Неизвестное сельское хозяйство, или Зачем нужна корова?
Шрифт:
5.4 Сельское хозяйство горожан
Вклад горожан в агропроизводство достаточно велик. На своих небольших участках каждый горожанин в среднем производит, конечно, меньше сельского жителя (рис. 5.4.1), но ведь горожан в России в 3 раза больше, чем селян. Если посчитать общую стоимость натуральных поступлений сельскохозяйственной продукции сельских жителей и горожан, то окажется, что из-за массовости городского населения вклад последних в 2003 году даже больше: 7,1 млрд. руб. против 5,7 млрд. (рис. 5.4.2).
Рисунок 5.4.1. Натуральные поступления на одно домохозяйство в селах и городах,2002, руб. в месяц
Рисунок 5.4.2. Суммарные натуральные поступления из своего хозяйства в городе и в деревне, 2002, млрд. руб.
Источник: Сельскохозяйственная деятельность 2003: 151.
Производство горожан можно рассматривать двояко: как сельскохозяйственное производство в самом городе и как агрорекреационную деятельность горожан в сельской местности.
Городское жилье сельского типа
Если из числа формальных, статистических горожан изъять тех, кто проживает в городе в классическом сельском доме без удобств, доля городского населения страны не превысит 60 %.
Обычно города выделяются по размеру поселения и роду занятий его жителей. В городе должно проживать не менее 12 тыс. человек, а в сельском хозяйстве должно быть занято не более 15 % экономически активного населения (Российский энциклопедический словарь 2000:381).
Тем не менее в России насчитывается более 170 городов с населением менее 12 тыс. жителей. А говорить об отсутствии сельскохозяйственных занятий при таком развитии индивидуального сельского хозяйства горожан на дачах, огородах или прямо под окном дома, не приходится. Попробуем использовать иной критерий выявления городского и сельского образа жизни на бытовом уровне.
Во многих городах сельская застройка «частного сектора» – обычное явление. Характерным признаком сельского дома в России можно считать уборную во дворе, т. е. отсутствие канализации. Например, в г. Чермоз на Каме канализацией оборудован i% жилого фонда, в г. Холм Новгородской области – 4 %. Очевидно, что эти городки по стилю жизни мало чем отличаются от сельской местности. А таких городов сотни.
Благоустройство зависит от населения города (табл. 5.4.1). В крошечных городах (менее 10 тыс. жителей) неблагоустроено более половины жилого фонда. По мере роста размеров городов заметно растет и этот показатель. Определенным рубежом служит людность в 100 тыс. жителей, когда он поднимается до 85 %. Но встречаются средние и даже большие «полусельские» города. В основном они расположены на юге Европейской России. Так, в г. Борисоглебске Воронежской области (65 тыс. жителей) жилого фонда, оборудованного канализацией, всего 44 %, в Михайловске (Волгоградская обл.) – 46 %, Новошахтинске (Ростовская обл.) с населением в 103 тыс. жителей – 49 %. Даже город Шахты, где живет 225 тыс. человек, обустроен канализацией всего на 59 %.Таблица 5.4.1. Уровень благоустройства в городах разной
Хорошим благоустройством, помимо столиц и крупных городов, отличаются новые города, строившиеся часто «с нуля» и потому с соблюдением всех норм и правил. Типичные примеры – атомграды и наукограды. Всего городов, где удобства есть менее чем в трети жилого фонда, в России насчитывается 70, в 122 центрах ими обеспечено от трети до половины жилья, еще в 225 – до двух третей. А это значит, что эти одна-две трети жилья сконцентрированы в многоэтажных домах в компактных районах, а оставшаяся большая часть территории города – это частные домики с огородами. Лишь 143 города в России из 1098 обеспечены канализацией на 95-100 %. Около 40 % наших городов имеют сельское или полусельское обустройство. А это значит, что есть огород, часто птица, а порой и крупный и мелкий скот – т. е. полноценное индивидуальное сельское хозяйство. Именно отсутствие канализации, а не газа и даже не водопровода в России – верный признак застройки сельского типа и наличия своего пусть небольшого, но сельского хозяйства. Отсутствие элементарных удобств – поистине ключевой индикатор реальной урбанизированности (Город и деревня 2001: 400–414; Нефедова 20036:20–26). Правда, в последние годы в городах все больше появляется отдельных каменных домов со всеми удобствами. Но пока это удел небольшой социальной прослойки богатых. Если не учитывать рурбанизацию (проживание сельских жителей в многоэтажных домах, что не избавляет их от непременных огородов рядом) и из числа формальных, статистических горожан изъять тех, кто проживает в городе в классическом сельском доме, доля оставшегося городского населения страны не превысит 60 % (Нефедова 20036:21).
В Центральном Черноземье и на Северном Кавказе она составляет лишь половину населения.
Сколько продовольствия дают городские огороды и скотные дворы?
Пример Самарской области
В пределах городской черты производится 7 % мяса, 4 % молока и 11 % овощей, получаемых во всех хозяйствах населения Самарской области.
Обратимся к одному из регионов России как наглядному примеру выживания горожан. В таблице 5.4.2 даны некоторые характеристики сельскохозяйственной деятельности в городах Самарской области.
Есть там и коллективные предприятия, что видно по доли сельскохозяйственных угодий и даже зерновых культур в пределах городской черты. В некоторых городах сельхозугодья составляют половину и более территории. Но главное – это хозяйства самих горожан, не только дачно-садовые, но и приусадебные. Например, уровень оснащенности канализацией жилого фонда в г. Октябрьск составляет 58 %, в г. Похвистнево – 64 %, в г. Кинель – 68 %. В целом в пределах городской черты производится 7 % общего объема мяса, произведенного в хозяйствах населения Самарской области, 4 % молока и и% овощей.Таблица 5.4.2. Сельскохозяйственное производство в городах Самарской области: в крупных коллективных предприятиях (КП) и хозяйствах населения (ХН), 2002
Источник: Сельское хозяйство 2003.
В период реформ на большей части сельской местности России площади пашни стали использоваться менее интенсивно. Посевные площади теперь, как правило, намного меньше пашни, т. е. значительные территории пахотных земель заброшены. В пределах же городов посевные площади, как правило, не меньше площадей, официально считающихся пашней, а даже превышают их. То есть в городах распахивается все, что только можно, и даже больше. Это говорит о высоком уровне интенсивности сельскохозяйственного использования городских земель.
Сельское хозяйство процветающего и умирающего города
В отличие от деревушки, отрезанной от мира тайгой, переход города на самоснабжение продовольствием – это нонсенс. Но в современной России можно встретить и такое.
Парадоксальный пример – сельское хозяйство в Москве, где к концу XX века оставалось 30 коллективных предприятий, занимавших 4,8 тыс. га, или 4,5 % городской площади (Доклад 1998). Расположены они в основном за кольцевой автодорогой (МКАД) на территориях, присоединенных к Москве в качестве резерва массовой застройки.
Но некоторые тепличные комбинаты («Горьковец», «Московский», «Белая дача») частично расположены и внутри МКАД.
На западе столицы поражает соседство «элитного» жилого района Крылатское с тепличным комбинатом «Матвеевский» и полуживыми убогими деревеньками Терехово и Нижние Мневники. Земли бывшего совхоза «обкусаны», но около 150 га земли (из былых 420) на пойме Москвы-реки и 300 работников к 2000 году у него еще оставались.
За эти земли шла ожесточенная борьба. Существование таких угодий в столице возможно только благодаря аграрным земельным льготам. Сельхозпредприятия обычно освобождены от арендных платежей, а ставки налога на землю для них минимальны. Но и его они не платят.
В 1998 году плата взималась только с 3 % сельскохозяйственных земель столицы (Там же). Понятно, что городская администрация пытается перевести их пользователей в категории, обязанные платить за аренду все 100 %.
Кроме того, в Москве до 100 га в конце 1990-х годов занимали земли приусадебных хозяйств населения таких же деревень, как Терехово. Есть в столице и дачи – на 282 га, и садоводческие участки – на 120 га. Так что около 500 га занимали в Москве частные аграрные хозяйства. Для них федеральным законодательством также снижена арендная плата.
Все эти землепользователи вытесняются из города – слишком дорога здесь земля. Совсем иная ситуация, когда люди вынуждены выживать в городе только своим натуральным хозяйством. В отличие от деревушки, отрезанной от мира тайгой, переход города на самоснабжение – это нонсенс. Но в современной России можно встретить и такое.
Город Кйзел, основанный в конце XVIII века на северо-востоке Пермской области, к началу XX века имел 7 тыс. жителей и добывал 18 % каменного угля России в ее современных границах. Пик роста города и добычи угля в нем пришелся на 1940-1950-е годы, когда там было более 30 шахт. Потом на район с его дорогим углем стали смотреть как на обузу. Его доля в российской угледобыче к 1985 году упала до 1,5 %. В конце 1990-х все шахты Кизела в течение двух лет были закрыты. Предполагалось, что с закрытием главных угольных предприятий начнут развиваться иные виды занятости, но для этого ничего не было сделано. Правда, шахтерам были обещаны жилищные сертификаты, позволяющие переехать в другое место и купить там квартиру. Но получили их только 10 % из тех, кому они полагались. Остальные ждут. Весь ужас ситуации заключается в том, что устройство на другую работу автоматически лишает бывшего шахтера возможности получить такой сертификат. Вот и вынуждены люди выживать как придется. Работают в сорокатысячном городе только администрация и социальная сфера. Большая часть остальных предприятий – пищевые (кроме хлебозавода), швейная фабрика – тоже стоят. К 2000 году от былого промышленного производства города остался всего 1 %!
Летом 2002 года мы наблюдали в Кизеле вопиющую разруху. Пустыми глазницами зияли скелеты покинутых многоквартирных домов. Грустно, когда умирает лесная деревня, но остатки срубов быстро зарастают иван-чаем, крапивой, березой; природа стирает следы людского жилья, как будто его и не было. А каменные развалины пугают очень долго. Хорошую трехкомнатную квартиру в Кизеле можно было купить за 200 долларов. Только никто не хочет здесь жить. За 1990-е годы население города сократилось почти на треть. У оставшихся есть огороды в ближайших окрестностях – без них вообще многим грозил бы голод. Главное – картошка, без нее зиму не прожить. Сооружаются из подручных материалов и примитивные теплицы для овощей. Отчасти спасают и лесные ресурсы, главным образом, грибы. Но выживать становится все труднее.
Конечно, такие города для России не типичны. Даже в тяжелые 1990-е годы российская экономика как-то работала, хотя и с перебоями, в частности, в выплате зарплат. В случае же с Кизелом, когда целый город оказывается вычеркнутым из экономики, и огороды не помогают. Зато в маленьких городках, таких, например, как Ивановская Южа (город, где в середине 1990-х годов была самая высокая официальная безработица в России – 40 %), и даже подмосковная Верея, население может месяцами и годами существовать на подножном и огородном питании. Но даже в таком полуголодном состоянии, когда из соседних колхозов воровалось все, что растет на полях, люди не брали пустующую колхозную землю, чтобы расширить хозяйство и улучшить свою жизнь.
Исследования черноземных районов показывают, что доход от своего хозяйства в малых городах может быть даже большим, чем в деревне (табл. 5.4.3), а роль сельского хозяйства за постсоветское время возросла в городах сильнее, чем в деревне.
Таблица 5.4.3. Результаты обследования индивидуальных хозяйств в Курской областиИсточник: Клюев, Яковенко 2005: 375-
Надо сказать, что огороды в городах, перетекающие в пригороды, – не есть что-то специфически российское. Международный проект «Сжимающиеся города» (Schrumpfende Stadte 2004) показал, что городские «шанхаи» с кибитками и огородиками характерны для многих депрессивных городов Европы и Америки: например, в самом центре Детройта на севере США, потерявшем половину прежнего населения, есть целые ареалы огородов. Разница только в том, что в России это явление почти повсеместное и связано не столько с депрессивностью городов, сколько с их давней и устойчивой руральностью (как, например, в Самарской области – одном из лучших регионов России).
Горожане в сельской местности
Дача как собирательное понятие не есть продукт какой-то особой «русской ментальности». Это результат вписывания естественной для всех народов тяги к совмещению достоинств городской и сельской жизни в конкретные условия России.Для России последнего десятилетия были характерны два разнонаправленных процесса: с одной стороны – глобализация общества, а с другой – еще большая его рурализация (Зубаревич 2003:129). Причиной интенсивной рурализации была не только недостаточная инфраструктурная обустроенность городов, не выдерживающая напора российской урбанизации, но и возникшая перед городскими жителями необходимость вести за городской чертой собственное хозяйство, которое в значительной мере позволяло им выжить и до кризиса, и в 90-е годы.
Вернемся к таблице 4.2.3, в которой показаны излишки в производстве хозяйств населения для собственного пропитания. Больше всего этих излишков в Северо-Западном и Центральном районах, т. е. в районах максимальной депопуляции сельского населения. Значит, сельским хозяйством там в основном занимаются городские жители.
Таблица 5.4.4 показывает долю горожан, имеющих свое сельское хозяйство в разных районах России. Если сравнить данные таблицы 5.4.3 с данными таблицы 1.4.2, будет видно, что горожане тратят на сельские занятия в 2–3 раза меньше времени, чем собственно сельские жители. В этом нет ничего неожиданного, однако, если поделить 500–600 часов ежегодной сельской занятости горожан на 4 теплых месяца, в течение которых проводятся все основные сельскохозяйственные работы, окажется, что в это время городские жители проводят на огородах по 4–5 часов в день – по сути, для них это вторая работа.Таблица 5.4.4. Индивидуальные и садоводческие хозяйства населения в Псковской, Орловской и Ростовской областях в середине 1990-х годов
Источник: Harm Tho Seeth, Chachnov, Surinov 1998.
Если учитывать садово-дачную сельскохозяйственную деятельность горожан, то пропасть между городской и сельской жизнью, городским и сельским трудом будет более условной. Многие горожане душой погружены в «сельские заботы» и предаются им со страстью. Неважно, расположен ли участок рядом с городским домом или же за сотни километров от него. Не является секретом и тот факт, что эту деятельность горожане ведут и тогда, когда ее экономическая целесообразность сомнительна, то есть по инерции, а точнее – по традиции, переплавленной во внутреннюю потребность. Можно выделить три основных причины тяги горожан к сельскому хозяйству.
Первая и основная причина – экономическая. Это постоянный дефицит продуктов в прошлом и денег – сегодня. Дефицит заставляет людей, особенно со скромным достатком, заниматься частичным обеспечением себя продовольствием на своих огородах летом и делать заготовки на зиму, независимо от рода городских занятий. Вторая причина – быстрая и недавняя урбанизация. В России мало горожан, которые прожили бы в городе несколько поколений, множество людей сохранило крестьянские корни, а то и родственников в деревне, включая престарелых родителей, которых они регулярно навещают, а зачастую и «замещают» на огороде. Третья причина – социально-экологическая: бегство на дачу и временная перемена занятий для многих горожан является отдушиной. Не имея возможности постоянно жить в собственном доме в пригородах, как на Западе, бедное население России использует в этих целях деревню с ее сельскохозяйственным укладом.
В России, как везде в мире, миграционные тенденции неодинаковы для разных социальных слоев: где-то они центростремительные, где-то – центробежные. Последние часто преувеличивают, указывая на «новорусские замки», заметные близ крупных городов и вдалеке от них и похожие (если не видом, то уровнем удобств) на дома в западных субурбиях и эксурбиях. Но ведь имущественный слой их возможных владельцев у нас так тонок! Первые ростки субурбанизации налицо. Только статистика тут бессильна: владельцы вторых жилищ зарегистрированы в московских квартирах. Другое дело – массовая летняя деконцентрация горожан, более 60 % которых, по статистике, имеют за городом нечто, собирательно называемое дачей, плюс те, у кого в деревне (малом городе) имеется наследный или купленный дом – та же дача.
Дача – понятие обобщающее. Типы «усадеб» и образа жизни в них сильно варьируют. Можно выделить четыре основных типа: собственно дачи, сады-огороды, сельские дома и «новорусские виллы» («замки»).
Дачи — самый старый тип, характерный еще для столичных пригородов царской России. Под Москвой к 1917 году насчитывалось около 20 тыс. дач (Хауке 1960:15). Они долго оставались привилегией элиты, причем аграрное использование немалых участков (до 50 соток), развиваясь с середины века, не было особенно интенсивным. На них до сих пор сохраняются лесные деревья, поляны и т. п. Условия многих дач, хотя и далекие от комфорта «коттеджей», все же позволяют жить там не только летом, но и зимой. Статистика до сих пор не относит классические дачные массивы к категории земель сельскохозяйственных производителей, хотя непременные грядки с картофелем, овощами и клубникой есть и там.
Сады и огороды — самый массовый тип агрорекреационного землепользования, распространившийся после войны вокруг всех значительных городов. В 1950 году в садоводческих кооперативах числилось 40 тыс. членов, в 1970-м – 3 млн. К 1990 году садовые участки имело 8,5 млн. семей, а коллективно-огородные – 5,1 млн. Теперь «садоводов» – 14,5 млн. семей, а огороды остались у 4,3 млн. (Сельское хозяйство, охота и лесоводство 2004:94). Эти «фазенды» имеют двух предков: 1) дачи и 2) огороды, в том числе внутригородские, расширявшиеся в смутные времена. Поначалу нормы строительства были сильно ограничены властями. Переход в 1967–1969 годах на два выходных дня и появившаяся в связи с этим возможность ночевать за городом заставили власти смягчить нормы домостроительства на садовых участках, появились дома, пригодные для летнего проживания. Но эти длительные ограничения, бедность населения и временность жилья способствовали тому, что вокруг городов все равно возникли широкие пояса рекреационных фавелл, трущобные сверхгорода , по выражению Б.Б. Родомана (1993:39). Правда, в последнее десятилетие все больше наблюдается облагораживание внешнего вида садоводческих поселений, активно ремонтируются, достраиваются и строятся новые дома, ничем не уступающие дачам. Все это говорит о повышении уровня жизни среднего слоя горожан, что слабо согласуется с официальной статистикой. В отличие от садов земля под огородами не дается в собственность. Их меньшая популярность у горожан связана и с тем, что там не разрешены жилые постройки, а ездить на такие участки, как правило, неудобно и дорого.
Именно сады и огороды благодаря своей массовости долгие годы служили основным поставщиком натуральных продуктов на столы горожан. Выращивали главным образом картофель и овощи. Непременным атрибутом участков являются фруктовые деревья и ягодные кусты. Интенсивность использования 6 соток садовых участков была намного выше, чем на классических дачах. Огород и сад часто занимали все 100 % участка. Во второй половине 1990-х с уменьшением продуктового и денежного дефицита стала уменьшаться и интенсивность землепользования. На участках все чаще встречаются цветы, реже – небольшие газоны.
Покупка (наследование) сельских домов — третий тип проникновения горожан в депопулирующую деревню, получивший распространение примерно с 1970-х годов. Поначалу сделки купли-продажи носили «теневой» или фиктивный характер, дома оформлялись на местных жителей. В 1989 году особым постановлением правительства горожанам разрешили покупать дома, а затем и землю. Развалюху в полузаброшенной деревне когда-то можно было купить за 1–3 месячных зарплаты. Впрочем, полную картину выявить трудно. Неизвестно, кто из горожан купил и кто унаследовал дома в деревне, сколько времени они там проводят, как распределяют его между отдыхом и трудом на земле. Однако тот факт, что уединения вдали от шумных городов чаще ищет интеллигенция, говорит не в пользу интенсивной сельскохозяйственной деятельности. Хотя и на этих участках картофель и овощи есть непременно, но больше для удовлетворения потребностей во время жизни в деревне, а не для заготовок на всю зиму, как это часто происходит на садовых участках. Из этого контингента, в том числе и благодаря удаленности, чаще формируются и первые ростки контрурбанизации, когда одна-две городских семьи (пожилые пары) остаются зимовать в деревне. Свою городскую квартиру они обычно сдают в аренду, что дает доход, значительно превышающий пенсии.
Есть особая категория дачников – городские родственники и наследники сельских жителей, которые еженедельно ездят «на отработку» в деревню. Эта страта очень велика, и статистика уловить ее не может. При опросах в деревнях мы старались выявить долю продукции, которая уходит городским родственникам (см. табл. 4.2.5), – показатель, который косвенно характеризовал прочность связей городов и сельской местности, а следовательно, и отработку горожан на участках своих родителей в деревне. Степень связанности города и деревни зависит от степени удаленности района и от давности и глубины депопуляции. Например, и Новоузенский район на востоке Саратовской области и Валдайский район в Новгородской области удалены от крупных городов. Но Новоузенский район живет «своей жизнью», а Валдайский сохранил довольно прочные связи деревенских стариков с их уехавшими в города детьми. Особенно заметна активная сельскохозяйственная деятельность горожан в старых районах товарного производства, затронутых процессами депопуляции, например в Ростовском районе (см. раздел 2.7). Действие социальных эстафет так сильно, что горожане активно включаются в сельскохозяйственное производство, доходы от которого часто превышают их жалкие зарплаты. То же происходит и с дачниками, попадающими в такие, например, районы товарного производства огурцов, как Луховицкий.
Растущие потребности горожан, особенно москвичей и петербуржцев, во втором дачном жилье способствуют сохранению многих формально умерших деревень. Многие из них летом оживают. Сезонное заселение горожанами сельской местности начинается с пригородов, но захватывает и глубинные районы. Например, в Переславском районе Ярославской области к 26 тыс. человек местного сельского населения каждое лето добавляется 37 тыс. семей из Москвы и Подмосковья (как минимум 70 тыс. человек), купивших дома в здешних деревнях. Еще 13 тыс. москвичей – члены местных садоводческих и огородных товариществ. Значит, летом сельское население этого района увеличивается почти в 4 раза. Даже за 400 км от Москвы в Валдайском районе Новгородской области (см. раздел 2.5) в летний период население увеличивается с 3 с лишним раза. В деревнях без постоянного населения появляются не только отдельные дома, но и застраиваются новые улицы. «Водораздел» дачного заселения нечерноземной деревни москвичами и петербуржцами проходит по югу Псковской и Новгородской областей.
В последние годы появилась еще одна разновидность жилья горожан в деревне, которую условно можно назвать «поместье». Дополнительно к небольшому приусадебному участку, находящемуся, как правило, в собственности хозяев, арендуется довольно обширная территория из земель администрации или колхоза. Поместья есть и в пригородах, где они доступны супербогатым. В глубинке же возможность прирезать к своему участку кусок земли с лесом, хорошим видом на реку или озеро и т. п. по силам и обычному горожанину, сумевшему договориться с местными землевладельцами. Площади таких поместий могут достигать нескольких десятков и даже сотен гектаров. Иногда местные власти требуют от арендаторов сельскохозяйственного использования части земель, что те имитируют с большим или меньшим успехом. Но главная их цель – отгородиться от мира не забором, а пространством – весьма далека от сельского хозяйства.
Рисунок 5.4.3. Зоны дачного разрастания Москвы и Петербурга
И все-таки глубже всего горожане вросли в сельскую среду пригородов. Именно там возник четвертый тип загородных усадеб — «новорусские виллы». Их мини-замковый облик и резкий контраст с окружением наводят на не самые благородные мысли. Похоже, новые капиталисты следуют девизу о доме-крепости, подтверждая тезис о выпадении в нашем социуме и культуре ряда средних этажей. Это делает современное русское общество, скорее, атомизированным и индивидуализированным, чем коллективистским. Пригородные виллы своими размерами и богатством больше напоминают шикарные курорты, чем обычные пригороды западных городов. Это выплеск капиталов из крупнейших городов, а не их реальное разрастание. По нашим периодическим наблюдениям, большая их часть обитаема в выходные дни и летом, в остальное время обитаемы не более 1/4 особняков, в лучшем случае, там проживает сторож. То есть используются они почти так же, как и классические дачи. Сельское хозяйство на участках, как правило, не ведется, и отличаются они лишь тем, голый там газон или газон с цветами.
Таким образом, субурбанизация (переселение горожан в пригороды) в России в отличие от западных стран имеет все еще в значительной степени сезонный или недельный ритмы и почти всегда связана с наличием второго жилья дополнительно к городской квартире. При этом захватывает она не только наиболее обеспеченные группы населения, но гораздо более широкие его пласты. Более того, контрурбанизация (переселение в сельскую местность) началась в России именно с прослойки бедных, часто пенсионеров, бегущих в свои кое-как утепленные сельские и дачные дома от дороговизны городской жизни и использующих городские квартиры как источник средств существования.
В целом дача как собирательное понятие не есть продукт какой-то особой русской ментальности. Это результат вписывания естественной для всех народов тяги к совмещению достоинств городской и сельской жизни в конкретные исторические и географические условия России.Дачники и местное население
Городские дачники спасают деревни как поселения и отчасти обустройство прилегающей местности, но не сельское сообщество и сельское хозяйство.
Отношения селян и горожан, купивших или построивших дома в деревнях России, далеко не идилличны. Вот нечто вроде типового портрета якобы умирающей, а на самом деле обновляющейся дачной деревни в нечерноземной глубинке, скажем, в соседней с Подмосковьем Смоленской,
Тверской или Ярославской областях, выживающей благодаря горожанам, которые грезили о настоящей избе в деревне где-нибудь поглуше.
Добираться до нее очень долго и трудно. На машине сейчас это занимает 5–6 часов. Но дорогу до деревни провели совсем недавно.
А прежде из Москвы надо было ехать на электричке или поезде дальнего следования, как правило, 4–5 ночных часов, потом на автобусе, который и ходит-то несколько раз в день, а потом еще и пешком через лес.
Вот такая глушь. А от Москвы это всего-то километров 200. Многие и по сей день так добираются, ведь стремится в такие районы определенный слой не очень богатых людей.
Было в деревне 40 домов и отделение колхоза. Все поля вокруг засевались общими силами хозяйства, при этом местный бригадир-трудоголик держал своих подчиненных в ежовых рукавицах. С колхозным стадом в 200 голов лихо управлялся бессменный пастух, который попивал, но знал свое дело.
Теперь в селе осталось га домов местных жителей, в том числе две бездетные семьи и две – с детьми (из этих четырех семей две – семьи хронических алкоголиков). Остальные местные – старушки, уже не работники даже в своем хозяйстве, поэтому на все село остались лишь две частные коровы (хотя раньше их было много). Колхозное стадо исчезло давно, как только состарился и ушел на пенсию пастух. Пришедшие ему на смену работники то теряли коров, то уходили в запой. Часть общественных коров в реформенный период зарезали, остальных отдали в центральную усадьбу. Поля тоже не пашут, хотя «акционерное общество», в которое переименовали колхоз, существует, и на некоторых полях, давно засеянных многолетними необновляемыми травами, косилки скашивают сено. Остальные зарастают лесом. Отделение колхоза закрыли, как только ушел бригадир, работников по старости не стало – молодые в колхоз не идут. Ведь заработков и так достаточно. Главное – это лес. Торговля лесом очень выгодна, тем более что вся она носит «теневой» и полукриминальный характер. А спрос есть. И основной спрос связан со вторым дыханием этой деревни – дачниками. На самом деле деревня не умирает, она обновляется. Из 40 домов более половины уже принадлежит москвичам, приезжающим сюда на лето. Есть жители и других городов, но мало. Постоянно живет в деревне лишь одна городская семья, сдавая в аренду московскую квартиру. Первые дачники появились в этой глуши еще 20 лет назад. Соблазнили друзей приобрести почти даром дом по соседству, те – своих друзей. Так и сформировалось тесное сообщество из другой жизни, которое лишь отчасти пересекается с местным населением. Поначалу у чужаков били стекла, каждую зиму «чистили» дома, унося все до мелочей. Потом, познакомившись ближе, смирились и даже подружились с новыми соседями. Однако ощущение чужеродности у горожан не прошло, хотя экономические интересы тесно связывали оба сообщества. Дачники нуждаются не только в стройматериалах, у местных жителей они покупают молоко, картофель и овощи. Сбор клюквы и ловля рыбы тоже стали хорошим промыслом для селян. Число дачников все расширяется. Однако прежний баланс интересов и отношений двух сообществ постепенно разрушается. Раньше местные охотно подрабатывали у дачников, теперь старые работники умерли и поставить забор некому: жители деревни не берутся. Даже для ремонта, не говоря уже о строительстве, приглашают молдаван, работающих на соседних стройках. Прежний натуральный обмен: горожане – дефицитные продукты из Москвы, местные – картошечка и молочко – нарушен. Все только за деньги и по немалым ценам. Новые алкоголики гораздо агрессивнее прежних. И дом, уходя в лес, не оставишь открытым. По мере расширения числа дачников, уменьшения и качественного изменения местного сообщества, былая помощь дачникам через стадию взаимодополнения переходит к стадии разделения двух сообществ с последующим отторжением горожан местными жителями и паразитировании на них. Эти конечные стадии наиболее выражены в Подмосковье, где давно уже при обилии местных безработных невозможно найти за умеренные цены любого работника и где работают в основном приезжие из стран СНГ. Примиряет местное и дачное сообщества только переходная страта – городские родственники местных жителей, менталитет которых все в большей степени дрейфует в сторону горожан. А также заинтересованность горожан в том, чтобы в деревне хоть кто-то жил в зимний период, когда их дома пустуют.
Как видно на этом примере, даже при сохранении благодаря дачникам и некотором улучшении общего облика деревни, что в более отдаленных местах бывает далеко не всегда, местное сельское сообщество в результате депопуляции и многих других причин все равно деградирует. Присутствие дачников даже убыстряет эту деградацию. Горожане, таким образом, спасают обустройство местности, но не сельское сообщество и сельское хозяйство.5.5 Разнообразие частных хозяйств в России
На значительной части Европейской России индивидуальные хозяйства, даже по заниженным статистическим данным, используют гораздо больше земель, чем фермеры. Граница между фермерами и хозяйствами населения состоит не в статусе хозяйства, а в степени его товарности.
Классификация частных хозяйств – весьма сложная задача ввиду их огромного разнообразия и множества критериев, по которым их можно классифицировать. В официальной статистике выделяются хозяйства фермеров и хозяйства населения, которые в свою очередь делятся на личные подсобные хозяйства, сады и огороды. Дачи и индивидуальное жилищное строительство не входят в состав сельскохозяйственных производителей и учитываются только в земельной статистике. Нет данных о коттеджных поселках. Сложно найти информацию о тех, кто вышел из колхоза со своим паем, но не оформил фермерского хозяйства; тем более трудно отыскать сведения об арендаторах, деятельность которых обычно нигде не фиксируется. Данные о малых предприятиях имеют свои особенности учета. Зато в статистике фигурируют сельскохозяйственные организации или предприятия, которые могут быть государственными, муниципальными и частными. Но последние обычно считаются частными только потому, что их земли и имущество формально разделены на паи, хотя и используются предприятием, как прежде. Поэтому мы их не относили к частным хозяйствам.
Ученые давно предлагают разные критерии учета разнообразия сельскохозяйственных производителей (хотя не все частные хозяйства, использующие землю, производят сельскохозяйственную продукцию). Например, критерии формальности (зарегистрированная или незарегистрированная деятельность), масштабов (крупный, средний и мелкий бизнес), способа осуществления деятельности (семейный бизнес, использование наемного труда, кооперация с партнерами), рентабельности и т. п. (Калугина 2003). К этим основным признакам можно добавить классификации по специализации частных хозяйств, по формам землевладения, по происхождению и уровню развития, по географическому положению. Многие из этих критериев рассматривались в нашей книге.
Приведем здесь два примера классификации частных хозяйств.
Первый представляет собой попытку выявления разных региональных сочетаний частного землепользования на основе официальных данных о фермерах, личных подсобных хозяйствах населения, садах и огородах. Он, за неимением другой, опирается на заведомо неполную информацию (данные о площадях земель, используемых сельским населением, занижены, многие землепользователи не учитываются). Второй подход учитывает не только более широкий круг частных хозяйств, но представляет собой попытку найти общий критерий классификации самых разных хозяйств. Таким критерием может служить товарность, позволяющая выявить характер хозяйства и его вклад в агропроизводство.
Географическую типологию частного землепользования можно построить на основе соотношения земель фермеров, личных подсобных хозяйств, а также садов и огородов (рис. 5.5.1). На большей части Европейской России индивидуальные хозяйства даже по заниженным данным используют гораздо больше земель, чем фермеры. Последние занимают более обширные площади лишь в зерновых районах Поволжья, Северного Кавказа и юга Западной Сибири. А сады и огороды, которыми отнюдь не исчерпывается разнообразное присутствие горожан в сельской местности, наиболее значимы в Подмосковье и Ленинградской области.
Усредненные по регионам данные во многом затушевывают разнообразие землепользования внутри регионов, особенно сильное в Нечерноземье. Здесь вблизи городов велика роль дачно-садоводческого землепользования горожан. По мере удаления от крупных городов, в переходной от пригородов к периферии зоне, возрастает роль фермеров и индивидуальных хозяйств. А в глубинке явно преобладают хозяйства сельских жителей с вкраплениями земель единичных фермеров и отдельных облюбованных дачниками сел в особо живописных местах. На юге и в Поволжье роль фермеров часто возрастает не только на полупериферии, но и к окраинам регионов, сглаживая тем самым контрасты в землепользовании. А в зерновых районах, как уже говорилось, фермеры по размеру используемых земель явно превосходят индивидуальные хозяйства.
Второй подход, основанный на товарности, выстраивает все частные хозяйства в ряд по мере ее уменьшения.
Напомним, что в разделе 4.2 хозяйства населения были условно разделены нами на три группы: 1) товарные, работающие на рынок, продающие более половины того, что производят и, как правило, имеющие основной доход от продажи своей продукции, 2) малотоварные, которые продают меньшую часть своей продукции и где доход от продаж является дополнительным подспорьем к основному заработку или пенсии, з) нетоварные, производящие продукты для собственного потребления.