Неисторический материализм, или ананасы для врага народа
Шрифт:
– Опять вы, – хрипло сказал парторг.
– Не стоило так за меня волноваться, – мягко ответил Сергей.
– Вас что, совсем выпустили? – глупо спросил Булочкин.
– Должна вас огорчить – совсем, – вмешалась Катя, оскорбленная за Сергея до глубины души. – Со справкой об освобождении и с извинениями.
Сергей никак не мог понять, за что Булочкин так его невзлюбил. Как оказалось позже, ничего личного. Просто уже второй раз подряд он пытался вытащить из сельской школы свою родственницу и устроить ее в институт. Родственница закончила исторический факультет, где английский язык тоже проходили – между делом, правда, но зато он был занесен в диплом. То есть родственница собиралась преподавать его с чистой совестью, к огромному негодованию студентов. Вот уже второй раз она резала кур и мчалась в Средневолжск с большой корзиной деревенских гостинцев. Сейчас она как раз собиралась внедряться в бахметьевскую квартиру, – и вот он, этот Бахметьев, будь он неладен, да еще с сестрой. Как он будет отправлять родственницу обратно, Булочкин даже боялся себе представить. Потому что, приехав во второй раз с деревенским творогом, маслом, курами, яйцами и медом, родственница намекнула, что гостинцы эти от себя отрывали, потому что в деревне не то что в городе – голодно, спасибо партии и правительству. И неплохо бы продукты эти уже отработать.
Его грустные раздумья прервал нетерпеливый гудок подъехавшего грузовика. Пахнув снегом и морозом, который ничуть не ослабел в начале весны, в коридор вошли два мужичка в огромных подшитых валенках и ватниках.
– Здрасьте! – степенно поздоровались они с Булочкиным.
Парторг затравленно кивнул головой и стал меньше ростом.
– Показывай, хозяин, квартиру.
Один из них вынул из-за пазухи мятую бумажку.
– Квартира, значит, семь. Этаж второй? – деловито спросил он, поднимаясь по лестнице.
Сергей набрал побольше воздуха в грудь, но прежде чем он успел что-то сказать, Катюша выступила вперед, распахнув свингер и поставив руки на упругую талию.
– Ах ты, гиена поганая! Ах ты, воронье бандитское! Так ты о своих кадрах заботишься? – наехала она на Валерия Алексеевича, почему-то на «ты». – Так-то ты защищаешь своих коммунистов? – наступала она на него.
– Это недоразумение, – пробормотал бедный Булочкин. – Заказ отменяется, товарищи, – обратился он к мужичкам.
– Отменяется, так, значить, отменяется, – с готовностью согласились они. – Вот только заплатите за, значить, беспокойство, и будет, значить, все в аккурат.
Булочкин беспрекословно вытащил деньги.
– Я же не знал, что вас освободят, – начал он объяснять Сергею, но этим только больше рассердил Катюшу.
– Да уж, – язвительно подхватила она, продолжая теснить его вверх по лестнице. – Его освободили, но совсем не с вашей помощью, – перешла она опять на «вы». – Где вы были, когда вашего коммуниста оклеветали? Почему…
Сергею даже стало жалко вспотевшего парторга.
– Ладно, Катюша, оставь его в покое.
Булочкин согласно кивнул.
– Он просто поставил не на ту лошадь. Не к тем примкнул, правда, Валерий Алексеевич?
– Вот именно, – тут же согласился Булочкин.
– Так какой же он после этого парторг?
Катюша не желала смягчаться, но испытала явное облегчение, когда Булочкин, протиснувшись мимо нее, торопливо вышел на улицу. Когда он шел домой, скрипя ботинками по голубоватому снегу, он удивлялся тому, что он должен был, оказывается, поддерживать своих оклеветанных коммунистов. Непонятно, почему. Раз арестовали – значит враг. Так всегда было. Поэтому – это правильно. И еще он думал о том, что его родственница – вполне милая женщина. Ну, поворчит немного, но это ничего. Таким образом он постиг, что все познается в сравнении.
Встретили Сергея с Катюшей радостно, но с большим оттенком печали. Николай Васильевич Хворов, который жил за стенкой, естественно, выглянул из своей квартиры, как только Сергей вставил ключ в замочную скважину.
– Ага! – закричал он. – Я же говорил, что вы вернетесь!
Он с удовольствием посмотрел на раскрасневшуюся от схватки с Булочкиным Катюшу.
– Вы – оттуда? – многозначительно спросил он.
– Оттуда, – подтвердил Сергей, понятия не имея, что Хворов имел в виду. – Мы с Катюшей немного отдышимся, – попросил он, – а вечером все увидимся.
Хворов просиял и тут же опечалился.
– Какие настали времена! – тяжело вздохнул он.
Из квартиры выглянула его красавица-супруга. Глаза у нее были заплаканные, потому что они с Любовь Борисовной Петровой как раз говорили о том, что пропала страна, потому что Сталин – отец родной – будет завтра похоронен, и все теперь темно и непонятно.
– Хорошо, что вы вернулись, – тем не менее сказала она, собираясь снова заплакать, чтобы Сергей составил ей компанию. Ему необязательно было плакать, достаточно было просто сказать, как он расстроен, и что все хорошее теперь кончилась, и такой замечательный Сталин навсегда ушел, и другого такого…
Однако Сергей не торопился это говорить, а вместо этого улыбнулся и заявил, что Раиса Кузьминична все хорошеет. Это было приятно, хотя и не совсем то, что она собиралась услышать.
– Какое огромное горе! – начала она, приглашая Сергея присоединиться горевать. – Как же мы теперь будем жить?
Сергей немного подумал, не переставая улыбаться.
– Перестанем собираться по субботам? – предположил он.
– Ах, что вы, – негодующе возразил Хворов. – Что теперь будет со страной?
– А что с ней может быть такого? – удивился Сергей.
– Ну как же, – растерялись Хворовы. – Кругом враги, и теперь все империалисты накинутся на нас…
– Мне казалось, – сказал Сергей, – что при Сталине как раз и накинулись.
– А теперь-то как накинутся, когда Сталина с нами нет, – зловеще пообещал Николай Васильевич.
– Может быть, может быть, – покивал Сергей.
Наступила многозначительная пауза.
– Хотя, с другой стороны... – начал Сергей.
Раиса Кузьминична нахмурилась. Никаких «с другой стороны» она не хотела признавать. Это нарушало приятное чувство единения, которое создавала скорбь по вождю.
– С другой стороны, теперь есть Венгрия, Болгария и прочие. Они как-то живут себе без Сталина и совсем ничего не боятся.
– Это потому что Сталин их защищал. Он держал на своих плечах весь социалистический мир.
– Наверное, ему было трудно, – поддержал ее Сергей. – Учитывая, как нас не любят. Интересно, почему?
– Как почему? – не поняла Раиса Кузьминична.
Продолжать разговор Сергей не пожелал, а вместо этого еще раз сказал, что вечером приглашает всех к себе, и отбыл.