Невероятный год
Шрифт:
Мы стоим рядом. Пахнет ванилью, хрустящей корочкой, на земле красивые узоры от капель теста и масла, в желудке урчит. Ждём нашей очереди.
Горячие жареные бананы с виду похожи на горячие жареные пирожки. Да и разбирают их, как пирожки. Ещё минута и в руках у нас газетные кульки, шершавые, жаркие, текст на них местами впитал масло и стал жирным. Разворачиваем, едим заветные пирожки. Ой, то есть бананы.
– Очень вкусно! – мычит жующий Реми.
Солнце слепит ему в глаза, и губы у него блестят, как у актрисы.
Покончив с бананами, замечаем рядом еще одну лавочку. И там тоже жарят. Только не пирожки, а мячики. Предположительно теннисные. «Луковая пакора – вот как они называются» – разъясняет улыбчивый продавец. Нам интересно, поэтому покупаем и их. Снова в руках кулёк и снова из
Луковая пакора, оказывается, сделана не только из лука, но и из перца чили, мелко нарезанного и равномерно распределённого по всему пакоровому шарику, и внутри, и снаружи.
– Очень остро! – говорю я Реми, который в последнюю минуту передумал насчёт пакоры и взял вторую порцию бананов. – И вроде бы вкусно!
– Вроде бы?
– Очень остро! – снова говорю я, обмахивая рот ладонью. – Очень очень очень остро! Дай воды!
А через миг уже кричу:
– Не помогает!
Реми тянет за руку:
– Пошли туда, мороженое есть! Я читал, что молоко нейтрализует!
В кафе-мороженое, куда меня затянул Реми, мороженого, как назло, не оказалось, но были молочные коктейли. Дыша через открытый рот, я ткнула на первый в списке, тот, что назывался «фалуда». Времени на раздумья не было, название мне понравилось, да и мороженщик одобрил, заблестев в глазах и покачав головой задорным колокольчиком. Я взмолилась: «Если можно, побыстрее! Пли-из!» Он немедля удалился и загремел посудой из соседней комнаты. Я радовалась и не находила себе места. Фужер прибыл минуты через три, во время которых две пары взрослых и одна – детских рук активно нагоняли воздух в направлении обожжённого пакорой языка. Мороженщик поставил его на столик передо мной. Я уставилась на бокал и онемела. Через мутный пластик просвечивалась густая розовая молочная смесь в чёрную крапинку и слои чего-то иссиня-зелёного с кровавыми подтёками в глубине. Там, кажется, ещё что-то булькало, перемежалось и даже шевелилось. Я нервно сглотнула и прикоснулась к торчащей из бокала длинной ложке. Субстанция будто отозвалась, оживилась, и из пучины показались фрагменты фруктовой мякоти, остриженные ногти, белые пёрышки и ещё нечто цветное и очень правильной формы. Кубики лего, – подумала я. Сквозь всклокоченные гребешки взбитых, но тяжёлых сливок, выползала тягучая жижа. Багровыми ручейками она переливалась через края и, пробираясь вдоль стенок вниз, замертво останавливалась на полпути, так и не капнув.
– Это фалуда? – на всякий случай переспросила я, переводя взгляд на мороженщика.
Тот всё ещё стоял рядом, и его глаза по-прежнему блестели. Пока я таращилась на блюдо, напоминавшее вывернутого наизнанку и искусно впихнутого в бокал петуха, он таращился на меня, вроде как предвкушая моё предвкушение. Правда, теперь, заметив, как я испугалась, улыбка с его лица немного сошла. «Да, мадам» – сказал он и снова утвердительно затряс головным колокольчиком, да так живо, что изнутри послышалось лёгкое дзиньканье.
– Пей скорее! – командовал Реми.
Я ничего не ответила, снова сглотнула жгучую от пакоры слюну, выдохнула и, зажмурив глаза, потянула в себя странное питьё, интенсивно внушая себе, что оно мне во благо, что это что-то вроде лекарства или переливания крови.
Каждый бармен знает, слово «коктейль» происходит от английского: «cock tail», означающее дословно «петушиный хвост». Но не каждый бармен догадывается, что сами петушиные перья имеют весьма опосредованное отношение к коктейлям и попали в название напитка вовсе не из-за перьев, которыми, согласно легенде, украшали выпивку, а благодаря английским торговцам лошадьми. Вернее, самым подлым из них, придумавшим ужасный трюк. Выставляя на продажу старых кобыл, они вкладывали им в зад, о боже, кусочки имбиря и острого перца. Жгучие суппозитории действовали безотказно – в глазах бедных животных зажигался дьявольский огонёк, а хвосты их буквально оживали и вздёргивались. Эту ретивость во взгляде и «петушиные хвосты» наивные покупатели принимали за игру молодой крови, бойкую энергичность и выкладывали за таких лошадок приличные деньги. Находчивые же и бездушные купцы ухмылялись, хлопали себя по пухлым карманам и поговаривали, извращая смысл известной присказки: «Молодость тратится на приобретение богатства, а богатство на покупку молодости». При чём же тут коктейли? Да при том, что те же имбирь и перец в то время добавляли и в напитки, которые подбадривали и оживляли даже самых древних джентльменов и мадам, за что и получили прозвище «петушиный хвост».
– Ммм… – мычу я, поглощая фалуду и размышляя о том, что в Индии «петушиный хвост», скорее всего, понимают буквально и потому присутствие его в любом коктейле обязательно.
– Ну как? – в один голос спрашивают Реми и мороженщик.
Я безмолвно машу головой, проглатывая не опознанные языком предметы и, наконец, выдаю:
– Очень сладко и скользко!
Мороженщик тут же облегчённо выдохнул и снова заулыбался. Он наверняка подумал, что сказанное мной было комплиментом.
– А что вы туда кладёте? – поинтересовалась я.
– Много чего, – ответил он. – Молоко, розовую воду, семена базилика, фрукты, орехи, желе, вермишель, взбитые сливки, кокосовые стружки, немного специй и…
– Сахарный сироп?
– О да, конечно, сахарный сироп!
Выходя из кафе, говорю:
– Хорошая новость в том, что молоко действительно нейтрализует. А плохая – в том, что за последние полчаса я поправилась как минимум на килограмм.
– Ничего, – успокаивает Реми. – Пару раз искупаешься в океане и похудеешь.
Он заводит мотор, и мы едем дальше. Едем мимо разнопёрых магазинов и кричащих базарных забияк. Всюду мерещится петушиное. Рассматриваю идущих навстречу прохожих, одетых в цветное, и бойких придорожных торгашей. Они тоже рассматривают нас: пристально глядят, оборачиваются, провожают взглядом и, кажется, думают: «И что они здесь потеряли?» А человек, идущий мимо заправки, у которой мы остановились, так и спросил: «Почему вы здесь?» Спросил, даже не поздоровавшись. Забавно, он не хотел нас обидеть, он искренне недоумевал, почему мы сюда приехали. Обычно туристы в эти края не заглядывают, здесь же нет никаких достопримечательностей. Мне хотелось ему сказать, что нам просто нравится куда-нибудь ехать – ехать и не думать о маршруте, ехать и глазеть по сторонам, ехать и пробовать уличную еду, ехать и изумляться неожиданно появившимся на дороге слонам и музыкантам. Но этого всего я, конечно же, ему не сказала, а просто пожала плечами, будто и сама удивлялась тому же, будто и понятия не имела, каким ветром нас сюда занесло и вообще, кто мы такие. Казалось, так было легче. Индиец с озадаченным видом пошёл, куда шёл, а мы снова поехали.
Я поднимаю голову и смотрю, как там, над ней, в две параллели бегут чёрные провода, как они наперекор симметрии и назло всем аксиомам пересекаются, путаются, врезаются друг в друга и как столбы их снова разводят. Пришла мысль, что, вообще-то, это не провода бегут, а это мы бежим. Провода-то на месте стоят, то есть лежат, то есть висят. Отчего-то нам, людям, всегда кажется, что дело не в нас, а в том, на что мы смотрим. И солнце у нас садится, и душа в пятки уходит, и время летит. Достаю из кармана фотоаппарат и делаю снимок. Смотрю на экран. На нём застывшие чёрные линии, лоскуты неба и кусок моего пальца, нечаянно туда угодившего. Вот, теперь точно не убегут провода, думаю я. Достану это фото лет через сорок и, если память не подведёт, вспомню, как ехали мы по неизвестной дороге, неизвестно где, неизвестно куда, в Индии, кажется, мимо стройных пальм, под веерами листьев, с набитыми желудками и маленьким Бруно, а вокруг в тот день – одни петухи встречались. И была я тогда дурой, молодой и какой-то несчастной, хотя всё у меня тогда было: и любимые, и сытость, и небо над головой, и даже фотокамера.
Глава 14. Все смешалось в…
Не успела я вознестись над дорожной и экзистенциальной суетой, словно ангел в перьях, ну, если и не ангел, то хоть кто-нибудь в перьях, как в живот что-то больно кольнуло, или даже воткнулось – прямо в пупок и устремилось наружу через поясницу. В голове громко зазвенело. А в глазах сначала выключился свет, а потом включился, но расщеплённым в вертикальную радугу. В моём телевизоре начались профилактические работы, – подумала я и со стоном схватилась за футболку впереди сидящего Реми, чтобы не упасть.