Неверная. Костры Афганистана
Шрифт:
Доктор мне на самом деле нравился. Он был вежливым и добрым и лечил детей, которым отрывало ноги минами, но я немного запутался с тем, кто нравится мне больше – он или Хаджи Хан.
Доктор Хьюго спасал афганцев, а Хаджи Хан сам был афганцем.
Как бы там ни было, я решил, что не следует, наверное, вручать Джорджии книгу с любовными стихами при докторе, и, поскольку понимал, что не смогу ни рот удержать на замке, ни заставить свои глаза скрыть, о чем я думаю, благоразумно остался у себя в комнате.
Однако через десять минут Джорджия нашла меня
– Что ты тут прячешься? – спросила она, после того как постучала в дверь и я разрешил войти.
– Так, отдыхаю, – соврал я.
– Правда? Было много дел?
И я, конечно, не удержался и выложил все как есть.
– Да, дел и впрямь было много. За мной приехал Хаджи Хан, и мы отправились на его машине – там еще охранник был, с автоматом, – в Хаир Хана, чтобы помолиться за Спанди. А потом он отвез меня домой и рассказал о своем лучшем друге – тот умер, упав в красную реку и ударившись головой о камень, когда они оба были еще детьми, а потом он дал мне книжку и сказал, чтобы я читал ее тебе иногда, потому что ты ленивая.
– Ах вот как?
– Да.
– Понятно.
Я достал книгу, которую спрятал под подушкой, и отдал ей.
Джорджия бережно взяла ее в руки и погладила своими длинными, белыми пальцами кожаный переплет, прежде чем открыть.
– Какая красота, – прошептала она, и я кивнул.
– А еще он сказал мне, что для тебя готов дом, и, когда ты приедешь, там будет Исмераи.
Джорджия кивнула.
– Это хорошо, – сказала она.
– Я не знал, что ты едешь в Джелалабад.
– У меня там кое-какая работа. Еду завтра – нужно снова поговорить с Баба Гулем о его козах, – вид у Джорджии стал немного печальный. – Слушай, давай спросим у твоей мамы, не отпустит ли она тебя со мной?
Я задумался ненадолго, и, поскольку ехать мне никуда не хотелось и следовало на самом деле сосредоточить свои мысли на Спанди, я собрался было сказать «нет», но тут вспомнил про Салман Хана. И свернул налево, а не направо.
– Давай, – сказал я.
– Вот и отлично! – Джорджия улыбнулась и двинулась в сторону двери, держа в одной руке книгу, которую сделал для нее Хаджи Хан, а другую протягивая мне, чтобы я за нее ухватился. – Пойдем-ка со мной, – сказала она. – Кажется, нас ждет сегодня кое-что интересное.
На полу в гостиной большого дома была расстелена клеенчатая скатерть, а на ней разложена на бумажных тарелках еда, купленная в ливанском ресторанчике. Вокруг сидели Мэй, ее волосатая подруга Джеральдина, доктор Хьюго, Джеймс – и Рейчел.
Как попала в дом Рейчел, я не заметил, что служило еще одним признаком расстройства моих чувств.
Джеймс был бледен как смерть.
– Привет, Рейчел, с днем рождения! – сказал я.
– Привет, Фавад, большое спасибо. Как поживаешь?
– Да ничего. Не слишком плохо, – ответил я.
– Да, – сказала она, слегка растягивая слова, – порой нам всем бывает нужно немного времени.
Поскольку это был ее день рождения, я проглотил вертевшееся на языке «тьфу» и улыбнулся. Она подвинулась, давая
Еда из ливанского ресторана, как всегда, исчезла с наших тарелок быстрее, чем мальчик является на зов своего отца. Джеймс, правда, почти ни к чему не прикоснулся. И, когда мы все смели и запили шипучей пепси-колой – хохоча, потому что Джеральдина рыгнула так громко, как ни одна женщина при мне еще не рыгала, – журналист сделался совсем тихим и незаметным, и лицо у него стало таким зеленым, что я подумал даже, не тошнит ли его.
– А теперь – подарки! – провозгласила Джорджия, подмигнув Джеймсу.
– Да-да… – сказал он с таким видом, словно и слышать об этом не хотел.
И когда Рейчел, взвизгнув, как маленькая девочка, захлопала в ладоши, он дернулся, словно его укусили.
Это было ужасно смешно.
Первой вручила свой подарок Джорджия – красивый зеленый шарф, который оказался Рейчел очень к лицу. Потом доктор Хьюго вручил ей небольшую пластмассовую коробку, где лежали бинты, иголки, какие-то мази и прочие медикаменты – вещи полезные, случись авария, но вряд ли способные быть предметом мечтаний. После него Мэй подарила Рейчел фотографию игроков в бузкаши в рамке, сказав, что это от нее и «Джери».
– И, гм, от меня мелочишка… – сказал наконец Джеймс, – с наилучшими пожеланиями.
Голос его был нетверд, и рука тряслась как студень, когда он протянул ей маленькую коробочку, обернутую зеленой и серебряной бумагой. Но Рейчел его состояния как будто не заметила.
– О-о-о… – сказала она, разорвав упаковку и осторожно откинув крышечку.
Блеск серебра и золота отразился в ее глазах, и все перестали разговаривать и затаили дыхание.
Рейчел вынула кольцо и повертела его в пальцах.
– Оно прекрасно, Джеймс, – сказала она тихо. – Я польщена, правда… это так мило с твоей стороны, но… я на самом деле… мне очень жаль, но я никак не могу за тебя выйти…
Джеймс застонал.
– Этого-то я боялся, – сказал он. – Это всего лишь подарок, Рейчел, я не имел в виду…
Едва начав объяснять, он остановился на полуслове, потому что все захохотали – и громче всех Рейчел.
– Знаю, Джеймс! – сказала она. – Я же шучу. Джорджия мне рассказала о приключившемся с тобой приступе паники!
Джеймс снова застонал и хлопнул себя по голове. Щеки у него слегка порозовели.
– Но кольцо действительно великолепно, – сказала Рейчел. – Я с удовольствием буду его носить. Спасибо.
– Не за что, – усмехнулся Джеймс, привстал и потянулся через скатерть, чтобы ее поцеловать. – Погоди… – вдруг вспомнил он, усевшись обратно, – ты, кажется, сказала, что не пошла бы за меня?
Рейчел захихикала.
– Да ты посмотри на себя! Избалованный лентяй, неряха страшный… и вечно пьян к тому же. Как бы я, интересно, показала тебя своим родителям?