Неруда
Шрифт:
44. Настойчивые просьбы из Батавии
В 1983 году один из журналистов спросил Альбертину, хотела ли она стать женой Неруды. В ее ответе, как всегда, сквозило что-то затаенное, недосказанное. «Да. Я его очень любила, но тогда были другие времена. Я не могла…» Почему все-таки не могла?
В 1935 году Альбертина вышла замуж за Анхеля Кручагу. Почти через пятьдесят лет ее просят рассказать что-нибудь о муже, и она медленно роняет слова: «Он был на десять лет старше меня… Они совсем разные с Пабло… Анхель долго не женился. Он очень деликатный человек. Они совсем разные с Пабло (это Альбертина повторяет несколько раз). Анхель был очень выдержанным, спокойным…» Его отец был из басков — высокий, красивый, глаза голубые и густые длинные усы.
Неруда придумывал для Альбертины
Живя в Азии, поэт переписывался с Анхелем Кручагой, посылал ему письма с острова Суматры, из Батавии. Любопытная деталь: именно к Анхелю обратился Пабло с просьбой в письме из Батавии от 26 января 1931 года:
«Я женился. Будь другом, помести эту фотографию моей жены в журнале „Зиг-Заг“, на видном месте. А мой негатив в редакции есть. Мне хочется порадовать ее, сам понимаешь. Она уже многое про тебя знает. Считай, что ты в нашем доме — свой человек. Потом пришли мне два экземпляра журнала. Смотри не забудь, а то нарушишь покой моего семейного очага!»
Через двадцать дней Пабло шлет ему новое письмо, где спрашивает, отправил ли он фотографию в «Зиг-Заг», и напоминает еще раз о двух экземплярах журнала с их портретами. И другая просьба — выслать экземпляр журнала «Атенеа», где опубликовано стихотворение «Ночная коллекция».
Анхель Кручага и Альбертина Асокар сочетались браком, когда Неруда был далеко от родины. Он их поздравил. Впоследствии супруги вошли в круг людей, близких Неруде, и поддерживали с ним теплые отношения многие годы, пока открыто не появилась Матильда; она внесла полный разлад в «содружество» прежних возлюбленных и подруг Неруды, которые вполне спокойно пребывали у трона старой королевы, но сразу ополчились против победного вторжения молодой пришелицы, «чужачки». А незадолго до этих событий, 6 июля 1944 года, Неруда послал Анхелю Кручаге изумрудную бабочку и сонет из Мичиокана, а может, из своего дома «Лос Гиндос»… «Приклей эти легкие крылышки / себе на спину, / чтоб парить над весенними крышами / и видеть всегда Альбертину…» [57]
57
Перевод Л. Вышеславского.
Пройдут годы, и Неруда вспомнит об Альбертине-Росауре в «Мемориале Исла-Негра»: «Любовь, как топь, ты затянула нас, / и мы упали, пронзенные блаженством острым… / О страсть двух тел, сплетенных / без слов, в священной клейкой влаге…»
Это потрясение, эта любовь навсегда вошла в жизнь поэта, и память о ней не тускнела. «Там порванные простыни остались…» Поэту видится, как Росауру уводит вода, время, как его город уносит река. Неруда называет в стихах точную дату этой любви — цифру за цифрой — «один, девять, два, три — 1923 год». И все эти цифры падают в воду. Росаура давно забыла далекие дни «на улице Сасьё иль на уютной площади / Падура, в пьянящем аромате роз / той комнатки, что приютила нас».
Это любовь бедных студентов… Окно, «оно на дворик крохотный глядело, / весь кошками бездомными пропахший». А они вдвоем — нагие, на постели жесткой «убогого предместья», не спят, «готовясь к таинству любви».
Прошло столько лет, и вот Неруда обращается к ней с горечью, с упреком: «И может, лишь тогда в тебе пылал огонь, / и может, лишь тогда была сама собою. / Мы вместе целый мир зажгли и вместе погасили, / ты в полутьме осталась / я — с дороги жизни не сошел».
Вглядываясь в прошлое, раздумывая над своими отношениями с Росаурой, поэт говорит: «Для нас существовала в мире лишь одна любовь», но добавляет, что и тогда в Альбертине была какая-то закрытость… «В том городе, где все замарано / обманом и продажною любовью, / не знала ты — куда шаги направить».
Обнажив всю глубинную суть великого противостояния Мужчины и Женщины, молодые любовники высекали неистовый огонь страсти. Этот огонь стихал долго, не вдруг, и оставил в их сердцах глубокие шрамы ожогов…
В далекое прошлое ушел тот памятный октябрьский вечер 1921 года, когда в Городском театре Темуко состоялось буффонно-торжественное действо, где обрела шумную славу «Праздничная песнь», которую сложил влюбчивый, до невероятия
Однажды в разговоре Неруда мне признался, что никогда не мог устоять перед любовью женщины, перед ее зовущими глазами, особенно если она ему нравилась. Что ж, разве это противоречит понятию о мужской чести? Мужчина, если он настоящий мужчина, непременно должен откликнуться на зов женщины.
В жизни поэта не раз была большая любовь, бывали и сильные увлечения, но никогда он не опускался до любовных интрижек. Таков Неруда — с юности, со студенческих лет в Сантьяго, где городской шум прорезывали звонки трамваев, где, куда ни кинь взгляд — прекрасные молодые девушки. В каждой из своих подруг поэт видел воплощение самой весны, благоухающую «ветвь цветущей жимолости на любовном ложе». «Одна-единственная пламенная встреча…» Он придавал непреходящее значение и этим мимолетным встречам. «Моя поэзия, ты вызревала в одиночестве, / ты зарождалась в неистовом горении двух тел, / когда светила обнаженная луна / и торжествующе звучали все стихи земли».
45. Переписка с родными
В эпистолярном наследии Неруды есть двадцать восемь писем, которые он написал в самые разные годы. Они были опубликованы мадридским издательством Центра ибероамериканского сотрудничества — «Культура испаника» — в 1978 году. Уго Монтес написал к ним глубокое, содержательное предисловие. Лаурита, как мы уже знаем, была женщиной простой, непритязательной, но в чем-то весьма сложной. Она, эта хранительница рода Рейесов, с удивительным умением поддерживала отношения со всеми родственниками — близкими и дальними. В самом надежном месте, точно сокровище, берегла Лаурита все до одной бумаги старшего брата, начиная с его школьных лет. Лишь благодаря ей уцелели и дошли до нас многие тексты раннего Неруды. Лаурита, как уже упоминалось, говорила все напрямик и порой довольно резко. Люди или нравились ей, или не нравились. Никаких половинчатых оценок. Она считала, что Пабло унаследовал кое-что от своего деда Хосе Анхеля: тот не писал стихов, зато любил их декламировать, читал не только Библию, но и знал на память длинное стихотворение Виктора Гюго «Молитва за всех» в переводе Андреса Бельо. А вот общительность, способность легко заводить друзей — это у Пабло от отца. Так утверждала Лаурита. Она помнит, что в детстве по утрам на плите долго кипел чайник и в дом заходили позавтракать железнодорожники, кто совсем рано, кто попозже. Старший брат любил Лауриту. Однажды, когда она, еще совсем девочка, разбила фарфоровую вазу и заплакала от страха, он взял вину на себя.
Ее мало трогала слава, она относилась с восхищением и к Пабло и к Родольфо. Оба были ей одинаково близки. Лаурита безмерно гордилась тем, что у младшего брата поставленный от природы тенор и что он любит оперу, особенно «Травиату», знает из нее почти все арии. Родольфо мечтал стать оперным певцом и поступить в Государственную консерваторию. Но отец посчитал это блажью и решительно воспротивился желанию Родольфо. Мало ему, что старший сын занимается стихоплетством! Только этого не хватало! Сразу два бездельника в одной семье…
Я привык считать, что Лаурита не была замужем. Как-то не приходилось видеть ее в обществе мужчин… «Она — вдова», — объяснил мне однажды Пабло. Лаура вышла замуж за своего дальнего родственника — Рамона Кандиа Кеведо, владевшего небольшим земельным участком в Паррале. Но в 1941 году Кандиа Кеведо скончался от разрыва сердца. Они были женаты меньше двух лет. А ее единственный сын умер младенцем. «Не ладится у нас с потомством», — грустно шепнул мне Пабло. В 1938 году Лаура переехала в Сантьяго. Она работала воспитательницей в Женском училище номер 2 и пробыла в этой должности двадцать четыре года. Выйдя на пенсию, Лаурита совершила поездку в Европу и целых три месяца жила в парижской квартире у Пабло. Поэт в то время был послом Чили во Франции. В Париже ей захотелось взглянуть, что такое ночная жизнь. И она решилась. А что тут страшного? Кто ее здесь знает?.. Вдвоем с подругой Марией Малуэндой строгая Лаурита отправилась в «Фоли-Бержер», а потом провела всю ночь в «Ла Куполь». Этого ей хватило сполна.