные, будто подкрашенные, усы.
– И что ж теперь? – понимая, что разговор окончен, торопливо поинтересовался Самохин.
– А то, что отец и сын Щукины, судя по всему, чеченцам соплеменника не отдают, какую-то свою цель преследуя. И я, кажется, даже знаю, какую…
Самохин смотрел на него напряженно, и Смолинский, вздохнув, продолжил:
– Но это, Андреич, совсем уж между нами. Думаю я, что Щукины хотят чечиков принудить одну грязную работенку проделать. Есть у нас авторитет, старый вор в законе Федя Чкаловский. Щукины с ним уже лет десять за сферы влияния воюют, но ничего сделать не могут. А чеченцы по этой части, как известно, ребята ушлые. И снайперы, и подрывники… Но и они Федю опасаются. У того бригада мощная, и в случае чего не только чеченцев, что тут обосновались, перемочит, но и семьи их…
– Неужто этот Федя такой крутой? – засомневался, скрывая свое знакомство с ним, Самохин.
– Самый крутой в области. Главное, у него связи крепкие среди тех, кого теперь называют региональной элитой. Мы уж к нему и так, и эдак подкатывали… Двух агентов потеряли. Внедрили в его структуры – у него и бензозаправки, и казино, и банковский бизнес, – и оба вскорости погибли… при обычных вроде бы обстоятельствах. Один в автомобильную катастрофу попал, другой наркоманом оказался. И умер от передозировки.
– Агент – наркоман? – засомневался Самохин.
– Ага. Лейтенант молодой, только спецшколу закончил… Самохин почесал в затылке.
– Сейчас ведь от этого никто не застрахован.
– Этот наркоманом не был. Я точно знаю, – сухо сказал Смолинский.
– Откуда такая уверенность?
– Он был моим младшим братом.
– Дела-а… – потерянно выдохнул отставной майор.
– И я, Андреич, поклялся, что Федьку этого кончу. Мне бы хоть какую зацепочку… Хоть закрутку анаши у него при обыске зашмонать… Главное, в камеру закрыть – а оттуда он у меня, тварь, не выйдет.
– Что ж не зацепишь-то?
– Осторожен, падла. Сколько раз пытались его хоть на чем-нибудь прихватить – так нет, все чисто. В крайнем случае, пехота его под суд идет. Но я не отступлюсь. Землю рыть буду, но накопаю на него компру, и тогда никакие адвокаты ему не помогут.
Смолинский говорил это, кажется, уже не для Самохина, размышлял вслух, глядя перед собой, и отставной майор сказал мягко, извиняясь:
– Ладно, Коля. Пойду. Спасибо за доверие, за разговор откровенный. Может, и я чем помочь смогу.
Смолинский рассеянно кивнул и, когда Самохин выбрался из машины, еще какое-то время сидел там, а потом, прихватив фуражку и папочку, хлопнул дверцей и, шагая размашисто, пошел к зданию УВД, не заметив козырнувшего ему при входе сержанта милиции.
Самохин постоял еще какое-то время вблизи спецстоянки машин, вспоминая то, что сказал ему Смолинский о своем брате, внедренном нелегально в преступную группировку и погибшем, и ему стало нестерпимо жалко мальчишек этих сопливых, вынужденных бороться с тем, что наворотили в стране пожилые, убеленные сединами дяди. Он дал себе слово присмотреться к Федьке, и если это с его ведома угробили брата Смолинского… Что ж, в таком случае он, Самохин, сделает все, чтобы поставить в замысловатой биографии старого приятеля-уголовника последнюю точку. Потому что даже в нынешнем, свихнувшемся на идеях абстрактного гуманизма мире, есть поступки, за которые не прощают и судят не по вымороченным поборникам «общечеловеческих ценностей» законам, а в соответствии с естественным ходом вещей, в силу которого зло должно быть наказано, причем в максимально адекватной сотворенному греху степени…
Чтобы остыть от жары полуденной, от мыслей яростных, он купил в ближайшем киоске мороженое и в тени сердито ел большими кусками.
– Да как вы можете?! А еще пожилой человек! – услышал он вдруг за спиной возмущенный голос и, обернувшись сконфуженно, обнаружил перед собой строгую дамочку с нелепой девчоночьей косичкой с вплетенной бордовой лентой.
– М-м-э… – чуть не подавился от неожиданности Самохин, чувствуя себя мальцом, застуканным воспитательницей за непотребным занятием и, пытаясь проглотить остатки мороженого, зажмурился от холодной ломоты в зубах.
– Пожилому человеку беречься нужно! – напирала незнакомка стосковавшаяся судя по всему, по возможности назидать окружающим. – Так ведь и ангину заполучить недолго! Потом осложнение на сердце… Здоровый образ жизни – залог долголетия!
Самохин торопливо утерся носовым платком и спросил, закипая:
– А зачем?
– Что? – стушевалась в свою очередь дамочка.
– Вот вам, к примеру, долголетие для чего? – перешел в атаку отставной майор, подражая назидательной интонации незнакомки. – Вы кто? Знаменитая актриса? Писательница? А может быть, поэтесса? – подчеркнуто глядя на аляпистый девчоночий бант, съязвил он.
– Я нормальный человек. Простая пенсионерка, – с достоинством поджала губы незнакомка.
– А-а… так у вас внуки! – догадался Самохин. – Шестеро внучат, и вы их воспитываете, сказки по вечерам рассказываете… Народные… Для того и жить собираетесь долго. А мне ни к чему. – А потом, еще раз осмотрев пожилую молодящуюся женщину, отрезал безжалостно: – Да и вам, наверное, тоже. Нет у вас ни детей, ни внуков. Один этот, как его… гербалайф!
Обиженная незнакомка ушла, а Самохин кипел еще, как раскаленный чайник на выключенной конфорке, возмущенно пыхтел, бормоча: