Необыкновенные собеседники
Шрифт:
«Торжественное заседание в честь сорокалетия сценической деятельности заслуженного артиста Александра Ивановича Южина открывается!» Ермолова произнесла эти слова чуть слышно, дребезжащим голосом. Она сказала несколько слов, обращаясь непосредственно к юбиляру. Голос ее звучал так тихо, что до середины зала донеслись только два ее слова «Прелестный юбиляр...».
Южин подошел и низко склонился к ее маленькой ручке. Она поцеловала его в лоб. Южин отошел и снова опустился в предложенное ему кресло с левой стороны сцены.
Ермолова, поддерживаемая Сакулиным и Давыдовым, села. Вместе с ней в безмолвии садился весь зал.
Первым говорил профессор Сакулин. Он говорил о деятельности А. И. Южина в Малом театре, употребляя глаголы исключительно прошедшего времени, словно Южин уже не жил на свете. Главная заслуга Южина, мол, в том, что он сумел стать звеном, соединявшим русского актера и русский театр с русской общественностью. После его речи Ермолова поднялась с помощью своего соседа — Давыдова. Она слишком устала, должна уехать и председательский пост по старшинству передает В. Н. Давыдову. Когда, поддерживаемая с двух сторон провожатыми, она очень долго и медленно покидала сцену, зал снова стоял и рукоплескал, глядя ей вслед.
После ухода Ермоловой на трибуну поднялся Николай Эфрос — один из наиболее серьезных театральных критиков предреволюционной России. Из всех говоривших в этот вечер Эфрос единственный, кто вспомнил об актерском искусстве Южина. Он предупредил, что его мнение о Южине «особое», свое, субъективное. Он просит извинения у Александра Ивановича, но говорить о нем иначе, чем он сейчас говорит, не может. И так же, как и у Сакулина,— историческая ретроспектива, глаголы только в прошедшем времени. И какая-то особенная осторожность в выражениях, словно боялся, чтобы его не приняли за чересчур пламенного поклонника Южина. Эфрос неожиданно заговорил о «склоне деятельности Южина», но вдруг спохватился, смутился и поспешил поправиться: «последнего периода деятельности Южина в Малом театре».
В отличие от Сакулина и Николая Эфроса, третий оратор, профессор Шамбинаго, вышел не в сюртуке, а в визитке. Речь еГо была очень длинной и посвящена Южину-драматургу.
Наконец официальные доклады окончены. В. Н. Давыдов зачитал трогательные письма Мичуриной и А. Ф. Кони и предоставил слово Владимиру Ивановичу Немировичу-Данченко.
Друг отроческих лет юбиляра вспоминал о пятидесяти годах дружбы с Южиным. О том, как они вместе учились в гимназии, вместе писали пьесы и по очереди выходили раскланиваться в театре и как позднее Южин ревновал Немировича к Художественному театру.
После Немировича говорил еще кто-то. И последним речь произнес Давыдов. Он читал с листа. То и дело звучали слова «прелестный», «красота», «благотворный», «волшебство», и ни одно из них не прозвучало сусально, слащаво. А ведь тогда ох как все были настороженны ко всякого рода фальши, сусаль-ности, сладкоречию! А вот Давыдов сумел произнести все эти штампованные, засахаренные слова так, что они прозвучали внове, свежо, словно только что были найдены им — впервые открыты.
Давыдов кончил и в пояс поклонился Южину за то, что тот высоко держал знамя традиций, которые, как выразился Давыдов, «единственно настоящие у актера».
И снова зал встал, когда слова попросил юбиляр. Южин сравнил себя с электрической лампочкой, которая горит только потому, что в нее вливается ток извне. Затем он поблагодарил актеров, публику, под гром аплодисментов перешел из объятий Давыдова в объятия Яблочкиной, и чествование завершилось концертом. Выступали М. Ипполитов-Иванов, Вячеслав Сук, Мигай, Минеев, квартет имени Страдивариуса...
Еще не были сданы в архив газеты со статьями о юбилее Южина, как уже начали появляться статьи к юбилею театра Корша.
Сорокалетие Корша — юбилей всего русского частного театра. До Корша всякая попытка создать в Москве театр, который существовал бы рядом с казенными — императорскими театрами, неизменно бывала тщетной. Правительство не разрешало частной конкуренции с императорскими театрами. Только в 1882 году царское министерство внутренних дел официально отменило казенную монополию на театры. Однако охотников конкурировать с императорской сценой было мало. Тридцатилетний Федор Августович Корит оказался первым, кто поспешил воспользоваться отменой монополии на театры. Это
193
7 Э. Миндлин
был широко образованный русский интеллигент, кончивший Лазаревский институт (восточных языков) и юридический фц-культет Московского университета. Еще недавние мечты об адвокатской карьере были оставлены, и Федор Корш возгорелся новой мечтой — создать Русский драматический театр, независимый от правительства. 30 августа 1882 года новый театр, носящий имя его основателя и владельца, открылся в Камергерском переулке в нынешнем помещении МХАТа, а в 1885 году перебрался в новое, специально отстроенное Коршем и хорошо известное всей дореволюционной Москве — красное кирпичное здание в стиле русского терема в Богословском пере улке.
В сезон 1922 года на афишах театра Корша стояло напоминание: 41-й сезон! Правда, последние пять лет театр Корша существовал без Корша: престарелый Федор Августович еще в 1917 году продал свой театр М. М. Шлуглейту. С началом нэпа частновладельческий «Корш» возродился — Шлуглейт оставил старую заслуженную вывеску театра, и даже когда впоследствии, примерно через год после торжеств сорокалетнего юбилея, театр переименовали в Театр комедии, старые москвичи по-прежнему называли это красное теремковое здание театром Корша. Для этого были некоторые основания: в переименованном театре Корша играли великолепные актеры, знакомые старой Москве по театру Корша. Едва ли не самым популярным из актеров старого и нового Корша был блистательный Н. М. Радин.
Особенностью старого Корша были еженедельные премьеры. Чаще, чем в прочих театрах, давались премьеры и в новом Корше. Репертуар Корша в предъюбилейный год свидетельствовал о серьезных намерениях новых руководителей. Шли «Дон Карлос» Шиллера, «Освобожденный Дон-Кихот» Луначарского, «Любовь, книга золотая» Алексея Толстого, «Здесь славят разум» Василия Каменского, «Опыт мистера Вэббе» Волькенштейна. К театру относились по-прежнему с уважением.
Итак, 16 октября 1922 года в театре Корша начались юбилейные торжества. Основатель театра Федор Августович был еще жив, но стар, немощен и приехать в Москву не мог. Жил он поблизости от Москвы — в Голицыно в собственном доме, в том самом голицынском доме, где ныне писательский Дом творчества, так хорошо знакомый многим из нас.