Непробиваемые. Истории о лучших вратарях мира
Шрифт:
Во Вторую мировую он служил в армии в Иране, тогда-то его вратарские способности и начали проявляться в полную силу. И хотя он был ростом всего 172 сантиметра – что было совсем мало даже для вратарей тех лет, – благодаря своей удивительной прыгучести он получил прозвище «Тигр», которое дали ему офицеры. Будучи прирожденным атлетом, Хомич также был искусным гимнастом, пловцом и ныряльщиком, а также неплохо играл в волейбол и шахматы. Он был бескомпромиссным трудягой, упорно работавшим на тренировках, но также находил время для размышлений об игре и развитию новых способов выхода из обороны в атаку через броски.
Ему было уже 25 лет ко времени дебюта
Хомич был так почитаем, что, когда «Рейнджерс» приехали с турне в Россию в начале 1960-х, газета Daily Express попросила своего сотрудника Джеймса Сандерсона взять у него интервью. После бесплодных попыток отыскать вратаря Сандерсон решил присвоить гонорар, предназначавшийся Хомичу за интервью, и написал для газеты колонку, после которой его долгие недели терроризировали звонками футболисты «Рейнджерс», представлявшиеся советскими чиновниками, угрожая ему судом за неверно истолкованные слова товарища. К тому времени Хомича уже давно вытеснил как из состава «Динамо», так и из людских сердец Лев Яшин.
Родившийся в 1929 году, на 9 лет позже Хомича, Яшин потерял свою мать в шестилетнем возрасте из-за туберкулеза. Через пять лет Германия напала на СССР, что привело к тому, что ему пришлось совмещать учебу в школе с помощью армии в тылу: он работал вместе с отцом на заводе, который производил комплектующие для аэропланов «Красный богатырь» на военном предприятии в деревне Тушино, рядом с Москвой. С самого начала стали проявляться его великодушие и скромность, на которые обращали внимание все – по крайней мере, по словам Валентины. «Вторая супруга его отца сказала мне, что во время войны маленький Лева приводил домой маленького мальчика по имени Изя, который жил в большой семье, обитавшей в близлежащих бараках. Лев сказал ей, что им нечего есть, так что отец Льва и его мачеха всегда прикармливали Изю. Однажды он снял с себя свитер и отдал его Изе, сказав родителям: «В их семье много детей, и их не во что одеть».
Не то чтобы семья Яшина была обеспеченной. По правде говоря, из-за еды плохого качества, которой он питался, у него открылась язва желудка, и в 16-летнем возрасте ему пришлось какое-то время провести в здравнице на берегу Черного моря. «Жесткие тренировки не способствовали выздоровлению, – говорила Валентина, – особенно с учетом того, что Лев пахал как проклятый. За всю свою карьеру он не опоздал ни на одну тренировку. Он всегда был пунктуален и требовал того же от других. После каждой тренировки он оставался в воротах и просил кого-нибудь потренировать его ударами. Я как-то раз наблюдала за этим, но больше смотреть на такое не смогла. Мой муж принимал животом тридцать или сорок ударов невероятной силы. Мне казалось, что ему должны все внутренности выбить. Лев
После одной из побед я встретила Якушина в ресторане «Савой». Михаил Иосифович (то есть Якушин) подозвал меня к себе и спросил, не жаловался ли на него Лев. Я сказала «нет» и поинтересовалась, что произошло. «Полагаю, он был травмирован, – сказал Якушин. – На тренировке перед игрой он сказал, что чувствует боль в желудке и не может прыгать, но я попросил его прыгнуть разок. Он встал с большим трудом и возвратился в раздевалку со скоростью улитки. Но на следующий день он прыгал и бросался за мячом, как обычно…»
Боли в желудке преследовали его все время – и в конечном счете он умер от рака желудка. Поскольку у него был очень высокий уровень кислотности в желудке, он всегда носил с собой пищевую соду. И воду, когда было возможно. У него была изжога такой силы, что, если у него с собой не было воды, он не мог тратить время на поиски чашки для воды и ложки, чтобы размешать соду. Иногда он просто высыпал порошок из пакета в свою ладонь и сразу отправлял ее в рот, а затем отчаянно искал какую-нибудь жидкость, чтобы запить».
Лишь в 1944 году в футбол в Москве стали играть снова после трехлетней паузы, и тогда Яшин начал уделять игре серьезное внимание, пытаясь проявить себя в матчах за заводскую команду. Вопреки распространенному в стране стереотипу, он не очень-то жаждал стоять на воротах. «Как и все дети Москвы, я начинал пинать мяч на улицах, – говорил он. – Мои первые воспоминания восходят к тем безумным матчам. Я бы с удовольствием играл форварда, потому что обожал забивать голы, но из-за своего роста и прыгучести мне было суждено стать голкипером. Начальники команды заставили меня принять это решение».
После призыва на военную службу в 1947-м Яшина определили в московскую часть, где он, показав себя с наилучшей стороны на новой позиции, начал выступать на первенстве города в составе спортивного общества «Динамо». В июле 1949-го его заприметил Аркадий Чернышев, который впоследствии станет знаменитым на весь мир хоккейным тренером, он пригласил его в молодежную секцию центральной команды «Динамо». Той осенью молодежка «Динамо» здорово испортила настроение главной коман-де клуба – в составе которой был и Хомич, – обыграв ее со счетом 1:0 в полуфинале Кубка Москвы. Выступление Яшина привлекло внимание, и в марте следующего года его повысили до главной команды, которая отправилась в турне по Кавказу. Поначалу Лев был резервным вратарем после основного Хомича и его сменщика Вальтера Саная.
Свой шанс он получил в товарищеском матче против «Трактора» (Сталинград) (ныне волгоградский «Ротор») в 1950-м, но хуже дебюта представить себе было трудно, потому как он попал в такой переплет, который способен преследовать вратаря в кошмарных снах до самого конца карьеры. Сильный ветер помог мячу после выноса голкипера соперников долететь до штрафной Яшина. Лев вышел забрать мяч, но, держа взгляд на мяче, не заметил, как защитник Евгений Аверьянов ускорился, чтобы выбить мяч головой. Двое игроков столкнулись друг с другом, оба рухнули на газон, а мяч заскочил в сетку. Яшин потом вспоминал, как, лежа на траве, видел своих прославленных партнеров по команде, Константина Бескова и Василия Карцева, которые хохотали над ним. «Я слышал, как они говорят друг другу: где они только откопали такого горе-вратаря?» – вспоминал Яшин.