Нечаев вернулся
Шрифт:
А теперешний посетитель отнюдь не был таковым. Художник видел его лишь единожды, два месяца назад, в октябре. Правда, там попался солидный заказ. Причем его заблаговременно предупредили и расплатились долларами, к тому же наличными. Что немаловажно, хотя теперь зеленые и упали в цене.
Между тем пришедший снова окинул взглядом полотно.
— Надо же, Художник, тут и промашку дать недолго! — воскликнул он. — Еще немного — и захочется хорошенько трахнуть твой портрет!
Женщина хохотнула
— Ну нет уж! Трахают здесь меня! — вскрикнула она надсадно, явно возбужденная.
Тут, словно вспышка пороховой дорожки, память прожгла строка: «Возня, щекотка, звонкий женский вскрик…»
Эти стихи Валери он, скорее всего, впервые услышал от Зильберберга. Именно Эли приобщил его к чарам поэзии, но как это было давно…
Он спросил себя, не следует ли связаться именно с Зильбербергом теперь, когда прикончили Сапату. Но это потом: каждому овощу свое время. Сначала документы.
Он обернулся к обнаженной женщине и прочитал глуховатым, с оттенком ностальгической патины голосом, явно возымевшим должный эффект: «Возня, щекотка, звонкий женский вскрик, /Глаза и перси влажные, и лик, /Исполненный огня, клокочущая кровь, /Уста горящие, персты, с блаженным страхом /Последний дар прикрывшие, — все прахом /Назавтра станет и вернется вновь».
Натурщица издала радостный вопль и завертелась на кресле.
— Гениально! — воскликнула она.
Однако Художника это не вдохновило.
— Только без этих гадких штучек у меня в доме! — пробурчал он.
Затем, обернувшись к ней, раздраженно сказал:
— Накинь-ка рубашку, кисонька, и ступай на кухню, сделай нам кофе.
Как и можно было ожидать, она не пропустила «кисоньку» без соленых шуточек, но потом резко вскочила, сладко потянулась, схватила кружевную испанскую шаль, что-то вроде мантильи, запахнулась в нее так, чтобы еще больше подчеркнуть свои прелести, и направилась к двери в глубине мастерской.
Художник меж тем строго сверлил его взглядом.
— Так что же? Пароль тебе известен или нет?
— У меня не было времени, чтобы идти по всей цепочке, — как можно более мягким тоном откликнулся посетитель. — Мне надо спешить.
— А вот мне торопиться некуда, — так же нежно промурлыкал Художник.
Гость сделал вид, что пропустил это замечание мимо ушей:
— Мне необходим полный набор: удостоверение личности, паспорт, водительские права, соцобес… одним словом, всю колоду! Но без всяких ухищрений: французские бумажки, а это легче легкого! Фотографии я принес.
Художник смотрел на него, не произнося ни слова.
— Ты мне их выправишь на имя Даниеля Лорансона. Вот листок, где записано все, что понадобится.
Он протянул ему конверт с фотографиями и анкетными данными.
Пока что он пользовался безукоризненно изготовленным швейцарским паспортом на имя Фредерика Лашеноза. Жаль, что с ним придется распроститься. Или, по крайней мере, припрятать до лучших времен. Однако это первое, что необходимо сделать: нужны бумаги, не известные организации. Очень жаль. Когда странствуешь по миру со швейцарским паспортом в кармане, везде пользуешься неизменным уважением. Похоже, только французские спецслужбы не поддаются чарам старой доброй швейцарской корочки, сработанной мадам Тюранж. С их стороны это просто нахальство!
— Фотографии оставь! — процедил Художник. — А сам приходи дня через два!
Этот тип действовал ему на нервы. Кремень, а не человек! Только не сморозить глупость: ведь если он выдворит незваного гостя за дверь, то за два дня сможет навести справки.
— Ты знаешь, сколько стоит полный набор, — прибавил он. — Так вот, половину вперед, и сейчас же!
Посетитель улыбнулся Художнику, левой рукой ласково потрепал его по щеке. А в правой у него вдруг оказался пистолет, и ствол уткнулся прямо в брюхо собеседника.
— А ну-ка пошевеливайся, — скомандовал он. — Если будешь тянуть, сначала продырявлю тебе ноги, а потом и руки. Заметил, какой калибр? Дырки, сам понимаешь, будут порядочные…
И он сделает это. Хотя он говорил, не повышая голоса, но по нему было видно, что сделает!
Когда женщина с грудями нараспашку и мантильей, повязанной у пояса, вышла из кухоньки, неся поднос с кофе, Художник уже сидел за столом и подрагивающими руками мастерил полный комплект удостоверений на чистеньких, безукоризненно непорочных бланках.
Дуло пистолета упиралось ему в затылок.
Она не стала вдаваться в комментарии, только присвистнула. После чего расставила чашки и разлила кофе.
— С сахаром? — спросила она.
Он отрицательно покачал головой и маленькими глотками выпил кофе, держа чашку в левой руке.
— Ну и пушка у вас! — игриво отметила натурщица.
Он только хмыкнул и поглядел Художнику через плечо. Работа явно спорилась.
— Слушай, старик, а что, если твоя подружка поточит мне перо, пока ты здесь корпишь? Ты не против? Так у каждого будет чем время скоротать!
— Никакая она мне не подружка! — огрызнулся тот.
Была или нет эта девица его подружкой, но она лишь громко рассмеялась:
— Что поделаешь, Густав, придется подчиниться непреодолимой силе обстоятельств. Ни в чем нельзя отказывать мужчине, когда он вооружен.
Она опустилась на колени, расстегнула ему молнию и нежными прикосновениями приготовила все для священнодействия. Затем окинула взглядом его хозяйство, помолчала и добавила:
— Особенно когда он вооружен так хорошо.